- Это не причина оставлять на свободе малефикара, - он сострадал несчастному магу, и он сострадал этому городу. Быть может, магу смогут помочь в Круге, а если помочь ему уже нельзя, то смерть излечит его страдания, и душа его соединится с Создателем, обретя покой. - Кто из нас это сделает? Бросим жребий?
- Не, - эльф вновь лениво отложил карты, внимательно глядя на него. - Если тебе охота их сдать, обсуди это с Хоук. Или с Айноном. Вот уж кто будет в восторге.
Вот уж правда, еще и станцует. Удивительно, что он сам еще ничего не сделал, с его-то ненавистью к магам и лично к Андерсу.
Не лучшая тема для дороги к Создателю.
- Знаешь, когда я отправлюсь в Старкхевен, ты можешь пойти со мной, - где бы он ни был, он сможет помочь.
- И что же я там буду делать? - эльф поднял на него скептический взгляд.
- Ты прекрасный воин. Если ты сможешь обучить других сражаться так же, я буду непобедим, - и остальные тоже, а вместе они смогут защитить и Старкхевен, и Эльтину.
- Я не предводитель, - эльф недоверчиво моргнул, и через мгновение удивление стерлось, сменившись злой веселостью. Такой знакомой. - И не думаю, что люди захотят у меня учиться.
- Тогда почему бы не обучать эльфов? Уверен, многие из них по достоинству оценят твои достижения.
- Я… ничего не достигал, - эльф потрясенно заморгал.
- Разве? Ты…
- Отстань от него, - в дверях появилась его тень. Язвительная и темная, как и всегда. - Твои слова звучат так, будто убивать - единственное, на что он способен. Это бесит. Поверь, это не тебе решать.
- Создатель любит и тебя тоже, несмотря ни на что.
Улыбайся, брат Себастьян. Создатель любит и тебя, и вряд ли даст испепелить тебя взглядом.
- Удачи ему, - мрачная тень ядовито усмехнулась и плюхнулась в кресло у камина. - Продолжайте, - на бескровном, будто фарфоровая маска, лице была лишь усталость. Длинные ресницы бросали тень, оттеняя бледность кожи, изломанная линия губ и ярко-очерченный разлет бровей…
Себастьян отвел взгляд, чувствуя, как горят кончики ушей. Каждый раз, когда он смотрел на Айнона, он вспоминал тот странный разговор и жаркий шепот, что произносил ужасные слова, полные страдания и яда. Полные желания вонзить в него когти и рвать, заставив чувствовать то же, что и полуэльф. Себастьян не был невинным, он знал, что значили его слова. Он в мгновение ока представил полуэльфа, распятого на постели среди смятых одеяла и простыни, с по-женски утонченным лицом, искаженным вымученным, насильственным удовольствием, в слезах и с закушенной губой. Слезы и кровь…
Он больше не мог смотреть на него, не видя этой жаркой, греховной картинки. Извивающийся, стонущий, умоляющий… Покорный, с ядовитыми словами, запертыми на замок, с яростью, скованной цепями подчинения, будто дракон, которого усмирили и заставили сесть у ног человека. Дрожащий, принадлежащий, послушный, полный. В цепях, ошейнике, на коленях… Впрочем, Айнона нельзя было назвать порочным, потому что он не знал, что такое порок, как не знал и что такое добродетель. Полуэльф существовал вне понятий нравственности, он жил в мире боли и не знал ничего, кроме страданий.
Себастьян слышал, как кричит его душа, как кричит он, взывая к Создателю, моля о спасении и освобождении всякого, кто был способен услышать его зов сквозь яд и злость, которыми он защищал свои раны. Айнон улыбался и насмехался, безжалостно убивал и ничего не боялся. Но он видел, как смешиваются кровь и слезы на безупречной коже, как он умолял о спасении от своих страданий каждым движением ножа, своим страстным танцем среди крови. И от крика его можно было оглохнуть…
Так много людей страдало в этом городе, быть может, он был избран Создателем исправить это. Чтобы принести свет Создателя в их темные души.
Раньше он был таким же темным, и он не знал истинного предназначения своего существования.
Целомудрие - не удел принцев.
Так думал он, когда солдаты родителей доставили его в монастырь и оставили там. Родители отвернулись от него, назвав позором семьи Ваэль. Обуза, камень на шее. Грязь на свете старшего брата, что со временем возглавит Старкхевен. Но все, чего хотел сам Себастьян - это счастье. Раз уж у него не было ничего, кроме имени его семьи. Но семья отвернулась от него, выбросила, отбросила, оставила гнить в небытие монастыря, среди безликих и безымянных.
И он гнил среди них день за днем, под сотней пристальных взглядов, что должны были быть уверенными, что он в своей камере, покорный, смирившийся, послушный. И он был. Тих, послушен, безлик и безымянен. И одинок, еще больше, чем в огромных комнатах дома Ваэль.
Пока однажды он не нашел записку под своей тарелкой в трапезной.
“Себастьян, я знаю, что тебе невыносимо находиться здесь. Если ты желаешь покинуть обитель, приходи к черному входу в полночь. Я сделаю все возможное, чтобы никто нас не побеспокоил”.
Женский почерк, мелкий и изящный. Быть может это тоже кто-то запертый здесь, безымянный, безликий и одинокий. Кто-то, кого также выкинули и постарались забыть, как поступают со всем, что надоедает, что неугодно, неважно, незначимо.
А ночью он взмолился. Он был хорошим, он смиренно отдавал десятину от тех скромных денег, что мог назвать своими, боролся за праведное дело, сражался с тевинтерскими работорговцами, когда те осмелились ступить на землю Старкхевена, был добр к эльфам, а потому: “Андрасте, помоги мне выбраться отсюда и…”, но мог ли он просить Ее помочь ему избежать следования Ей? Помоги бежать сейчас, беззвучно умолял он, и позже исполню все, чего бы ты ни попросила.
Он вышел из комнаты, сжимая лук, что ему позволили оставить при себе, и вряд ли кому-то еще было позволено оставить свои вещи при себе, особенно оружие. В конце коридора горела свеча, и он выпустил стрелу - она срезала фитиль, и все окутала темнота. Он тихо бежал по тканному ковру на полу, он привык действовать в темноте. Окно. Удар плечом, и оно открыто. Стрела, веревка, как глупо будет умереть, упав из церковного окна. Тени внизу. Нет. Он не будет сражаться.
Разве Матери и служители этой церкви виноваты в его заключении? Разве они пленили его? Разве они желают его забвения? Разве они наказывают его, заковывают в обет безбрачия, чтобы его дети не стали угрозой детям его брата? Они хорошие люди, служащие Создателю в меру своих сил. А его свобода не стоит человеческой жизни.
Бегство - не удел принца.
Так он думал, когда внизу, в тени церковной стены, увидел не одну, а несколько теней. Нежданная помощь пришла не одна. Должен ли он сражаться? Или бежать?
К нему вышла одна из фигур. Седоволосая женщина, облаченная в алую мантию. Прямая, будто статуя горящей Андрасте.
Она заговорила с ним, тихий мелодичный голос тек по пространству двора, дрожал во тьме, бился о стены. И он узнал его. Этот голос читал Песнь в Киркволле, в Старкхевене, во всей Свободной Марке. В его душе тоже. Верховный Клирик Эльтина - Матерь всем верующим. Она отослала храмовников, что пришли вместе с ней, она улыбалась ему, она смотрела с пониманием.
- Я написала эту записку, потому как понимаю, что ты чувствуешь.
Как мог кто-то понять его? Понять всю боль от предательства, одиночества, забвения, разрушения, безымянности?… Но ее глаза, светло-серые, мягкие и полные сострадания смотрели на него, они видели его, они видели все это.
Она протянула руку и взяла его ладонь, мгновение спустя в нее опустился тяжелый кошель, полный монет. Он с удивлением смотрел на него.
- Люди служат Создателю разными путями, Себастьян. Тебе не нужно принимать обеты, чтобы служить Ему.
Она улыбалась ему натянутой улыбкой, что делало морщины на ее лице более заметными, она развернулась, чтобы уйти в помещение церкви. И когда ее рука коснулась двери, он заговорил.
- Но почему Вы это делаете?
Эльтина обернулась к нему, и лунный свет создал вокруг нее светящийся ореол, и это не было случайностью. Это было, как будто Создатель встал за ее спиной, освещая ее и путь, выбранный ею.