— Ой-ой, мамочка, у меня батарейка садится, — пробормотала Биба и выключила телефон.
Бибина мама с облегчением перевела дух. Как и многие мамы многих девушек и многих парней во множестве подобных случаев, она из последних сил ухватилась за притянутую за уши историю Бибы, хотя здравый ум нашептывал ей, что истина, скорее всего, совсем иная.
Биба тоже перевела дух. Высосанная из пальца история была продана доведенному до необходимой степени нервного возбуждения покупателю. Цена для настоящего момента казалась приемлемой. Первый шквал бури миновал. Ой-ой, а что будет с врачом-гинекологом?
— Однако всему свое время! — громко вслух проговорила она и затем быстро оглянулась вокруг, проверяя, не слышал ли ее кто-нибудь.
Но все остальные были погружены в работу. Выяснилось, что буквально все приехали полные идей и с карманами, набитыми записями, статьями и фактами. Возможно, что они более или менее успешно посещали школу. Однако при этом их двигатели внутреннего сгорания, нацеленные на выход газеты, захватывали все имеющиеся в распоряжении каждого серые клеточки.
Группа, занимающаяся разработкой макета издания, подготовила несколько вариантов первой полосы с заглавием, и каждый новый был более язвительным, чем предыдущий.
— Круто, — сказал Боб, когда Шпела, Анже и Миха объясняли ему что и как.
— Ведь правда! — сказал Миха, вклад которого в это дело ограничивался безгранично хорошим настроением. — Ведь правда?
В работе по освещению школьной тематики Коцка оказывала творческое воздействие на Жана; Размеш, руководимая ими, едва успевала вырезать заметки и снова склеивать их: от истории образования школьного Центра до статистики успехов учеников за прошлые годы и перечня завоеванных школой кубков, а также от списка преподавателей, выражения благодарности Кокошниковой, Корузниковой и Новаку, бескорыстно отдающих свое свободное время работе с редколлегией («А я, — несколько раз громко спрашивал Боб, — а я?») до нескольких злобных замечаний в адрес секретариата школы, а также пророческого напутствия всем тем, кому вдруг, быть может, случайно, по ошибке или по несправедливому стечению обстоятельств, придется пересдавать какой-нибудь экзамен…
Армани, Поэт и Биба устроились среди цветущих рододендронов перед домом на старой деревянной скамейке.
— Жизнь, — объяснял Поэт, бегло, буквально по диагонали, просматривая листы бумаги, которые подавал ему Армани, а он затем одни откладывал на землю, а другие передавал в руки Бибе, — жизнь — невероятная вещь. Постоянно происходит миллион событий, но мы их можем замечать или нет, переживать или нет, однако эти события и само ощущение, что ты участвуешь лишь в миллионной или даже еще меньшей доле происходящего, — для поэта такой ужас…
— Когда я тебя слушаю, мне становится страшно от того, что я еще услышу, — стоически бормотал Армани и продолжал передавать листы со статьями дальше. — Говори так, чтобы я тоже понимал.
— Если, например, посмотреть на все эти мобильники, и антенны, и передатчики, и приемники… Понимаешь? — распалялся Поэт.
— Нет, — отвечал Армани.
Биба закатила к небу глаза.
— Ну, если представить, что все эти мобильники что-то сообщают, передатчики что-то передают, антенны все это транслируют, то понимаешь, что каждый кубический миллиметр атмосферы заполнен мыслями, которые куда-то летят, и потом вся наша атмосфера… — продолжал распаляться Поэт.
— Да и шире, — устало добавил Армани, — и шире. Добавь сюда Вселенную.
— Точно, браво, ты видишь? Сколько мыслей? Однако каждая из них направлена по единственному адресу. Теперь ты представляешь эти страшные терзания, когда знаешь, что все вокруг заполнено мыслями, а ты можешь уловить только одну из них…
— Мать твою, — резко включился Армани, — а ты представляешь себе, если она промахнется и к тебе не попадет?
Поэт вздрогнул.
— Как, почему, ведь все же она твоя, летит сквозь густо засеянные другими мыслями километры, чтобы найти тебя…
— Да, — сказал Армани, — а у тебя, к примеру, выключен мобильник. Я об этом говорю.
Поэт умолк. Биба все еще не отрывала глаз от неба.
— Один человек называет это болью непережитого, — продолжил Армани, — один твой коллега.
Биба, взяв в руки листы бумаги, попыталась определить их общий вес.
— Дела у нас идут отлично, — сказала она. — Страница, кажется, выйдет содержательной и будет множество необходимых ссылок.
Пипи и Гений забрались в дом. Сидя в гостиной, каждый на своем конце стола, они просмотрели собственные тексты, затем обменялись ими, перебросились парой слов, и процедура повторилась.
По ходу этих интеллектуальных занятий Гений вдруг снял очки, начал их протирать и сказал:
— Хотел бы задать один личный вопрос.
— Да? — отозвался Пипи. — Мы здесь для того, чтобы общими усилиями решать в том числе и личные вопросы. Если, конечно, сможем.
— Вчера вечером я действительно совершил все те глупости? — неуверенно спросил Гений.
— Что? — снова переспросил Пипи. — Какие?
— Сам знаешь, — нерешительно начал объяснять Гений, — то, что мне рассказал наш молодняк, что я поучал, кричал, декламировал…
— Да успокойся ты, — громко рассмеялся Пипи. — Ты в экстренном порядке напился, нежно обнял камин и заснул, как младенец. Но храпел, на самом деле, как целая бригада лесорубов.
— Так значит я не…
— Наверное, тебе это приснилось, когда мы с Жаном отволокли тебя в постель, — пробормотал Пипи и сразу же снова углубился в текст.
— Зачем же они мне тогда все это наплели? — продолжал выяснять Гений.
— А это, ну, знаешь… — Пипи поднял глаза от текста. — Им было интересно, сколько тебя можно грузить, чтобы ты уже въехал. Просто они веселые. Я где-то читал, что смех — это проявление здоровья и молодости. Да забудь уже! Написал? Дай, я посмотрю!
Гений снова нацепил очки и поправил их на носу.
— Ну да! — после этого весело отозвался он, поскольку у него все же отлегло от сердца. — А все-таки, золотые они, наши детки.
Боб, остановившись в дверях, поинтересовался, все ли у них в порядке.
— Да, бывший шеф, — ответил Гений.
— В какой-то степени, — улыбнулся Боб, — в какой-то степени.
Он пошел вниз в подвал. Биба заметила это и отправилась вслед за ним. Боб стал складывать полотенца и искать среди них свои вещи.
— Ты вернулся на место, как бы сказать, на место… — начала Биба.
— Незабываемых событий, — шепнул Боб, отбросил полотенца и сделал шаг к ней. Он протянул руку и широко разведенными пальцами провел по ее волосам.
— Ты чего-то боишься? — спросила Биба.
Боб долго смотрел ей в глаза, спокойно и нежно. Потом наклонился и поцеловал в лоб. И покачал головой.
— Не боюсь, — серьезно произнес он и повторил: — Не боюсь. В связи с этим Пика уже промыла мне мозги, а после этого вбила профессиональные пояснения в мой воспаленный ум. Но, конечно, для светлого будущего необходимо предпринять соответствующие шаги. Если мы, то есть, если ты согласишься на это.
В ответ Биба посмотрела на него долгим, спокойным и нежным взглядом. Затем взъерошила ему волосы и притянула для поцелуя.
— Но все же в будущем тебе придется иногда прилагать кое-какие усилия, — успела вставить она, прервавшись ненадолго, и снова поцеловала его.
В это время даже в подвал начал постепенно проникать сначала слабый, потом все более громкий звук сирены. Он приближался и приближался.
— Я думал, что это только у меня в голове гудит, — захохотал Боб и вырвался из объятий Бибы. — Пойдем посмотрим!
Звук сирены замер перед домом. Редколлегия «МЭГА» поспешно собралась у входной двери. Полицейский автомобиль остановился, а синяя мигалка на его крыше продолжала с бешеной скоростью крутиться. Из автомобиля выскочили два полицейских в униформе. Они внимательно осмотрели всех собравшихся по очереди, слева направо и с ног до головы.
— Ты еще ничего не написал, Гений, а тебя уже ловят! — надрывно простонал Пипи.
