Гарри, Рон, Гермиона и Джинни уселись в конце одного из рядов, ближе к озеру. Лиз отошла к профессору Флитвику и стала обсуждать выступление, которое она готовила эти несколько дней с ребятами из хора. Оговорив с профессором все детали, Лиз повернулась, что пойти к ребятам ,которые заняли ей место с краю у прохода. Первым делом она увидела Корнелиуса Фаджа, которого она видела в Хогвартсе лишь издалека во время Турнира Трех Волшебников — лицо жалкое, в руках его обычный зеленый котелок; следом Лиз увидела Риту Скитер, а затем — Лиз не смогла удержаться от возгласа полного отвращения — на глаза ей попалась Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с черным бархатным бантиком на кудряшках. Заметив кентавра Флоренца, застывшего, точно часовой, у кромки воды, она дернулась и поспешила занять место подальше от него.
Лиз добралась до своего места рядом с братом как раз в тот момент, когда свои места заняли преподаватели. Лиз посмотрела на Гарри, который смотрел в первый ряд. Проследив за его взглядом, она увидела Скримджера, который с мрачным и достойным видом сидел рядом с профессором Макгонагалл. Лиз перевела взгляд на брата и взяла его за руку в знак поддержки. Но тут заиграла музыка, странная, неземная, и Лиз огляделась по сторонам, пытаясь понять, откуда она доносится. Не только она — многие беспокойно вертели головами, отыскивая источник музыки.
— Вон там, — шепнул ей на ухо Гарри.
И тогда она увидела их: в нескольких дюймах под поверхностью чистой, зеленоватой, просвеченной солнцем воды хор водяного народа, который пел на странном, неведомом ей языке. Мертвенно-бледные лица певцов были подернуты рябью, вокруг плавали лиловые волосы. От музыки у Лиз волосы встали дыбом, однако неприятной она не была. Музыка ясно говорила об утрате и горе. Лиз понимала, что это пение и этот народ навсегда отпечатались у нее в памяти. Она слышала много языков, видела разных исполнителей, но такого прекрасного и в то же время печального ей не доводилось слышать.
Меж тем мимо промелькнуло что-то громадное и лохматое. Это по проходу между стульями медленно шествовал Хагрид. Лицо его блестело от слез, он безмолвно плакал, неся в руках, как сразу поняли все присутствующие, тело Дамблдора, завернутое в темно-фиолетовый с золотыми звездами бархат. От этого зрелища у Лиз пересохло горло и потемнело в глазах, казалось, на миг лишили летний день всякого тепла. Рон побелел, выглядел потрясенным. На колени Джинни и Гермионы падали слезы. Гарри же сжал губы как можно сильнее, чтобы не пустить боль утраты наружу. Лиз снова сжала его руку, брат лишь опустил голову.
Посмотрев вперед, Лиз увидела, как Хагрид осторожно опустил тело на стол. Потом отступил в проход и трубно высморкался, заслужив несколько возмущенных взглядов, одним из которых, заметила Лиз, наградила Хагрида Долорес Амбридж, за что Лиз захотелось послать в нее Остолбеней. Тем временем музыка смолкла, и он обратил взгляд к мраморному столу.
Маленький человечек с клочковатыми волосами и в простой черной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Дамблдора. Что он говорит, ни Лиз, ни остальные расслышать не могли. Лишь отдельные слова долетали к ним поверх сотен голов. «Благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «величие души»… Почему-то Лиз хотелось слышать простые открытые слова, а не эту пафосную речь, в которой не было ни грамма расположения, печали и боли утраты.
Слева донесся тихий плеск, и Лиз увидела, что водяной народ повысовывался из озера, чтобы тоже послушать прощальное слово. Она вспомнила, как два года назад она была их пленницей во втором испытании чемпионов, среди которых был Седрик.
Она оглядела всех присутствующих и вдруг поняла: все изменилось, беззаботное детство, если его так можно назвать, ушло безвозвратно. И начало всему – смерть Седрика. Как же это было давно, вдруг подумала Лиз. Казалось, в эти два года уместилась еще одна целая жизнь. Лиз вспоминала пятый курс, полный печали и борьбы, закончившееся чуть было не собственной смертью. Ей вспомнились бабушка с дедушкой, которых она при жизни не знала, но которых полюбила всем сердцем за тот короткий миг, который они провели вместе в ее сознании. Она думала о шестом курсе, который для нее прошел безболезненно, но который принес ей больше разочарований, чем два предыдущих. Сейчас Лиз посмотрела на гробницу. В ней найдет свое пристанище, последний приют человек, который был символом борьбы добра со злом. Теперь, переведя взгляд на брата, она поняла, что этим символом отныне будет Гарри. Именно ему предстоит быть движущей силой, человеком, за которым пойдут волшебники, именем, которое будет вселять надежду в тех, кто ее утратил. В самые темные времена ее брату предстоит стать светочем добра, проводником веры на новое лучшее будущее без войны и кровопролития. И тогда, осознав все это, Лиз стало неимоверно жаль Гарри. Готов ли он к такой ответственности? Способен ли он по-настоящему противостоять Волан-де-Морту? Хватит ли у него смелости, моральных сил и стойкости, чтобы дать отпор, на который все так надеются? Только сейчас Лиз осознала, какое напряжение, должно быть, испытывает Гарри. Лиз перевела взгляд на брата и удивилась: из глаз Гарри текли слезы. Он отвернулся от Лиз, от всех, и смотрел поверх озера на Лес. Проследив за взглядом брата, она заметил вдруг какое-то движение среди деревьев. Кентавры… Они тоже пришли проститься с Дамблдором. Из-под деревьев кентавры не вышли, но было видно, как они тихо стоят, опустив луки и глядя на волшебников.
Человечек в черном наконец-то умолк и вернулся на свой стул. Гарри ожидал, что кто-то еще встанет у тела, кто-то еще, быть может, министр произнесет речь, но нет, никто не двинулся с места.
В этот момент кто-то схватил Лиз за руку. Дернувшись от неожиданности, она всполошила рядом сидевших друзей. Обернувшись, Лиз узнала девочку, мулатку по имени Амели, когтевранку с пятого курса.
- Нам пора, - произнесла она.
Лиз тут же встряхнулась, встала со своего места и сняла парадную мантию. Под ним оказалось черное кружевное платье по колено. Бросив взгляд на друзей, она пошла за девушкой по проходу к мраморному столу, на котором лежало тело Дамблдора.
Их было пятеро: Лиз, Амели, темноволосая девушка из Пуффендуя и двое когтевранцев. Они вышли на сцену и встали в шахматном порядке, где Лиз с пуффендуйкой стояли спереди, а позади них в центре Амели, парни обрамляли их коллектив.
И вот будто бы из ничего заиграла мелодия. Небольшой проигрыш, призванный привлечь внимание гостей. Они начали все вместе, как один голос, где все равны и нет солирующих. Единый организм, разливающийся на пять голосов…
Пятьсот двадцать пять тысяч
Шестьсот минут,
Пятьсот двадцать пять тысяч
Таких дорогих моментов,
Пятьсот двадцать пять тысяч
Шестьсот минут,
Как еще можно измерить год?
В рассветах, в закатах, в полуночах,
В чашках кофе
В дюймах, в милях, в смехе, в борьбе,
В пятисот двадцати пяти тысячах
Шестистах минутах,
В чем вы измеряете год жизни?
А как же любовь?
Как же любовь?
Что насчёт любви?
Измеряйте год в любви,
Сезоны любви
Пятьсот двадцать пять тысяч
Шестьсот минут,
Пятьсот двадцать пять тысяч
Запланированных путешествий,
