Так тихо, так дохло вокруг меня давно уже не было. Словно в неком городе Морг, где все почти жители вымерли. Хотя на самом деле это было не так: на всем пути следования по городу нам попалось всего только два трупа. На Центральной, где движение, помнится, еще недавно было наиболее оживлено, находился единственный в городе пешеходный переход, а перееханный пешеход разлегся тут же, у самого спуска под землю. На тротуаре, тоже без признаков жизни, застыл трамвай-внежелезнодорожник, который, сойдя с пути, скорее всего на него и наехал. Да на площади возле клумбы нам попался убитый: зажимая в руке улику, в милицию полз. Больше убитых нигде не было видно. Наверное, подавляющее большинство жителей выманил за город за казной дудочник.

Оставшиеся собаки вели себя по-хозяйски. Перебегали с места на место, метили территорию. Метили дома, тумбы, столбы, а то и людей, если они подворачивались. И даже меня, стоило остановиться на минуту, чтобы тоже справить нужду, тут же какой-то пес окропил. Он и к Маринке подбежал с тем же намерением, однако наш, верный Полкан рычаньем его отогнал.

В отсутствие личного состава милиции и ВПЧ не обошлось без грабежей и пожарищ. Какой-то бомж, перекинув мешок за спину, бежал из магазина зигзагами, но его не преследовали. Маринка семенила рядом со мной, беспрерывно треща. Предлагала мне, между прочим, зайти в какой-нибудь магазин и набрать себе драгоценностей. Недавний грабеж беззащитных женщин фантазию в ней распалил. Да вчерашняя кража курицы.

Сгорело относительно немного. Баня, варьете, банк. Да сама ВПЧ изнутри была выжжена. Только стены от нее остались, да башня была цела - повелевала окрестностями, а на ней, на самом верху сидел сизокрылый голубь и гадил, не глядя, вниз. По пепелищу бродили собаки, дрались с мародерами, да какой-то человек бился челом о стену и тихо ругался, не оскорбляя слух.

Мы отошли. Маринка не умолкала, продолжая трещать. Не знаю, насколько близко к сердцу она приняла гибель имущества огнепоклонников, но направление ее мыслей было следующее.

- Он - майор, ты - майор, - трещала она. - У него была я - и у тебя буду. Восстановим оба наших сообщества. И пожарное, и...

Нет уж, увольте, подумал я. Достаточно я его замещал. Таскал за собой его женщину. Испытывал его удовольствия. Я и вслух бы ей это всё высказал, да никак не удавалось выбрать мгновенье, чтобы вставить словечко, а лучше - абзац. Она же была, вероятно, уверена, что коль скоро я ей понравился, то теперь женюсь. Надо было еще в лесу избавиться от мечтательницы. Тем более - я в этом уверен - ни счастья, ни достатка не стяжаешь себе, пожелав жену и имущество ближнего.

- Как-то у нас всё не так, Романсыч, - болтала она, семеня босиком в своих шортиках рядом со мной, ступавшим крупно. - Делаем всё какое-то мелкое дело, вместо того, чтобы мечтать о главном. Не разбрасывайся по мелочам. Будь нацелен на целое. Зря мы связались с этой казной. Это не настоящая мечта, а вымышленная.

Она то отставала, то опять возникала слева от меня или справа, забегала вперед и, пятясь, заглядывала мне в глаза - я думаю, что в это примерно время она и украла у меня пистолет.

Вывески городских заведений отличались неполнотой и недосказанностью. Так вместо 'Закусочной' была всего лишь '...кусочная'. Вместо 'Столовой' - 'Сто...'. И даже на месте милиции образовалось что-то китайское - 'Ли Ци Я', дверь была полусорвана, и если б не надпись углем, выполненная тщательно, невпопыхах - 'Милиция дура', я б ни за что не догадался, что это милиция.

Маринка заглянула в одно из окон, потом подманила меня. Дежурный офицер, оставшийся в одиночестве, не знал, чем себя занять. Он то маршировал в узком пространстве меж столом и стеной, высоко задирая ноги, причем левую несколько выше, то отрабатывал приемы кун-фу. То подходил к зеркалу на стене и корчил ему рожи.

Маринка отошла от окна, и по тому, как горели ее глаза, я догадался, что планы ее изменились. Наш девичий детектив соскользнул в новый сюжет. Который сводился к следующему: поскольку отделение милиции в центре одно, шептала она, дотягиваясь до моего уха, то нам ничего б не стоило его блокировать, оставив возле дверей тикающее устройство, а самим, пока этот ментяй будет паниковать и искать пути ко спасению, взять банк.

Я ей напомнил, что банк сгорел. Но тут же выяснилось, что в городе их было около дюжины. А сигнализация тех, что были расположены в центре, выведена на пульт этого кунфуиста.

- Юнь - юль поживем у тети в Саратове, а там они забудут про нас, - увлекала меня эта прикольщица, ветреная, как приморский климат, подвижная, словно дух огня. - Дерзай же, Романсыч. Надобно победить лень и страх, иначе нас победят обстоятельства.

Бонни и Клайд. Как в Америке. Или что там она наворожила в своем рыжем воображении. Нет, от подобных штампов увольте меня.

- Мечтай, но не обмечтайся, - сказал я. - Не успеешь добраться до Сызрани, как тебя повяжут и всё отберут. Меня самого два раза вязали в Сызрани. Правда, извинялись и отпускали потом.

- Чи-пу-ха! - ответственно заявила она. - Сызрань можно как-нибудь обойти.

Сызрань, конечно, была ни при чем. Не был я никогда в Сызрани. Просто меня ее трескотня достала. И все более крепло желание поменять эту женщину на тишину. Настораживали ее планы, которые она вот-вот начнет при мне же осуществлять. И мне ничего не останется, как принять в них участие или ее арестовать - милиционер, все-таки. К тому ж я не мог ей позволить прибрать себя к рукам.

Надо было с ней расставаться немедленно. Да и устал я от нее физически. На любителя такая любовь. Сказать, мол... Что ж говорят в таких случаях? Мол, не пытайся понять, просто прости?

- Это тебе дорого обойдется, - сказала она, зловеще прищурившись, когда я об этом своем намерении ей сообщил. Эти глаза, как два ствола напротив, целили мне в лицо.

- Это мне будет стоить всего лишь жизни с тобой, - сказал я, не так, как она, зловеще, но твердо, как только мог.

Она подумала и взяла себя в руки. Не стала против разлуки со мной возражать. Чтобы избавиться от чувства вины, я даже вырвал из паспорта фотографию и подарил ей. Она приняла.

- Сам-то теперь куда, Романсыч?

- Так, есть тут одна женщина. Я обещал ее навестить.

- Знаю я эту женщину. Ханум-Хана.

- Она хорошая женщина.

- Это хорошо, что хорошая, - сказала Маринка. Мне показалось, что она подмигнула здоровым глазом - второй к этому времени немного заплыл.

- Ты прости за то, что ударил.

- И ты прости.

Мы распрощались, пес убежал за ней, я вздохнул с облегчением, и только отойдя на порядочное расстояние, вдруг обнаружил, что пистолета со мной нет, а веревочка, которым я для страховки его к себе привязал, оказалась пережжёна открытым пламенем. А имея в виду склонность Маринки баловаться со спичками, я тут же догадался, в чьих девичьих руках оказалось мое табельное оружие.

Я пометался по городу еще с полчаса, разыскивая Маринку, чтобы вернуть пистолет, но она либо от меня пряталась, либо убралась достаточно далеко.

Я шел, сомненьями колеблем. То ли вернуться на улицу Уллиса, дождаться ее в квартире и отнять пистолет. То ли отправляться к Людмиле - сегодня был, назначенный ею для встречи срок. Наверное, уже все собрала для похода, в таком случае я готов снова выступить проводником.

Бывает, что ничтожное обстоятельство в минуты выбора перевешивает чашу весов в ту или другую сторону. Таким обстоятельством оказался Бухтатый. Я завернул за угол и нос к носу столкнулся с ним. И отшатнулся, ибо лик его был истерзан.

- Что с лицом? - спросил я. - Ударил кто, иль самого угораздило?

- Бог наказал.

- Как? - удивился я, ибо не очень верил в существованье богов.

- А так. Хрясь мордой о столб. Еще раз, говорит, так напьешься, совсем убью.

- Так с пьянкой, выходит, ты завязал?

- В пределах разумного. - Был он хмур, реагировал нервно, словно его посолили, поперчили, помучили, но забыли съесть.

- Хорошо что не до смерти Он обидел тебя.