- Заплакал, наверное?
- Кто? Половой? Да нет, смирился. Уж коли, говорит, откусили - откушайте. У них тоже там революция вроде как. Кулинарная. Гурманизация в межличностных отношениях, а гуманности - никакой. А тематические вечера, встречи с писателями? Встретить - встретят, а уж проводить - этого нет у них. Одного задушили в объятиях, другого забили ногами. Третьего съели. Прочитали, а потом съели. Видно, понравился.
- Оленину в горшках подают! А ведь ее Пушкин любил!
Пушкин! Опять Пушкин! Никуда не денешься от этого Пушкина! Я едва не вспылил. К тому же вся эта олениниана возбуждала во мне инстинкт совершенно недвусмысленного толка.
- Один итальянец у себя в Италии ...
- Я слышал, у большевиков суп с пальцами подают.
- Один итальянец влюбился в пиццу!
- Это что. В пиццу и я б влюбился. А вот дядя мой влюбился в холодец. Одна нормировщица его прикармливала. Так он к ней каждый вечер ходил. Она-то все думала, что любовь к этой еде перерастет в настоящее чувство.
- Да, гораздо вкуснее, когда искренне любишь, то, что ешь. Такие приключения во рту начинаются.
- У меня на воле повар был, господа. Так он очень любил телятину и умел так ее приготовить, а потом подать, что многие за сто верст приезжали отведать.
- А я вчера видел, как паучиха паука сожрала. Тоже любила, наверное.
- Хотела детей от него, да перепутала. В паучихах оба инстинкта так тесно сплелись, что неотличимы один от другого. Никогда не понятно, какой из них возобладает в данный момент.
- Иной раз и сам не распознаешь, то ли во чреве, то ли в чреслах свербит. Уж больно все рядом находится.
МАЛЬВИНА: Я надувная. Мне для питания свежий воздух надобен.
АРЛЕКИН: Так давайте на крышу с вами взойдем. Скажите, вы меня любите?
МАЛЬВИНА: Ах, мне нельзя разговаривать, а то спущусь.
ГААГАДЗЕ: У нас в Гааге надувные лодки изобрели.
КОРНЕТ: Я сам на такой однажды во сне греб. Только гляжу, а это уже не лодка, а Фрося, а я всё гребу... гребу... гр... ебу...
РЖЕВСКИЙ: Потом глядь, а это уж не Ефросинья, а Россия под ним.
БЕРГ: Быть вам с вашей амбицией непременно генералом, корнет.
- А слышали, что на каком-то острове женщин в полном смысле е...т?
- Ничего, буквы-то проговаривайте, здесь все свои.
- А я и говорю: едят.
- Ну, это уж слишком.
- А я и знал, что не поверите. Не хотел говорить.
- Так то ж каннибалы.
- Тоже инстинкты путают?
- Двояко их познают?
- А шут их знает. Правда женщины у них - не приведи Господь.
- Если у них антропофагия в законе, то и скотоложество, наверное, распространено? Хотя б со съедобными...
- Ты это к чему, козел?
- А козлы несъедобные.
- Съедобно все. Прав тот, кто больше съел от мира сего.
- Да что вы всё о еде, господа. Еда не единственный витальный фактор, который оживляет воображение. Давайте о женщинах поговорим. Только в настоящем контексте.
- Я, будучи на воле, видел, как одна женщина в пельменную зашла и не вышла. Так я теперь эти пельмени вообще не ем.
- А еще самоеды бывают, те сами себя едят. Один все лицо себе съел.
- Лично я предпочитаю свинину, - сказал Крылов, пылко орудуя вилкой, таская мясо кусок за куском, выбирая самые сексуальные.
- Смотри не захрюкай, когда с этой пищей сольешься в одно.
- Ладно, говорю, не надо мне ваших Марин. Но хоть баранина у вас есть? Возьми, говорит, бесплатно банан. Заменяет минет.
Я и не заметил, как и когда Маргулис переоблачился в белое. Но на нем, к моему изумлению, поверх зеленой пижамы был небрежно накинут наисвежайший докторский (читай: диктаторский) халат. Мне этот симптом показался символическим.
- Я предлагаю, - встал со своего места Кравчук, - сделать этот славный день красным.
Присутствующие проаплодировали.
- Я предлагаю, - продолжал он, - продлить его особым указом на два часа. А налоги на здравоохранение полностью отменить.
- Лучше пропить за здоровье нации, - откликнулся Иванов.
- Не вижу, кстати, делегаций от сочувствующих нам партий. - Кравчук взглядом обежал стол. - Прага? Париж? Может, хотя бы из Минска есть кто-нибудь?
- Копенгаген никем не представлен.
- Вот, товарищи, телеграмма: 'Искренний привет Кременчуга!' Подписано: Кременчук.
- Из Челябинска челом бьют...
- В Кременчуге я бывал. Опята там - объедение.
- Объединение, конечно, необходимо, но с кем? Прага проигнорировала. Копенгаген молчит. С Кременчугом?
- А что Кременчуг? Я бывал. Опята, опять же.
- Вот, один в Копенгаген, другой - в Кременчуг. А кто останется? Кравчук и пара придурков в придачу к нему?
- Пара - уже партия. Или, как полагают некоторые дезертиры из партии меньшевиков, нам многопартийность уже не нужна?
- Я к вам в партию от чистого сердца вступил, а не просто так.
- Тише, товарищи! И вы, господа! Не время нам между собой ссориться, - сказал Маргулис. - Надо теперь подумать о том, как будем дальше распространять революцию?
- Отсюда и нанесем удар этому городу. Перво-наперво - милицию победить.
- Вот пообедаем - и победим.
- Какие будут еще предложения?
- Предложения у меня есть. Но предлагать их я вам не буду.
- Предлагаю предложений не предлагать.
- Кроме струсивших меньшевиков есть еще, кому высказаться?
- Вы, Маргулис - наш Маркс. Вы и предлагайте.
- Сперва пожарную часть поджечь нужно. А уж потом жилые кварталы раздувать. Занятые собой пожарные не сразу сунутся.
- Так мы весь город спалим. Самим ничего не останется.
- Без пожара не победим. Население не поддержит нас без пожара.
- Можно воздействовать на них магией.
- Для магии магний нужен и натрия бикарбонат.
- Какая чудовищность! - шепотом сказала графиня. - Надо немедленно сообщить властям.
- Вихри враждебные ...
- Что это он?
- Поел и теперь поет.
- Подвигайтесь поближе, маркиз. Без вас офсайд не полный. Обсуждаемая тема: социальные изменения к лучшему.
- Террор по всей территории.
- Армию на них пихнуть.
- Среднюю Азию будем ли покорять?
- Вот покурим - и покорим.
- У меня там зять, в Азии. Давно до него добраться хочу.
- Содомиты мои, гоморрики. Вам бы только пихать да трахать. А думать за вас кто будет?
- Вы маркиз, вам и приз в руки.
- Я Маргулис, а не маркиз. Маркиз вот он, рядом сидит. Давайте еще умные предложения, пока он не разомкнул уста и не обозвал вас всех педерастами.
- Шарахнуть по ним картечью.
- А если невинных зацепим?
- Невинных нет.
- А хватит ли у нас бойцов, чтобы отсюда на город напасть?
- Что же вы предлагаете? Не нападать?
- Вот напьемся - и нападем.
- Ищи других дураков.
- Вот именно. Надо вызвать среди них эпидемию. Шизу там или деменцию какую-нибудь. Тогда они все автоматически присоединятся к нам, как это произошло с невропатологом.
- Типичная картина невежества. Как же - эпидемию шизы? Не холера ведь.
- А мне это предложение нравится. Хоть и не мной придумано, но что-то в этом предложении есть.
- Мыслю, следовательно, не дурак. Наиболее подходящая среда - беднота и мотыгинские. У бедноты денег на лечение симптомов нет. А мотыгинские и не станут - от скупости.
- До сих пор лечатся дегтем.
- Деготь от бородавок хорош.
- А ели они первые нападут? Как, к примеру, Наполеон?
- Так, а что будем с урной делать, господа?
- Обещали, если правильно проголосуем, отдадут нам княжество Лихтенштейн.
- Лихтен - что?
- Штейн. Как элитный электорат, имеем полное право.
- Прошлый раз, вместо обещанной воли, дали по кило колбасы.
- Наполеон, он ...
- А не пойти ли нам с администрацией на мировую? - предложил я.
- Вот только умнее меня здесь кого-нибудь не хватало, - проворчал Маргулис. - Вы слишком благоразумны, маркиз, чтобы быть гениальным. Гений и благоразумие понятия не совместные. Мы рассматриваем только гениальные предложения.
