Мила заплакала.

— Не надо, моя хорошая, не надо!

— Андрюшенька, мне страшно…

— Прости… Мила, пожалуйста, вызови милицию!

Она испуганно прошептала:

— Тебя арестуют?

— Не знаю, — Андрей пытался говорить твердым голосом, — я очень прошу, позвони!

Прошла неделя. Каждый день Мила снимала трубку и, услышав гудки, возвращала обратно. Наконец, в один из вечеров, она осмелилась набрать знакомый номер.

— Антонина Павловна, здравствуйте.

— Здравствуй… — В трубке повисло молчание. Напряжение нарастало.

— Антонина Павловна, я прошу вас, приезжайте за Василисой!

— А, собственно, отчего переменились ваши планы? — едва сдерживая торжество, осведомилась свекровь. — Совсем недавно сын…

Мила поспешно перебила:

— Да, да, знаю, вы простите его, пожалуйста.

— Надо же, не верю своим ушам! Моя невестка извиняется! — Удовлетворенное самолюбие сделало Антонину Павловну чуть более снисходительной. — Если ты не боишься за дочь, что ж, в таком случае я согласна забрать Лису. Кстати, Мила, а почему бы тебе не попросить собственную мать? Или воспитание внучки кажется ей слишком обременительным занятием?

— Мама в больнице, — Мила глубоко вдохнула, чтобы не расплакаться. — С инфарктом.

— Извини, не знала. Жаль Надежду!

Мила горько усмехнулась. Самая мысль о том, что свекрови может быть кого-нибудь жаль, показалась абсурдной.

— Не иронизируй! Ты напрасно считаешь меня бесчувственной.

— Я… — растерялась Мила.

— Не стоит оправдываться. А теперь, будь добра, позови к телефону блудного сына!

— Его нет, — после некоторого замешательства отозвалась Мила и тихо добавила: — Андрея арестовали.

— Повтори!

— Арестовали…

— За что?!

— На нас напали хулиганы. У одного из них оказался нож. Андрей только защищался! Сначала мы подумали, что парень умер, но, слава Богу, он остался жив и сейчас находится в реанимации.

— Какую страшную цену я заплатила! — взвыла нечеловеческим голосом Антонина Павловна. — Сыночек мой! Мальчик мой несчастный! Скажи, ну почему ты?! Именно ты?! — с ненавистью прокричала она в трубку ошеломленной Миле.

— Я не понимаю…

— И не надо, — взяла себя в руки свекровь. — Жди, завтра приеду. Ты уже наняла адвоката?

— Да.

— Хорошо. Где он сидит?

— В Бутырке.

— Свидания разрешают?

— Пока нет.

— Ничего, адвокат устроит. Надеюсь, ты наняла не первого попавшегося?

— Нет, мне порекомендовали его наши общие знакомые.

Прошло три месяца. Накануне суда Антонина Павловна неожиданно сообщила о плохом самочувствии и отказалась приехать в Москву. Разговор с адвокатом, Александром Борисовичем, привел Милу в полное отчаяние. Надежда на условный срок рухнула. По его предположениям стоило рассчитывать лишь на смягчение приговора. Проведя бессонную ночь, совершенно измучившись от мрачных картин будущего, Мила едва дождалась открытия метро. Она не помнила, как добралась до здания суда, как оказалась во внутреннем дворе, мрачном и безлюдном. Туманный холод пробрался под тонкую куртку. Стараясь унять нервную дрожь, Мила прислонилась к одинокому клену и обхватила худенькие плечи руками. Яркий лист, вальсируя, коснулся ее волос, провел жестким холодным краем по лицу. Запах увядающей листвы напомнил о другой, давно забытой осени…

Мила подняла глаза к небу, наблюдая за медленно плывущими серыми облаками. Вот она, десятилетняя девочка, на экскурсии в восхитительно прекрасном храме Василия Блаженного. Вместе с одноклассниками Милочка слушает женщину-экскурсовода и удивляется, отчего та рассказывает им о домострое и умалчивает о самом главном, ради чего они пришли, древнем, загадочном храме? Ей хочется остаться одной, чтобы благоговейно прикоснуться к беленым стенам, представляющимся живыми, дышащими…

Мила задумалась. До сегодняшнего дня удобное, теплохладное отношение к Богу позволяло не возлагать на себя особых обязательств. На редких формальных исповедях она утаивала самое главное, а причастившись, вновь возвращалась к прежней жизни, не имеющей нужды в Спасителе. Сейчас привычный мир рушился…

— Мне не к кому обратиться, кроме Тебя! — Мила сокрушенно опустила голову и отчаянно закивала, в знак подтверждения своих слов: — Совсем! Я знаю, что не имею права ни о чем просить. Но если Ты действительно существуешь, дай мне знать! Она сложила ладони и, изо всех сил сцепив пальцы, сосредоточилась на смысле произносимых слов: — Помоги, Господи! Спаси Андрея! И я обещаю, что никогда больше не стану сомневаться в Твоем существовании! Честное слово!

Впоследствии адвокат объяснял неожиданное решение судьи явным давлением крайне самоуверенного прокурора. Так или иначе, вместо семи лет лишения свободы Андрей получил три года условно. Они возвращались домой на такси. Ее рука лежала в руке мужа. Мила раньше даже не представляла, как мало, оказывается, нужно, чтобы чувствовать себя счастливой.

— Благодарю, благодарю, — снова и снова, шепотом, повторяла она.

Андрей заглянул в глаза жены, светящиеся теплыми золотистыми огоньками:

— Ты к кому обращаешься? К Богу, наверное?

Мила кивнула:

— А как ты угадал?

— Угадал… Иди ко мне, девочка! — попросил он и зарылся лицом в шелковые волосы. — Я так долго мечтал об этом… Пахнут цветами…

— Подожди, пока мы не приехали, хочу предупредить: не удивляйся, Лиса сильно изменилась!

— Чему же удивляться?! Но ничего, теперь я с вами, и все пойдет по-другому!

— Дело не в тебе… Обещай, что не рассердишься!

— Хорошо, обещаю.

— Василиса провела лето в Петергофе.

— И это вполне понятно! Ты осталась совсем одна, без поддержки, да еще с Надеждой Михайловной беда случилась!

— После возвращения я перестала узнавать собственную дочь!

— В каком смысле?

— Ко мне вернулась другая девочка, лишь внешне похожая на Лису!

Взволнованный вид жены несколько озадачил Андрея.

— О чем ты? — он недоверчиво посмотрел на Милу и ободряюще улыбнулся. — Думаю, ты напрасно драматизируешь! Самое главное, мы снова вместе, а остальное приложится!

— Мне бы твою уверенность! У Лисы появились тайны… Недавно я заметила, как она прячет нечто, похожее на дневник.

— Хотелось бы почитать!

— Читать чужой дневник?!

— Не чужой, а собственной дочери.

— В любом случае, гадко!

— Не знаю, что окажется в итоге более гадким: наше самочинство или содержание дневника.

— Она же ребенок!

— А что, если таким образом на ней сказалась стрессовая ситуация?

— Я тоже об этом думала, пыталась с ней поговорить, приласкать, — бесполезно!

— Милочка, не преувеличивай! У Лисы переходный возраст и первая любовь!

— Неужели любовь сделала нашу дочку угрюмой и замкнутой? Иногда я ловлю на себе ее взгляд, и мне становится страшно…

— Мила, ты только послушай, что говоришь! Такого просто быть не может!

— На днях, я вытащила из почтового ящика квитанцию междугородних переговоров и не поверила своим глазам. На триста рублей! Оказывается, Лиса, тайком, названивает в Петергоф! Тебе поведение дочери не кажется странным?

— Не кажется. Ты забываешь, целое лето она провела с бабушкой.

— Смотрю, у тебя на все имеется ответ! — саркастически усмехнулась Мила. — Узнаю своего мужа, неизменно стоящего на защите мамы!

— При чем здесь она?! Теперь давай во всех несчастьях будем обвинять мать! — вспылил Андрей.

— Будем! Я считаю, дело не в переходном возрасте и любви!

— Легко догадаться, куда ты клонишь! Только, извини, по-моему, у тебя паранойя!

Губы Милы задрожали от обиды:

— Как ты смеешь?!

— Прости, не хотел… Милочка, не сомневайся, я на твоей стороне, но, чтобы сделать необходимые выводы, за Василисой нужно понаблюдать. Что же касается порчи характера и ведения дневника, не нахожу в них ничего сверхъестественного! Согласна?

— Наверное, ты прав, многие девочки ведут дневник.

— Вот видишь…