Женщина ступила в зал, мельком оценив запустение. Взгляд ее отыскал меня.

Веник вывалился из моих рук - это была Ева. Выше на каблучок, и лицом строже, но это была она. Строго одета, ухожена, на пальцах - пара колец.

Великая радость охватила меня. Первой мыслью было, что она явилась меня спасти, хотя за минуту до этого ни о каком ниоткуда спасении я не помышлял. Однако следом возникла и другая мысль: пришла забрать свои деньги. Тут уж я насторожился.

Дверь каморки под лестницей приоткрылась и тут же захлопнулась, но я успел заметить в щели любопытный графинин глаз. Хоть бы черт побрал эту женщину. Я не сомневался, что она явит гостеприимство через пару минут, как только приведет в порядок свои лохмотья.

- Добрый вечер, маркиз, - сказала Ева. Действительно, за окном смеркалось. - Простите, что мы внезапно. Так вы позволите мне войти?

Держалась она уверенно. Ничего, кроме черт, от той девочки. Нашла, наконец, себя? Обрела свое сущее?

- Конечно, - хрипло сказал я и первой попавшейся тряпкой попытался смахнуть пыль с кресла, выглядевшего наиболее достойно. - И молодцы ваши тоже пускай присаживаются. - Строгость ее облика понуждала говорить ей вы.

- За молодцев не беспокойтесь. Они на своих местах. - Она с подозрением взглянула на кресло, но села. - И вы садитесь. Поболтаю с вами часок.

Я не посмел ослушаться столь важной дамы, сел в кресло, но у стены.

Тут из-под лестницы вышла, опираясь на клюку, графиня. Ах, что было на ней! Платье, в котором блистала некогда, висело мешком. К тому же съехало на сторону, так что вырез, что должен быть вдоль спины, открывал теперь ее впалый бок. На шее болталось алмазное ожерелье, жемчужные бусы и что-то еще, какая-то цепь желтого металла, которую в последнюю минуту успела на себя накинуть. У меня уже был случай сравнить этих двух женщин, но сейчас... Нет, господа, придержу эпитеты. Ах, Ева, жизнь с этой женщиной не похожа на жизнь с тобой.

Они обменялись приветствиями, пока я сгорал от стыда - за графиню, за паутину, пыль, засраных композиторов, за себя, наконец, павшего низко.

- Доня, эта госпожа - секретарь нашей нынешней администрации, - сказала графиня, присаживаясь рядом со мной. - Как поживает господин падишах?

- В добром здравии, - сказала Ева, глядя на графиню безо всякого сожаления.

Если б действие происходило в Мамоновском доме, то диспозиция в точности соответствовала бы той, что имела место во время налета садовника. На его месте у стола расположилась Ева, а мы с графиней - у стены. Я вновь вспомнил про деньги.

- Так что за дело у вас ко мне? - задал вопрос я, пряча за сухостью жгучий стыд за свои обстоятельства.

- Дело? - переспросила Ева, кладя локоть на стол и теребя себя за ухо, в котором, как глаз композитора, тускло блестел продолговатый камень. - Нет у меня никаких дел в ближайшие час-полтора. Разве нам не о чем просто поболтать?

- Мы, дворяне, - сказала графиня, - готовы оказывать вам всемерно...

- Вы, простите, давно ли вращались в этом кругу? - перебила ее Ева. - Эти квази-князья оказались ни к черту не годными. Д'воры в законе, как брякнул один барон. Мы их пытались притянуть за баки к полезной деятельности, и даже таскали в конюшню по одному, но они предпочли паразитизм. В конце концов, все дворяне оказались дырявыми. И даже Ржевский начал ржаветь. Нам пришлось его, предварительно продырявив, закопать за городом. Так что никаких дворян в городе нет. Вся эта ржевщина ушла в прошлое.

- Я сама презираю паразитизм, - сказала графиня, - но как же клуб? Я ведь там танцую каждый четверг.

- Этот клуб паразитов мы прикрыли указом годичной давности. Природа этого здания такова, что стала брать свое. Там теперь снова бордель. Так что танцуете вы в правильном месте.

- А как же Галицкий, оркестр? Кто же ставит вам оперы?

- К сожалению, на оркестровых маневрах в юго-западном регионе наш состав в список лауреатов не попал. А ряды его значительно поредели. Но еще раньше Галицкий ушел из оркестра и увел с собой всех скрипачей. Галицкого мы заменили Глинским. Подумываем о настоящем Глинке, но пока негде взять. Оркестр мы больше не выпускаем, невыездной. Построили специальную резервацию. Окрестные оркестры тоже там. Музицируют в Дисциплинарном Саду. Там же и оперы друг другу ставят.

- Это грубая политическая ошибка, - твердо сказала графиня. - Я имею в виду дворян. Вам теперь некого противопоставить мотыгинским. Дворяне были опорой режима, единственной силой, способной удержать их в пределах.

- Мы, если помните, решительно сменили режим, - сказала Ева. - Но вы, несомненно, правы, эти аборигены доставили нам в свое время хлопот. И сейчас доставляют. Не народ, а нарыв на заднице. - Ее раскатистое эр завибрировало под сводами зала. - Обратить бы их в камень да разбить молотком.

Я не очень был политически озабочен, меня другое интересовало: как она оказалась в этой ответственной должности? Кто она? Но при графине затевать эту тему я не хотел. Я спросил:

- Как вы собираетесь обустроить клинику?

- Я понимаю ваш интерес к этому заведению. Это же заповедник идей. Лобачевские, Савонаролы, Бисмарки. Христос на Христе. И мы не менее вас озабочены его будущностью. Кстати, не хотите ли обратно туда? Мы как раз обновляем контингент.

- Я слышал, из моих друзей мало кого в живых осталось.

- К сожалению, это так. Многие сошли с ума. Сошли с земли иные. Перепетунов в детство впал, мочится по ночам. Постановка вашей пьесы подкосила разум его. Кузьма впадает в спячку все более беспробудную. После вашего с графиней побега ничего путного не совершил. Кашапова придушила сестра милосердия. Никанор обнял как-то Наталью за шею и крепко задумался. И не заметил, как задушил. Сердюк - схватил себя за горло и стал душить. Руки отняли, но он все равно покончил собой, задержав дыхание.

- Эта лиса Маргулис ... - сказал я. - Я слышал какую-то невероятную историю о том, что ...

Я осекся под пристальным взглядом Евы. Она растянула губы в улыбке, на лице ее вдруг появилось то выражение, которое иногда было свойственно Маргулису, когда он бывал очень доволен собой.

Не может быть! Я похолодел. Это плохой юмор. Это ужасно, а не смешно!

Тут я заметил, что графиня спит, всхрапывая на моем плече. Как бы не охрипла, храпя. И без того ее некогда звучный альт стал напоминать карканье. Я переложил ее голову на подлокотник. Может, шею себе свернет в таком положении.

Этот жест с троганьем уха, эти жесткие речи. Факты, которые Ева как таковая знать не могла.

- Я думал, вы скорее меня раскусите, - сказала Ева. - Позвольте уж сменить местоимение, раз уж вы догадались, кто я.

Маргулис? Эта женщина оказалась мужчиной? Маргулис! Клянусь рассудком! Это был он!

Я вспомнил собственные перевоплощения. На ум так же пришла кавалерист-девица Надежда Дурова.

- Однако, как же вам удалось?

Я хотел всего лишь выяснить, каким образом ему удалось отыскать Еву, ну и конечно, вселиться в нее. Но Маргулис понял вопрос по-своему.

- Все дело в первородной глине, - сказал он. - Сейчас природных залежей ее нет - распалась под действием времени на почву и соль. Современная глина - материал не того качества и годится только на керамические изделия. Если бы Бог решил создать человечество именно сейчас, то у него бы ничего не вышло, кроме горшков. Упущен момент времени. Ему пришлось бы подыскивать иной материал или создавать вселенную заново. Нам же удалось получить его искусственным путем. Компоненты подобрал Кузьма. Кроме каолинита, гидрослюды и прочих широко распространенных элементов осадочных горных пород он добавил кое-что свое. В частности, магний, а так же красители, так что у нас под рукой оказались все оттенки глины, вплоть до черных и голубых. Первый замес вышел у нас неудачный. Однако мы хорошо провели время, делая человечков из глины и вдувая в них жизнь, которой хватало ненадолго. Моя идея была в том, чтобы глину замешать на крови. Я и послужил донором.