Герцог был очень рад встрече с «сыном». Несмотря на то что происходила она под нудным дождем и по щиколотку в грязи. Они обнялись, грохоча латами, и полчаса засыпали друг друга вопросами и рассказывали о происшествиях за время разлуки. Степа даже почувствовал досаду за свой обман. Однако долго распускать нюни было некогда. Звон клинков и крики со стороны засеки вернули их к реальности, и они зачавкали ногами в сторону, где решалась сейчас судьба Альбауза.

Герцог сложил с себя обязанности главнокомандующего и передал их Степе. Сам же он вернулся в крепость в качестве командира ее гарнизона.

Через неделю противник сложил оружие. Дальнейшее развитие кампании было в основном связано с передвижением войск от одной крепости к другой и приемом пленных. Отрезанные половодьем от Тенгиза и друг от друга, напуганные сообщениями о неизменных победах «принца Карла», измотанные дождями, многотысячные отряды как будто поджидали Степиного приближения, чтобы немедленно сложить оружие. Даже обе взятые неприятелем крепости сдались без боя. Через месяц весь Альбауз был очищен от агрессора, и к перевалу нескончаемой чередой потянулись всадники, но уже без доспехов. И без оружия, разумеется. Погода и тут сыграла на руку Альбаузу. Дожди перешли в снегопад. Ударил мороз, и сухопутные дороги восстановились. Словом, через две недели непрошеные гости покинули пределы герцогства.

Однако считать войну законченной было еще рано. В Боккардия находился Тенгиз, у которого оставалось тысяч тридцать боеспособных всадников. Правда, они были расквартированы во многих местах небольшими гарнизонами, но Степа не сомневался, что уже сейчас, получив сведения о судьбе своего войска в Альбаузе, Тенгиз стягивает их в один кулак и готовится к сражению.

Это предположение получило косвенное подтверждение очень быстро. Прибыли послы от «великого кагана Тенгиза» с предложением мира и раздела Боккардии. Предлагалось присоединить к Альбаузу Монарду, а остальную часть завоеванных земель отдать Тенгизу Противник явно опасался, что Степа быстро разобьет разрозненные отряды кочевников, пока они не соединились. Начиная переговоры, Тенгиз рассчитывал выиграть время.

Но он напрасно беспокоился. Степа и не собирался выводить свои войска из Альбауза. Даже сняв всех солдат из гарнизонов крепостей, он едва мог набрать тысяч пятнадцать. Да и в начале войны, мобилизовав всех боеспособных мужчин, герцог мог выставить не более двадцати пяти тысяч. А потери?

И одно дело — воевать в густо поросших лесом и окруженных горами долинах, а совсем другое — выйти на просторы Монарды, герцогства, отделяющего Альбауз от остальной Боккардии, — да там кочевники просто затопчут Степину пехоту копытами своих быков.

Однако переговоры Степа вел с заинтересованным видом и даже поставил условие — передать ему всех пленных боккардийских дворян во главе с Сигизмундом IV, якобы для того, чтобы самолично их казнить и быть уверенным, что они не организуют ему отпор, пытаясь восстановить власть законного короля.

Как ни странно — это сработало. Такой ход мысли был близок Тенгизу и не вызвал у него подозрения. Степа получил в свое распоряжение еще полторы тысячи искусных в ратном деле бойцов, а его противник избавился от забот по охране такого же количества пленных.

Свои войска Степа стянул к границе Монарды. В этом месте долина Альбы сужалась до четырех километров. Дороги в обход, а их было три, он не оставил без внимания. Одна из них, через перевал из Тиберии, защищалась небольшой крепостью Аре, которая благополучно выдержала осаду кочевников, и можно было и в дальнейшем положиться на ее гарнизон.

Вторая дорога, тоже из Тиберии, стала непроходима после первого же снегопада. И наконец, третий путь через горы, ведущий прямо в Боккардию, перегородил полутысячный отряд барона Туфио. Место было выбрано в узком ущелье, очень удобное для обороны. Солдаты стали немедленно перегораживать его, сооружая стену из камней, бревен и ледяных глыб, поливая все это водой. За эту дорогу тоже можно было не опасаться.

Другое дело — долина Альбы. Удержать с пятнадцатью тысячами бойцов четырехкилометровый промежуток — задача непростая. Левый берег реки вплотную подходит к гранитной круче. Но река скована льдом и проходима как самая прекрасная дорога.

Реку вскрыли на протяжении нескольких сотен метров и использовали добытый лед для возведения стены, перегородившей всю долину. Скрепили ее снегом и водой. Особенно хорошо укрепили дальнюю от реки часть стены, не оставив в ней ни одного прохода. А вот рядом с берегом стена была сделана пониже и снабжена довольно хлипкими воротами. Все пространство за этой частью стены превратили в гладкий каток. В этом месте был пологий уклон в сторону реки, и всадник, попавший сюда, неизбежно должен был скатиться в рукотворную полынью. С внешней стороны разглядеть это было невозможно, мешала стена.

Тенгиз не заставил себя долго ждать. Лишь только приблизившись к Степиной фортификации, он мгновенно обнаружил «слабость» недостроенного участка и прямо с марша бросил своих воинов в атаку. Несколько набитых камнями саней, разогнанных атакующими, проломили слабую стену, и орда дико вопящих всадников хлынула в образовавшиеся бреши. Практически не встречая сопротивления, подпираемые задними, они стремительно проскакивали через пролом и оказывались на пути в полынью. Многие с разгону пролетали до полутораста метров, пока обнаруживали, что попали на скользкий путь.

Через полчаса все было кончено. Тенгиз, воодушевлявший своих воинов личным примером и проникший за стену во главе своей лучшей тысячи, был выловлен из проруби вместе с остальными. Впрочем, повезло немногим. Основная масса атакующих погибла, задавленная телами быков и своих товарищей. Половина войска, не успевшая прорваться, отошла и остановилась в нерешительности. Степа отправил к ним парламентера с требованием прислать начальников для переговоров.

Делегация прибыла незамедлительно. Им отдали плененного Тенгиза и остальных пленных и приказали убираться в свои степи через Монардский перевал, естественно бросив добычу. Через час остатки некогда грозного войска скрылись за поворотом долины.

Кампания была окончена.

Какое счастье — лежать на мягкой постели под толстым одеялом в теплой комнате и ощущать себя чистым и сытым! И совершенно свободным от каких-либо забот. И это после того, как он сначала долго мок, потом мерз и непрестанно прокручивал в голове десятки вопросов о снабжении войск, о перемещениях противника, о погоде, о местности… бр-р!.

Степа блаженствовал. Впрочем, не совсем. Какое-то беспокойство, какая-то зацепка, гвоздем торчавшая в мозгу, сильно разбавляла удовольствие от долгожданного покоя.

Что бы это могло быть? Поиски источника книг? Нет, еще не время начинать это дело. Да и никуда оно не уйдет. Карменсита? Тоже ничего особенного. Вернулась к своим обязанностям при принцессе и, вероятно, будет продолжать свою неафишируемую деятельность, присматривая за тем, что происходит во дворце.

Нет, эта тревога совершенно особого плана. Как будто пропущено что-то очень важное, что-то существенное для него. Ощущение такое, будто ему предложили вернуться к своим, а он впопыхах отмахнулся от этого предложения, как от досадной помехи, а сейчас не может вспомнить — кто, когда и каким образом.

Какой уж тут покой. Степа ворочался, пытаясь сообразить. Но нужное воспоминание не приходило. Наконец ему это надоело, и он стал перебирать все подряд, начиная с момента первого появления воинов Тенгиза у крепости на перевале и до настоящего момента. Это не такое простое дело вспоминать. Ведь надо было не просто мазнуть памятью по последним месяцам, а попытаться восстановить каждую мелочь, каждую деталь того, что он видел и слышал.

Слугу, пришедшего звать его к завтраку, он отправил прочь и велел его не беспокоить. Тренированная память удерживала огромное количество информации и довольно легко отдавала ее, но трудно порой отличить то, что действительно было, от того, что при этом он думал. Однако дело продвигалось, и под вечер Степа наконец вспомнил.