Если можешь, прилетай скорей

Когда она открыла глаза, Лиз увидела миссис Диггори, безмолвно плачущую.

- Простите, я вас огорчила, - извинилась Лиз.

- Ничего. Это прекрасная песня. У меня нет слов… - она достала из кармашка платок и вытерла щеки. – Хотя я думаю, ты должна кое-что знать… Седрик мне говорил… незадолго до того, как всё случилось… Он всерьез думал о том, чтобы связать свою жизнь с твоей… Он хотел на тебе жениться, когда тебе исполнилось бы 17.

Лиз сделала вдох, а выдохнуть уже не смогла. Внутри нее что-то взорвалось и разорвало внутри все на мелкие клочки. Она сейчас поняла, что потеряла то самое, единственное, что встречается лишь однажды… свою половинку… свою родственную душу… иначе сказать невозможно… Сейчас она почувствовала, как будто ее снова убили… вырезали внутри дыру и оставили умирать… Она смотрела на женщину не моргая, не способная дышать и шелохнуться.

- Лиз, - женщина дотронулась до ее руки. Девочка опомнилась. Вздрогнув, она опустила глаза и сказала:

- Спасибо, что рассказали мне… Это очень… очень важно для меня… - она не сдержалась. Град, нет, проливной дождь из слез начался снова. Миссис Диггори не оставалось ничего, кроме как обнять девочку и постараться успокоить.

Через десять минут она дала девочке фотографию и отпустила домой. Уставшая, разбитая от слез и переживаний, Лиз уходила почти без эмоций. Она практически ничего не сказала на прощание т.к. слезы снова начинали падать из глаз. Опустошенная, Лиз шла по дороге, прижав к груди фотографию Седрика. Слова ее матери врезались ей в памяти и прокручивались снова и снова… Он хотел разделить свою жизнь с ней. Ее будущее было загублено, уничтожено… Ей хотелось кричать от боли, злости и жуткой ненависти к Волан-де-Морту и всем Пожирателям смерти. Сейчас она чувствовала, что если бы они попались ей на глаза, она бы убила их голыми руками. Они отняли у нее ее будущее… Кусая губу и прижимая фото, Лиз шла домой, стараясь не объявить войну всем и каждому.

Меж тем, как только дверь за девочкой закрылась, в гостиную въехала инвалидная коляска. В ней сидел худой парень со светлыми волосами. По его щекам текли слезы. Он посмотрел на свою мать и сказал:

- Я чуть не выдал себя, мама. Я так ее люблю! А она думает, что я мертв!

- Мне тоже было нелегко, Седрик. Но Дамблдор просил не говорить ей, - мягко возразила женщина.

- Будь проклят этот Дамблдор! – крикнул парень, развернул коляску и уехал на кухню. Сейчас ему не хотелось верить ни в один довод старика. Ему хотелось все рассказать его Лиз, но Седрик не мог. И все из-за слова, данного этому Дамблдору!

Комментарий к Chapter 45 (Шестая книга)

Песня:

Нежность (есть множество вариаций этой песни. Послушайте в исполнении Татьяны Булановой. У нее версия более робкая, как мне кажется. Во всяком случае, я представляла ее, когда выбирала песню)

========== Chapter 46 ==========

Многие люди не помнят того момента, когда их жизнь изменилась до неузнаваемости. Кому-то понадобилось больше времени, чем одно мгновение. В результате, оборачиваясь на пройденный путь на склоне жизни, они не понимают, как так могло произойти и бессильно опускают руки. Но Седрик был не из тех людей… Он точно знал, когда все пошло прахом. Он знал, кому обязан его сегодняшним положением. Он знал все… И поэтому ему было тяжелее сдержать злобу. Однако, в самом начале и ее не было…

***

Зеленый луч света и холод, сменившиеся темнотой… Он думал, что это конец. За миг до конца он пожалел о том, что не послушал Лиз… Как бы ему хотелось увидеть ее в последний раз, сказать, как он был не прав, но уже слишком поздно…

***

Робкий луч света пробрался сквозь льняную занавеску и теперь щекотал лицо парня. Сначала ему показалось, что он в Раю: всё вокруг белое, светится… Но было что-то не так… Седрик попытался пошевелиться, но у него не получилось. Тогда он попробовал сесть, но и это ему не удалось. Последняя попытка – закричать. Ничего. «Что же со мной?» - испуганно промелькнула в его голове мысль. Его глаза метались от одного предмета к другому, с потолка, на стены, с двери на окно. До него дошло, что он в какой-то комнате. Но где? И почему он один? Он не понимал, жив он или мертв, пока не увидел… лицо его матери… Заплаканная Азалия Диггори смотрела на своего сына. Он увидел ее измученное, испуганное и одновременно удивленное лицо лишь на мгновение, а затем оно снова выпало из поля его зрения. Он хотел замотать головой, позвать ее, но у него не выходило. Паника охватила его… Седрику начало казаться, что это всего лишь видение его матери, а не она сама. Но он снова оказался не прав.

Прошло несколько минут, показавшихся ему вечностью, прежде, чем он увидел своего отца. Он радовался, но плакал… Седрик не понимал почему. Парню хотелось сказать «Все хорошо! Эй, это же я, Седрик. Я жив!», но вместо этого он видел только лицо своего отца. Он заметил, что отец шевелит губами словно… говорит. Он говорит! Парень напряг слух, но слышал только тишину. Отчаяние из-за бессилия накрыло его с головой. Пусть внешне он и выглядел неподвижным, застывшим, как камень, внутри его разрывалось пламя. Оно сжигало, поглощало всё с немыслимой яростью… И все из-за бессилия… Поняв, что ничего не меняется, ему захотелось плакать… К его удивлению, Седрик почувствовал горячую мокрую дорожку, спускающуюся к виску. Ему даже показалось, что он начал различать какие-то звуки.

С…с…Сед… Сы… Внутри него всё напряглось. Все его тело хотело услышать… Каждая его клеточка сейчас настроилась на волну его ушных раковин, чтобы помочь парню услышать. От напряжения лицо парня налилось кровью. Конечно, парень не знал этого наверняка, но лицо его отца – взволнованное и испуганное – подсказывали ему это.

- Седрик, сын мой, - вдруг донеслось до него.

Парень услышал голос отца… Приглушенно, словно тот находился в другой комнате за стенкой, но он слышал.

- Ты слышишь нас, Седрик? – дрожащим голосом спросила мама.

«ДА!» – хотелось ему кричать, но вместо этого комнату заполняла тишина.

До него вдруг дошло – он мог моргать… Это возможность. Он тут же лихорадочно заморгал, глядя прямо в глаза отцу.

- Ты нас слышишь? – осторожно повторил отец.

Одно моргание – да.

- Он моргнул один раз. Это значит да? – повернувшись к жене, спросил он.

- Думаю, что да.

- Сынок, - отец повернулся к парню, - один раз – это да, два раза – нет?

Ответом было одно моргание.

- Да! Он нас слышит! – ахнул Амос.

- Милый, не бойся, мама и папа рядом, - Азалия взяла сына за руку. Седрик моргнул:

- Не боюсь.

- Ты находишься в больнице, - осторожно заговорил отец. – Ты находился в коме четыре месяца. Сейчас конец октября. Сынок, ты помнишь, что с тобой произошло?

- Да, - моргнул тот.

- Всё произошло так, как говорила Лиз?

- Да.

Амос тяжело вздохнул.

- Наверное, ты задаешься вопросом, почему ты остался жив?

- Да.

- Мы сами не знаем, - опустил голову мистер Диггори. – Дамблдор говорит, это из-за Лиз. Она тебя защитила. Как? – он посмотрел на сына. – Даже такой человек, как Дамблдор, не знает. Он только говорил что-то о силе любви, но я не понял ничего.