некоторого рода надежда даже заставляет меня предвкушать это. И другие люди были бы так же счастливы, как и я, если бы, зная мое величие, привязывались бы, подобно мне, к причине, вызвавшей его; но это слепцы, не имеющие понятия о прекрасных и великих вещах, не умеющие ни возвыситься, ни приобрести значение.

Можно сказать, что разум машинально, не вдумываясь, рассуждает таким образом, когда вверяется ложным указаниям своих,

441

страстей. Эти рассуждения имеют некоторую вероятность, но, очевидно, не имеют никакой основательности; а между тем эта вероятность, или, вернее, смутное чувство вероятности, сопровождающее эти естественные суждения, чуждые размышлению, имеют такую силу, что, если не остеречься, они не замедлят соблазнить нас.

Когда, например, поэзия, история, химия или какая угодно иная человеческая наука поражает воображение какого-нибудь молодого человека, вызывая в нем некоторые движения восхищения, то, если он не потрудится наблюдать за действием, какое эти движения производят на его разум, если он не рассматривает основательно, в чем заключаются преимущества этих наук, если он не сравнивает труда, который придется затратить на изучение их, с тою пользою, какую вынесет из этого изучения, наконец, если он не настолько любопытен, чтобы хорошо судить, — то весьма возможно, что его восхищение, показывая эти науки лишь с хорошей стороны, прельстит его; весьма возможно даже, что оно извратит его сердце настолько, что он будет не в состоянии отрешиться от своей иллюзии, хотя бы и понял ее впоследствии; потому что невозможно изгладить из своего мозга глубокие отпечатки, запечатленные в нем постоянным восхищением; вот почему следует непременно следить за чистотою своего воображения, т. е. следует мешать образованию в нем опасных впечатлений, извращающих разум и сердце; это достигается следующим способом, полезным не только против излишнего восхищения, но и против всех остальных страстей.

Когда движение жизненных духов достаточно сильно, чтобы образовать в мозгу глубокие отпечатки, извращающие воображение, оно всегда сопровождается некоторою эмоцией души; душа же не может испытывать эмоции, не чувствуя того; следовательно, она достаточно предупреждена, чтобы остеречься и рассмотреть, хорошо ли для нее, если образуются и укрепятся эти отпечатки. Но во время эмоции разум не бывает достаточно свободен, чтобы хорошо судить о пользе этих отпечатков, так как эта эмоция обманывает его и склоняет поощрять их; поэтому должно употреблять все свои усилия, чтобы остановить эту эмоцию или направить иначе движение жизненных духов, вызвавших ее, и вместе с тем, безусловно, необходимо отложить свое суждение.

Не следует, однако, воображать, что душа всегда может одною своею волею остановить течение жизненных духов, препятствующее ей пользоваться ее рассудком. Ее обычных сил недостаточно, чтобы прекратить эти движения, которые вызвала не она; ей нужно прибегнуть к хитрости и постараться обмануть врага, который нападает на нее всегда врасплох.

Как движение жизненных духов вызывает в душе известные мысли, так наши мысли вызывают в нашем мозгу известные движения; вот почему, когда мы хотим остановить какое-нибудь движение жизненных духов, возникшее в нас, недостаточно только желать его прекращения; ибо не всегда это может остановить его, — нужно

442

своего рода умение, нужно представить себе вещи, обратные тем, которые вызывают и поддерживают это движение; это послужит отвлечением; если же мы хотим только иначе направить уже вызванные жизненные духи, то мы должны думать о вещах не обратных, а только отличных от тех, которые вызвали это движение;

и оно, несомненно, развлечет нас.

Но развлечение и отвлечение бывают большими или малыми, смотря по тому, большим или небольшим движением жизненных духов сопровождались наши новые мысли, а потому следует хорошенько заметить, какие мысли всего больше нас волнуют, чтобы в случае нужды представить их нашему воображению, обольщающему нас; и надо стараться приобрести такую сильную привычку к этого рода противодействию, чтобы в нашей душе не возникало больше движений, застающих нас врасплох.

Если постараться тесно связать мысль о вечности или какую-нибудь иную основательную мысль с сильными движениями, возникающими в нас, то почти всякое сильное и необычайное движение будет вызывать одновременно эту идею, а следовательно, даст оружие, чтобы противостоять ему: это подтверждается и опытом, и доводами, приведенными в главе о связи идей; так что не должно думать, чтобы, безусловно, было невозможно умением победить силу своих страстей; стоит иметь твердое желание.

Однако не следует воображать, что мы можем стать непогрешимыми или можем избежать всякого заблуждения такого рода противодействием; ибо, во-первых, трудно приобрести и сохранить привычку к тому, чтобы наши необычные движения вызывали в нас известные идеи, годные для борьбы с ними; во-вторых, — предположим, что она приобретена, — движения жизненных духов вызывают непосредственно те идеи, которые нужно побороть, и только косвенно те, помощью которых их нужно побороть, так что дурные идеи будут главными, а следовательно, необходимо более сильными, чем идеи побочные, и воля должна всегда противиться им; в-третьих, эти движения жизненных духов могут быть так сильны, что поглотят всю способность души, в ней не останется, если можно так выразиться, места для идеи побочной, способной произвести отвлечение жизненных духов, или же душа будет не в состоянии воспринять эту идею таким образом, чтобы рассмотреть ее с некоторым вниманием; наконец, столько частных обстоятельств могут сделать это средство бесполезным, что не должно слишком доверять ему, хотя и не следует также пренебрегать им. Постоянно должно прибегать к молитве, чтобы получить свыше необходимую помощь во время борьбы, и стараться между тем вызывать в своем разуме какую-нибудь столь основательную и сильную истину, чтобы путем ее победить самые сильные страсти; ибо я должен сказать здесь мимоходом, что и люди благочестивые часто впадают в те же ошибки, и это происходит оттого, что они наполняют свой разум множеством истин, отличающихся не столько силою, сколько блес-

443

ком, и способных скорее развлекать и раздвоять их разум, чем укреплять его против искушений; тогда как люди простые и малопросвещенные бывают верны своему долгу, ибо сделали себе привычной какую-нибудь великую и основательную истину, которая укрепляет и поддерживает их постоянно.

ГЛАВА IX

О любви и отвращении и их главных видах.

Непосредственно за восхищением следуют страсти любви и отвращения. Рассматривая предмет долго, мы необходимо открываем отношения, которые он имеет к нам или к какой-нибудь вещи, которую мы любим. Предмет, который мы любим и с которым, следовательно, мы связаны своею любовью, почти всегда представляется нам так же хорошо, как предмет, которому мы удивляемся в настоящую минуту, а потому наш разум, без труда и без больших рассуждений, делает сравнения, необходимые, чтобы открыть отношение, какое эти предметы имеют друг к другу и к нам, или же его извещают о том предварительные чувства удовольствия и страдания; тогда движение любви, которую мы имеем к самим себе и к любимому предмету, распространяется также на вещь, которой мы удивляемся, если познание или чувство представляют нам выгодным отношение, которое эта вещь имеет непосредственно к нам или какой-нибудь иной вещи, связанной с нами. И это новое движение души или это движение души, иначе определенное, вместе с движением жизненных духов и чувством, сопровождающим новое состояние в мозгу, вызванное этим новым движением духов, есть страсть, называемая здесь любовью.

Но если мы чувствуем некоторое страдание или открываем ясным и очевидным познанием, что связь или отношение к предмету, которому мы удивляемся, невыгодны нам или какой-нибудь вещи, связанной с нами, тогда движение нашей любви к самим себе и к вещи, связанной с нами, сосредоточивается в нас или направляется на эту вещь; оно не следует за созерцанием разума и не распространяется на объект нашего удивления. Движение ко благу вообще, которое творец природы непрестанно сообщает душе, влечет ее лишь к тому, что мы познаем или чувствуем как благое или соответствующее нашей природе, и потому можно сказать, что отказ души приблизиться или соединиться с предметом, нисколько ей не подходящим, будет своего рода произвольным движением, предел которого есть не сущее. И это произвольное движение души, вместе с движением жизненных духов и крови и чувством, сопровождающим новое состояние, вызванное в мозгу движением жизненных духов, есть страсть, которую мы называем здесь отвращением.