- Вот тебе на. Раздевайся и радуйся. Тут даже крыши нет.

Крыша над бараком была, но дырявая. Я видел в дверной проем, как она расстелила на останках нар одеяло и принялась выставлять закуски.

- Сколько дефицитного металла пропадает, - тем временем говорил майор, глядя вдоль колеи, словно мысленно следовал по ней на поезде. Судя по его отсутствующему виду, он действительно на какое-то время отбыл. - Как только покончим с этим мероприятием, разберу их и вывезу, - очнулся он. - Мы готовы пересмотреть наши условия, Евгений Романович! - крикнул он мне, устраивавшему себе ночлег в бараке - не в том, где его подруга и подрядчица собирала на стол. - Пока согласны уступить вам треть, а там видно будет. Моё вам, майорово, слово. Нам действительно, без вас не обойтись. К тому же нужен водитель: моя машина отказывается меня понимать. А пока пожалуйте ужинать.

Уступать им две трети я не собирался. Но уж очень хотелось есть. В процессе движения по лесу я как-то совсем забыл о еде. Там, действительно, видно будет.

- Угощайтесь, вот ветчина. Специально для вас приготовлена. Я-то, во имя милосердия, свинину не ем. Если уж выбирать между свининой и псиной, то, пожалуй, предпочту собак. А вы?

К собачатине я отнесся холодно, набросившись на свинину, которая тоже была холодна, ибо эта Жизель не удосужилась развести огонь в печи и хоть чуточку ее подогреть.

- Яйца берите, кушайте, мы их тоже не употребляем, - сказал майор. Он отправил в рот крупную картофелину и закашлялся. Подруга похлопала его по хлопчатобумажной спине. - Надежная женщина, как в бою, так и в быту, - сказал пожарный, когда приступ кашля прошел. - С открытой душой, вся вовне. И если дело дойдет до подвига - не подведет. Вы знаете, как я ее обожаю. Обнажаю, а потом обожаю всю. С ней я действительно моногамен. Но как многогранно. Знаете что, если мы с вами столкуемся на тридцати процентах, то я, пожалуй, согласен кое-когда вам ее уступать.

Маринка зевала, зияя ртом. Не знаю, дошло ль до ее ушей майорово предложение, возможно, что нет. А возможно, такое развитие отношений заранее между ними было условлено. Чтобы был наш неформальный союз - крепче брачного. Лично мне эта попытка наладить взаимоотношения через нее показалась оскорбительной.

- Присовокупляйтесь к нам, Евгений Романович, - продолжал улещивать Семисотов, возлежа возле возлюбленной. - Можете хоть сейчас ее немного подернуть, я отойду.

- Геннадий, - промычал я с набитым ртом.

- Может, есть в глубине вселенной планета, обитатели которой живут вечно, - мечтательно сказала Маринка, откинувшись на спину, глядя в звездное небо в щели. - Вот бы эту планету открыть.

Я поспешно запил свинину спрайтом и вышел вон.

Жаль, не взял у них одеяло. Лежать на голых досках в пыли первое время мне было не очень удобно, но потом я привык. Крыша надо мной была тоже дырявая. Видна была лунная четвертинка в щели. Небо, словно солью, посыпано звездами. Я заметил, что Сириус, собачья звезда, блещет ближе. Говорят, что Сириус виден только зимой - враки. Ночь - не вполне беспросветна, но и не светла. И вероятно, хороша для убийств и зачатий. С мыслью об убийстве я и уснул.

Теснились сны в черном ларчике ночи. Снилось мне, что Дону осталось на донышке, что бреду по нему, как по тропе, а солнце мне плечи палит. Кто-то треплет меня за левое: 'Женька!'. Кто-то за правое теребит: 'Геннадий Романистович! - Табель под нос сует. - Что это у вас с посещаемостью? Бэ, бэ, бэ...Мэ...' Бэ - вероятно, болен. Чепуха какая-то. Не помню, чтоб я когда-либо болен был. А мэ? Мертв? Полоумному в полнолуние такой сон. Аполлоническая фаза сновидения однажды прервана была дионисийской: тишину леса нарушил пронзительный вопль. Вероятно, майор подругу подергивает, не просыпаясь, решил я и провалился в еще более глубокое забытье.

Очнитесь, сонливец. К вам мысль.

От мысли я отмахнулся, для мысли день будет.

Ах, что ты наделал, день.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Горел восток, но не грел покамест. Птицы только рассвистывались. Неспящие в этот час могли воочию наблюдать, как восстает свет, как отступает мразь, как воскресает лес, очнувшийся от нечистых ночных оргий.

Впрочем, единственным, кто уже встал, был полковник, остальные только пробуждались, продирая глаза. Он в одиночестве бродил по поляне, за ним волочилась длинная, сырая еще тень.

- Я здесь впервые при свете утра, - сказал он подошедшему Антону. - Но это лобное место сразу узнал.

Продолжало светать, свистеть, один за другим поднимались путники, оживляя бивак. Местность конечно же изменилась за столько десятилетий: изо всех ориентиров осталась только поляна, на которую наступал лес, а за ним - полоса кустарника и камыши, прикрывавшие, очевидно, болото. Поменялась расстановка стволов, старые сгнили, новые возросли. Место было непопулярное, и даже пользовалось дурной славой, поэтому и следов человечьей деятельности не было видно.

Матрос рыскал вокруг, всматриваясь в приметы. Что-то поднял. Потер об одежду. Внимательно рассмотрел.

- Ну, каковы дальнейшие планы, Орфей? - бодро сказал полковник, умытый росой, главный тут, но вынужденный считаться с мнением проводника. - Время сдвинуто. Пространство замкнуто. Геометры мертвы. Вокруг только дебри. Была б тропа - по тропе бы тронулись. А так - все равно куда идти. Вы уже выбрали направление? Вам как егерю должен быть знаком этот лес.

- Мне здесь не часто приходилось бывать, - сказал Антон. - Не наш участок. Однако машину придется бросить. Некуда нам на ней.

- Карта дальнейшей местности совершенно пуста. - Полковник ткнул в развернутую портянку. - Поляна... Впрочем, почти заросла. Лес. А далее - белые пятна, сшитые белыми нитками. Так есть ли тропа, о которой твердил ваш дед?

- Искать надо. Сама к вам под ноги не кинется, - сказал Антон.

- Так давайте искать.

- Это мы Белым бором ехали. - Антон провел ногтем по портянке длинную прямую линию там, где была отмечена просека. - А этот другой будет.

- Вероятно, для контраста - Черный?

- Не знаю. Не наш участок, - повторил Антон. - Соседнего района.

- А район какой?

- Первомайский. Раньше, правда, Черномазовский уезд был, да князь Черноглазьев здесь охотился. Зайцы мясистые в этом лесу. Штундисты - да, называли это место Шварцвальд - но это когда было? Распорядитесь, чтоб за кусточками поискали. С юго-восточной стороны. Левее, поручик! - крикнул он Смирнову, который бросился через поляну, догадавшись, что распорядятся, скорее всего, им.

- Есть тропа! - крикнул он уже через минуту, не показываясь из камышей. - Только мокро тут.

- Так возвращайтесь, поручик, будем делить кладь.

- И что, к казне выведет?

- Откуда мне знать... - сказал Антон.

Он пересек поляну. Солнце, этот очаг Всевышнего, только начало припекать. Ковер из трав с исподу был еще влажен. Он раздвинул кусты, вошел в камыши. Тропа не тропа, но полоска земли была утоптана - там, где подходили животные на водопой. В углублениях от копыт стояла вода. Тропа терялась меж кочек - бурых, осклизлых, но устойчивых; он тронул ногой: подрагивают, но держат вес. Однако можно ли было, переступая по ним, пересечь болото? Да и на самом ли деле знал прадед Никита через болото путь? Место, глухое, укромное, удобное для засады и грабежа. Подкову, что со двери сорвал, отправляясь из дому, он зачем-то примерил на следы копыт, но ни кабаньим, ни козьим, ни отпечаткам сохатого она не соответствовала.

Машина, за исключением севшего аккумулятора, оставалась в полной исправности, однако двигаться на ней было некуда. Разве что вспять, но и там мост был сожжен. Так что ее с сожалением пришлось оставить. Снаряжение - оружие, лопаты, лодку, запасы продуктов, воды - распределили меж пешими.

- Вы, товарищ матрос, как наиболее сильный и свежий из всех, станете в арьергард, - распорядился полковник, цепляя на пояс шашку. - Ничего, справитесь. Зрение зоркое, слух тонкий. Будете прикрывать тыл и помогать страждущему, морпех.