- Наказал, а не обидел, - уточнил он. - Обиделся я сам.

Этот принц на побегушках полон был неясного для меня пыла. Но с порванной губой, словно с крючка сорвался, говорил он немногословно, с трудом. Я спросил, тем не менее:

- Как работа?

- Разбираться иду. Уволила, стерва.

- Идем, - сказал я. - Я помогу тебе восстановиться в должности.

- Очень мне надо. Служить бы рад, повиноваться тошно. Довольно я поработал на обогащение этой женщины.

- Что ж, дело твое, - сказал я.

- Я же любил эту женщину. Поклонялся с шестнадцати лет. Зачем я в себе эту ношу, эту тушу ношу? Она ж мне в самую середку нагадила.

- Что с городом? Люди где? Почему пусто? - спросил я, хотя уже догадывался, знал, хотя объяснил мне Кесарь, да и сам своими глазами видел в лесу.

- Крысы, - кратко объяснил Бухтатый.

Он был несловоохотлив еще и потому, что трезв. В его более для меня привычном полу или полностью пьяном состоянии глагол и алкоголь подстегивали друг друга, причудливо переплетаясь. Свободное словоблудие параллельно с ромом лилось. Порой, нетрезвый, вполне трезвые суждения изрекал.

- Были обезьяны - а теперь в крыс выродились?

- Именно. Эта казана - словно вирус в них. Словно инфекцию кто-то занес, - отрывисто говорил он. - Есть ученые соображения, что вирус изменяет гены, и существо уже через несколько поколений мутирует. Только здесь мутация гораздо быстрее произошла.

- Может, есть против вируса антибиотик?

- Поздно. Ты видел? Новые люди уже появились, с еще более крысиными повадками, и не скрывают их.

Входя в кафе, мы нос к носу столкнулись с одним новым. Бухтатый не обратил на него внимания, а я обратил: глазки красные, злые, маленький заостренный нос, усики - все черты лица его были мелки и несколько асимметричны, словно наспех отлитые и собранные из сэкономленного сырья. Я посторонился в дверях, давая ему пройти, но он так от меня шарахнулся, что растерял всё награбленное: плитки и батончики шоколада, бутылки с напитками вывалились через дно коробки и рассыпались по асфальту. Если б я сразу сообразил, что это грабитель, то попытался б его задержать. Сворачивая за угол, он бросил и коробку, которая к тому времени оказалась уже пуста.

Да и кафе было пусто. Видно было, что кроме грабителей, сюда давно никто не заглядывал, в том числе и обслуживающий персонал. Столы были неубраны, некоторые повалены, пол устилала бумага, пластик, растоптанная посуда, битое бутылочное стекло. Стойка покрыта пылью, в стаканах плескались остатки питья, объедки оделись плесенью. В кабинке, где меня принимали в первое мое посещение, за нами так и не было убрано. Видимо обслуга покинула свою хозяйку сразу же вслед за мной.

Бухтатый, не отвлекаясь на царившее запустение, прошел прямиком в кабинет. Через минуту оттуда донеслись визгливые голоса. Какой-то человек заглянул в открытую дверь, что-то спросил у меня, косясь на кассу, которая уже до него оказалась взломана, но едва я взглянул на него, как он тут же исчез. Я прошел по короткому коридорчику на звук голосов и распахнул дверь хозяйского кабинета.

В первую минуту я опешил. Мне пришлось опешить, ибо то, что сидело в кресле за рабочим столом лишь очень смутно напоминало Людмилу, которую я оставил не более чем четыре дня назад.

Встрепанная, непричесанная, домашний халат не вполне запахнут, как будто ее с постели по тревоги подняли. Она еще более раздалась в размерах за эти три или четыре дня, и видимо ни во что, кроме халата, не могла уже влезть. Туловище округлилось обесформилось, под халатом провисали мяса, ожерельем вокруг шеи обернулся жирок. Подбородок и еще под-под-под свисал едва ль не на грудь. Все это ее обилье, а так же запущенность и покинутость угнетающе подействовали на меня. Я вдруг с ясностью осознал, что второго шанса не будет. Что отправляться не с кем и некуда.

- Ты, кажется, себя уволил? - обратилась она к Бухтатому. - Так чего же пришел?

- Уволил, да. Но возвратился, чтоб возразить. Довольно мне подвизаться под вами.

- Возразил? Ну и ступай.

- Уйду, когда сочту нужным, - сказал Бухтатый. - Нечего посягать на мою независимость.

- Да подавись ты своей независимостью, - сказала Людмила. Разговор очень быстро ее утомлял. Одышка мучила. Паузы между словами становились заметнее. - Трезвые трудовые резервы на твою курьерскую должность в очередь выстроились.

- Какая очередь? Да ты хоть знаешь, что за этой стеной творится?

Окон в стене не было. Так что она вполне могла не знать, что город разорен и почти что необитаем.

- Будь законопослушным гражданином, Бухтатый. Иди. А то я милицию вызову.

- Законопослушным... - усмехнулся Бухтатый. - Да я вообще не гражданин. Да и милиции нет никакой.

- Сегодня я некрасивая, Женя, - сказала она, прочтя на моем лице все впечатления. Я не был в претензии. Я и в прошлый раз ее некрасивой застал. Но не настолько, чтобы, опешив, застыть столбом. - Что ты долго так? Я вся в беспокойстве. Все уже ушли, Женя.

Что-то они всё Женей меня. Я уже устал их поправлять и смирился. Однако стоит помнить, что созвучья обманчивы. Можно ошибиться фатально. Хлебнуть кислоты, например, если захочется кисленького.

- И ты с ними? - изумился Бухтатый. - Не ожидал. Думал, старого друга встречу, а встретил какого-то дурака.

- Может, и его возьмем? - спросил я. - Пойдешь с нами, Бухтатый?

- Обогащаются нищие духом. Я же и без этого обойдусь.

- Как же ты жить будешь?

- Так, как и раньше жил. Не имея средств к существованию, и до вас, тем не менее, существовал.

- Пора повзрослеть, Бухтатый, - сказала Людмила. - Подойти к жизни с другими мерками.

- Не нужны мне ваши мерзкие мерки. Покину я этот город. Я не хочу здесь ассимилироваться, адаптироваться, мимикрировать, дичать.

- Вот еще, богоравная рвань. Убирайся в таком случае к черту.

- Не премину. - Он шагнул к двери. - Я думал, ты птица белая, а ты цаца и всё.

В прощальном взгляде этого человека, который он бросил на нас, смешалось сочувствие и презрение. Он вышел, чем, возможно, спас себе жизнь.

Стало совсем тоскливо. Пусто, как в космосе.

- Вот и этот ушел, - сказала Людмила. - Весь персонал смылся, в том числе и шофер. Так что вести машину придется тебе. Сейчас быстренько закупим, что надо - и в путь.

Она грузно встала. Сделала шаг к сейфу, который находился за ее спиной. Открыла его, набрав код.

У меня вдруг чрезвычайно обострился слух. Мне показалось, что упруго сработала входная дверь. Чьи-то шаги прошелестели по залу. Под чьей-то ногой что-то хрустнуло, словно раздавили сухарь. В нашем космосе гость. И скорее - незваный. Однако во мне еще теплилось, что это Бухтатый. Минут пять прошло после изгнания агнца. Решил, может быть, вернуться, чтобы отправиться с нами.

- Магазины все не работают, - сказал я, настороженно прислушиваясь и в то же время следя, как она - одну за другой - вынимала из сейфа пачки купюр и складывала на стол.

- Что ж, значит, поедем так.

На чем? Машины у подъезда не было. Вероятнее всего, ею уже воспользовался кто-то другой.

Шаги сориентировались на звук наших голосов и приблизились. Нет, это не был Бухтатый. Поступь не та. Он бы не стал подкрадываться. Дверь за моим плечом скрипнула.

Ну конечно, спиной догадался я. Ее навязчивая идея об ограблении могла воплотиться и таким образом. Плюс ко всему - месть изменщику и сопернице. Только б не стала прямо с порога стрелять.

Округляя рот, оглупляя взгляд, Людмила смотрела мне за спину. Я сделал шаг влево, чтобы прикрыть от налетчицы вываленную на стол сумму, но она сказала:

- Отойди, Романсыч. Дай-ка прикину на глаз, сколько их там.

- Денег-то... кот наплакал, - сказала Людмила, вероятно, надеясь, что если там и не хватает немного до миллиона, то эта ничтожная недостача остановит или смутит грабительницу, что это обстоятельство заставит захватчицу законной ее добычей полностью пренебречь.