Одним из направлений деятельности ЦК по защите партийной информации было реагирование на факты ее разглашения. Не смотря на принимаемые меры организационного и административного характера по соблюдению режима секретности, происходили случаи разглашения секретных документов как через органы печати, так и партийные инстанции. Эти инциденты незамедлительно становились объектом обсуждения и решения Секретариата ЦК, Оргбюро, а в особо экстренных или значимых случаях и Политбюро ЦК. Так на заседании Политбюро 15 февраля 1930 года рассматривался вопрос «Об опубликовании Северо-Кавказским и Нижневолжским крайкомами решений о раскулачивании». Последовало довольно строгое, но без оргвыводов решение. Политбюро постановило: «Северо-Кавказским крайисполкомом опубликовано в местной печати и дано в центральную печать подробное решение о раскулачивании во многом буквально повторяющее особо секретное решение ЦК от 30.1., а Нижневолжским крайисполком издал типографическим способом аналогичное же постановление, что фактически также ведет к разглашению секретных решений партии. ЦК считает эти факты совершенно недопустимыми и ставит на вид секретарям крайкомов Андрееву и Шеболдаеву нарушение решения ЦК. Указанное решение ЦК и дополнительно данные им указания подлежат твердому проведению в жизнь с особым внимаем к делу сплочения вокруг партии действительно широких масс крестьянства, что не имеет ничего общего с газетной шумихой и разглашением особо секретных решений партии. Настоящее постановление разослать к сведению всех краевых комитетов и национальных ЦК»[149]. В некоторых случаях принимались меры административного характера. Так, на заседании Оргбюро 8 января 1938 года рассматривался вопрос, поднятый Мехлисом «Об антисоветской статье в журнале “Трибуна”». В данном случае Оргбюро вынесло суровое решение: «Снять С. Диманштейна с работы редактора журнала «Трибуна» за опубликование антисоветской статьи, направленной к тому, чтобы посеять недоверие избирателей к кандидатам в депутаты Верховного Совета СССР за пропаганду буржуазного национализма. Журнал «Трибуна», выходящий на русском языке, оторванный от читательских масс и дублирующий еврейские газеты — закрыть»[150].

Секретные партийные подразделения не могли не быть в стороне и от политической борьбы. Примером тому служит один из эпизодов. Речь идет о заявлении Л. Д. Троцкого, К. Б. Радека, Г. Л. Пятакова от 29 декабря 1923 г. о «Правде», в котором они обвиняют А. М. Назаретяна и Г. И. Сафарова в подлогах и фальсификации заявлений Л. Д. Троцкого в «Правде» и «просят» наказать А. М. Назаретяна и Г. И. Сафарова и изменить метод работы в «Правде». По этому поводу Л. Д. Троцкий, К. Б. Радек и Г. Л. Пятаков писали: «…В заключении считаем необходимым указать, что весь этот эпизод имеет колоссальное симптоматическое значение, свидетельствуя о тех поистине трагических опасностях, навстречу которым идет партия при тех методах борьбы, одним из выражений коим являются вышеприведенные факты. Мы считаем, что этому должен быть положен во чтобы то не стало конец и именно сегодня, так как каждый день делает обстановку все более и более опасной для партии»[151]. В ответ на это письмо И. В. Сталин заступается за А. М. Назаретяна, обвиняет Л. Д. Троцкого, К. Б. Радека и Г. Л. Пятакова в фракционности и склоках. В письме И. В. Сталин также затронул вопрос о разглашении секретной партийной информации. Он пишет: «…Как раньше секретные документы и заявления, направленные против ЦК (например, письмо 46-ти и письмо т. Троцкого и т. п.) становились немедленно достоянием широких кругов членов партии и даже беспартийных и Армии, получая широкое распространение, так, очевидно и настоящее вызывающее заявление будет пущено в широкое обращение для подрыва доверия к ЦК нашей партии и ее Ц. О. Политбюро категорически заявляет, что подобные выступления, носящие типичный характер склоки, грозят действительно создать атмосферу раскола, чреватую серьезнейшими последствиями»[152]. На заседании 4 апреля 1927 года Секретариат рассмотрел справку Заведующего Секретным отделом ЦК И. П. Товстухи в связи с заявлением Л. Д. Троцкого на февральском Пленуме ЦК об отказе выдать ему неправленые стенограммы речей на Пленуме. В своей справке И. П. Товстуха пишет: «На пленуме ЦК 1–2 февраля с. г. тов. Троцкий заявил: «Я не пользуюсь привилегией получать чужие не выправленные стенограммы….» и другой раз «…По распоряжению тов. Сталина мне не дали стенограмму, когда я ее потребовал». Далее И. П. Товстуха отмечает: «считаю необходимым заявить, что запрещения выдачи чьей-либо не выправленной стенограммы тов. Троцкому или кому бы то ни было из членов ЦК со стороны тов. Сталина никогда не было и категорически утверждаю, что в практике нашей работы не было ни одного случая, когда бы тов. Троцкий просил и ему было бы отказано в выдаче чьей-либо не выправленной стенограммы. Кстати, можно здесь напомнить случай, когда тов. Троцкий попросил дать ему не выправленную стенограмму речи т. Мануильского на IV нац. совещании и счел, тогда же, нужным заявить о «…любезном содействии секретариата» в этом»[153]. Из приведенных примеров видно что, как и весь аппарат ЦК, секретные подразделения в определенной степени были вовлечены во внутрипартийную борьбу. Кстати сказать, разглашение секретных сведений в дальнейшем очень часто ставилось в вину оппозиционерам И. В. Сталина, что инкриминировалось в виде обвинений и на судебных процессах.

Таким образом, из вышеизложенного следует, что, придя к власти в 1917 году, большевики столкнулись с проблемой защиты информации не только в государстве в целом, но и в партийных структурах. С самого начала функционирования вопросы защиты партийной тайны постоянно возникали в поле зрения высших органов партии. Советской республике пришлось разрабатывать и в тяжелых условиях создавать новую, эффективно работающую, систему защиты государственной тайны. Параллельно с этим, создавалась и система защиты партийной тайны. При сложившемся партийно-государственном устройстве страны, в общем — это была единая партийно-государственная система. Партийная тайна в широком смысле, воспринималась руководством партии и партийным аппаратом как государственная тайна. Многие секретные вопросы сначала проходили обсуждение на самом высоком партийном уровне (но было и наоборот), воплощаясь затем в совместных партийно-государственных решениях. Но, исходя из специфики партийного устройства, отличающегося от государственного, в узком смысле можно говорить и о самостоятельной партийной системе защиты информации со своими секретными органами, секретными функциями, распорядительной и нормативной базой, и раздельным, начиная с 1922 года, общим и секретным делопроизводством. Но нельзя отрицать, что во многом эти системы дублировали друг друга.

Вопросы обеспечения секретности поднимались как отдельными членами ЦК, так и подразделениями Секретариата и ЦК. Инициаторами некоторых вопросов по обеспечению секретности были и государственные органы власти и управления. Общий же контроль за соблюдением и обеспечением режима секретности в стране возлагался на структуры государственной безопасности,  — созданного в 1921 году, Специального отдела ОГПУ. Контроль за соблюдением режима секретности в аппарате Секретариата ЦК и работе с секретными партийными документами в партийных комитетах на местах осуществляли секретные подразделения ЦК — Секретный отдел (Бюро Секретариата, Особый сектор). Они же были инициаторами или по поручению ЦК, ответственными исполнителями мероприятий по вопросам защиты информации. Основная часть вопросов по защите информации Секретным отделом выносилась на Оргбюро и Секретариат ЦК, а наиболее важные, на Политбюро ЦК. Так, на заседаниях высших органов партии обсуждались и принимались постановления по организации обеспечения секретности в партийных и советских органах, и утверждались инструкции, правила, положения и т. д. по работе с секретными не только партийными, но и государственными документами. Особое внимание в ЦК уделялось, естественно, обеспечению секретности собственно в партийных органах.