Словом, Моэг развлекалась по полной программе. Но потом стала явно терять терпение — значит, кто-то требовал с нее результатов.
— Эй, Иллидан. Ты же понимаешь, что как только я скажу Архимонду, что наигралась с тобой, он тебя уничтожит. И сделает это так, что ты не возродишься в Круговерти. Поэтому давай, не будь таким скучным и пассивным, если хочешь еще пожить. Предложи идею, что нам с тобой сделать. Ну же, скажи: «госпожа Моэг, а давайте выдернем мне все ногти по одному», — издевательски ухмыляясь, пропела она.
Иногда Иллидану казалось, что это плюс: Моэг наиграется, и мучения закончатся. Душа сгорит в реакторе, дав топливо для кораблей Легиона, и больше не будет больно.
Но он не хотел сдохнуть, так бездарно растратив свой талант и возможности. При рождении ему обещали великое будущее — и он его получил. Но неужели власть над половиной Кареша и зачистка Натрезы — это максимум, которого он сумеет достичь, потолок?
— У меня идея, — заявила вдруг суккуба. — Не знаю, насколько она тебе понравится… Но будет интересно.
Она минуты две пялилась изучающим взглядом в лицо Иллидану, словно и в самом деле предполагала, что ее очередная затея может ему понравиться. Потом его повели по коридорам куда-то на другой этаж, не туда, где обычно суккуба пытала его. Оглядевшись, Иллидан поначалу и впрямь обрадовался: смог увидеть брата и удивиться, что тот еще жив и даже относительно здоров.
После начала пыток собственная боль перепутывала ощущения, и Иллидан не мог сказать, его телу сейчас плохо, или малфурионову. Брат выглядел измученным, регенерация у него ослабла вдали от природы. В теле были видны сгустки магии Скверны — то ли его пытали ею, то ли подлечивали нанесенные раны, чтобы не умер раньше времени. Это наверняка болезненно для друида, но не страшно: подлечится, нужно только найти способ вытащить его отсюда.
— Брат, — прохрипел Малфурион, пытаясь облизать шершавым языком пересохшие, потрескавшиеся губы. Похоже, его мучили жаждой. Еще и исхудал…
Архимонд был уже на месте, и на этот раз он командовал процессом, а не просто смотрел.
— Начинай, — велел он Моэг, как только оковы надежно зафиксировали Иллидана.
Он впервые попадал в подобную ситуацию сам, но не раз слышал о таком методе прислужников Легиона: пытать одного пленного на глазах у другого. Теоретически это должно было превращать единство, взаимовыручку, верность соратникам в слабость, вместо силы. По факту же бойцы были готовы к такой ситуации, и каждый знал: никто не хочет, чтобы из-за него Иллидари оказались преданными. Малфурион не входил в их число, но его ненависть к Легиону и желание не дать ему никаких преимуществ в войне с Азеротом почти не уступали иллидарийским. Ну, разве что изучать магические приемы врага, брать их на вооружение и наполовину превращаться в демона он бы не стал.
— Ничего он тебе не скажет, тварь! — выплюнул Малфурион, подтверждая это предположение.
Иллидан был уверен, что обладает достаточно крепкими нервами, чтобы не поддаться на такой шантаж. Брат будет презирать его, если он сейчас сломается. Но в реальности все оказалось сложнее. У него даже не было глаз, которые можно закрыть, и не видеть. И он не мог зажать уши, чтобы не слышать отвратительный звук, с которым тонкий плетеный хлыст разрывает кожу. Чувства брата передавались и ему, а на таком близком расстоянии Иллидан ощущал его боль практически как свою.
Мал держался на одной злости. Плевал в Моэг ответными оскорблениями, как только у него получалось перевести сбившееся дыхание.
— Тиранда тебе не досталась, демоница! — хрипел он, и Моэг злилась настолько, что нередко отбрасывала в сторону хлыст, прекращала плести заклинания, а бросалась на врага голыми руками. — Без твоей мерзкой магии она даже не посмотрит на тебя!
— Тиранде не нравилась твоя борода. Надо было слушать ее просьбы, — прошипела она, выдергивая его бороду целыми прядями, вместе с кожей, обнажая обильно кровоточающую плоть.
Алые капли падали на пол, и вскоре образовалась приличных размеров лужа. Раны на лице часто сильно кровоточат, даже если не слишком глубоки. Но если пытка затянется, потеря крови может стать критической.
Ударом копыта Моэг выбила Малу несколько зубов — тот сплюнул их на пол, и Иллидану неудержимо хотелось сделать то же самое, хоть он и знал, что вкус крови во рту ему только чудится.
Чем дальше, тем сильнее суккуба входила в раж. Она пустила в ход узкий кинжал: наносила и тут же залечивала Скверной раны. Иллидан чувствовал отвращение и страх Мала: тот опасался, что демоническая магия превратит его в одного из прислужников Легиона. Хотелось сказать ему, что это не так, Скверны в его теле слишком мало для заметных изменений, но Иллидан не хотел раскрывать врагу тайные страхи брата. Моэг непременно использует это знание против них.
Архимонд предлагал быструю смерть для них обоих в обмен на сведения о защите Кареша. Но там, на планете, оставались Шариэль и сотни мирных иллидарийских подданных. Мал непременно сказал бы, что их жизни важнее — по крайней мере, жизнь Шари. Значит, им придется терпеть. И в тот день Иллидану удалось не выдать, насколько тяжело ему переносить вид страданий брата.
Сколько прошло времени до новой пытки, Иллидан точно не знал. Два или три дня по его ощущениям. Архимонд был где-то далеко от крепости, может, вообще отсутствовал на планете. В его отсутствие Моэг только один раз заходила поехидничать на тему беспомощности братьев и их жалкого вида. Снова увидеть Мала Иллидан смог в день возвращения демона.
Суккуба привела «собачку» — небольшую Гончую Скверны. Размером она была с крупную домашнюю кошку, но после того, как выпила из Мала весь запас маны, раздулась и стала макушкой доставать суккубе до середины бедра. Обычно от полного и резкого опустошения резерва заклинатели теряют сознание, но Малу будто бы было все равно. Он лишь скривился, когда щупальца демона с противным чавканьем отлепились от него, оставив на коже черные следы в виде трех лепестков, по контуру которых шли неглубокие раны от зубов.
Моэг снова пустила в дело свой хлыст. Когда новые раны возникали на месте старых шрамов, разрывая плотную зарубцевавшуюся кожу, Мал глухо бормотал проклятья в адрес мучительницы. Его длинные растрепавшиеся волосы и остатки бороды попадали в раны, причиняя дополнительную боль, и Моэг нередко залечивала Скверной плоть вместе с оставшимися в ней прядями. Раны открывались, стоило Малу пошевелить головой.
Иллидан пытался отвести взгляд. В сотый раз осматривал помещение: низкие потолки со светящимися зелеными узорами, арочные проходы, больше похожие на своды пещеры. Столбы с цепями, куда можно было приковать еще с десяток пленных. Клетки с прутьями из металла и из потоков энергии. Парящие в воздухе гримуары — вдруг палач или какая-нибудь любительница извращений забудут очередное сложное заклинание. Пыточный стол — сейчас и в прошлый раз он был пуст, но следы крови на нем были относительно свежими.
И все же сложно не смотреть на то, что происходит прямо перед тобой, всего в двух шагах. Иногда, размахнувшись хлыстом слишком сильно, Моэг задевала и Иллидана. Он не был склонен к самопожертвованию, но лучше бы уж она равномерно распределяла удары между ними обоими. Тогда Мал бы не был похож на кусок окровавленного мяса.
Только благодаря саргерасовому дару Иллидан знал, что раны неглубокие, и пока ничего непоправимого не случилось. Но это только пока. Моэг привела с собой какого-то демона-чародея в балахоне, парящего в паре локтей над полом. Показал ему Мала и попросила придумать «что-то совсем необычное». Тот пообещал результат через три дня, после чего Иллидана, полного самых недобрых предчувствий, увели.
Прошло, как ему казалось, больше трех дней, и за это время он лишь однажды ощутил всплески боли с стороны брата. Не слишком продолжительные. С Малом не должно было случиться ничего серьезного, но когда Иллидана ввели в пыточную, и он увидел накрытую непрозрачным куполом клетку в центре зала, у него внутри все похолодело от ужаса. Что же сделали с Малом?
