– Рослинн, твоя невестка? Та самая, которая будет возражать против моего пребывания здесь? И какого же брата она жена?

– Энтони, конечно. Это ж его дом.

– Ты хочешь сказать, что он женат?

– Он надел на себя хомут за день до того, как я встретил тебя. С тех пор и длится его блаженство. Но когда я уезжал отсюда, он был в ссоре со своей шотландочкой. Интересно посмотреть, как они сейчас поживают друг с другом. Правда, Джереми уверяет меня, что Тони вышел из-под опалы.

– Тебе, по-моему, неплохо побыть здесь, однако, – со значением сказала Джорджина. – Мог бы рассказать мне об этом и до того, как мы приехали сюда, Джеймс.

Он равнодушно пожал плечами.

– Я не думал, что тебе будет интересно слушать про мое семейство. Мне твои точно неинтересны. В чем дело? – спросил он, увидев, что у нее на мгновение отвисла челюсть, а потом она снова повернулась к нему спиной. – Я не хотел обидеть тебя, дорогая, тем, что не выношу этих варваров, которых ты называешь своими братьями.

– Мои братья не вели бы себя по-варварски, если бы ты нарочно не провоцировал их. Любопытно, как бы отреагировало твое семейство, если бы я сделала то же самое.

– Гарантирую, что тебя не подвергнут порке и не отвезут на телеге на Тайнбернский холм, чтобы тебя там повесили.

– Скорее всего, нет, но я им не понравилась бы. И они стали бы сильно удивляться, как это ты потерял голову и привез меня сюда.

Он усмехнулся и подошел к ней сзади.

– Напротив, моя дорогая девочка. Делай и говори, что тебе заблагорассудится. Ты все равно будешь принята так же хорошо.

– Почему?

– Потому что благодаря мне ты стала одной из Мэлори.

– И это считается важным?

– Скоро ты сама все услышишь, я уверен, но тебе не удастся этого сделать, если ты не оденешься. Помочь тебе?

Она отмахнулась от руки, которая обняла ее и взялась за верхний край ее рубашки.

– Думаю, что я сама справлюсь, спасибо. А чьи это одежды, кстати? Рослинн?

– Это был бы самый убедительный ответ, но это не так.

Она чуть покрупнее тебя в настоящее время. По крайней мере, так уверяла меня ее служанка. Поэтому я послал к Реган, которая одного с тобой размера.

Джорджина повернулась в его объятиях и оттолкнула его.

– Реган? А, ну да, это кто зовет тебя «знатоком женщин» вместо «грязный развратник».

– Ну что ты такая злопамятная? – сказал он со вздохом, что осталось не замеченным ею.

– А я думала, что Реган – это твой приятель. – Потом она удивила его тем, что уперлась пальцем в его грудь и с жаром спросила требовательным тоном: – Так кто она? Брошенная любовница? Если ты берешь для меня платья взаймы у любовницы, Джеймс Мэлори, то позволь-ка мне…

Его смех прервал ее тираду.

– Даже не хочется прерывать такой приступ ревности, Джордж, но Реган – это моя любимая племянница.

Мгновение-другое ее лицо ничто не выражало, но потом на нем появился испуг.

– Твоя племянница?

– Она порадуется, услышав, что ты говорила о ней иначе.

– Нет, ради Бога, не говори ей! – испуганно воскликнула она. – Это была вполне естественная ошибка, учитывая, что ты такой отпетый негодяй.

– Теперь ты меня обидела, честное слово, – ответил он как можно более сухим тоном. – Когда ты зовешь меня распутником и негодяем, то между этими двумя словами огромная разница, дорогая девочка. И твоя исключительно естественная ошибка не выглядит естественной, поскольку у меня не было любовниц на годы.

– А ты как зовешь вранье Джереми? Болтовней?

– Забавно, Джордж, но это так. Я всегда предпочитал разнообразие. А любовницы очень утомляют своими претензиями. Но для тебя я сделал исключение.

– Я должна чувствовать себя польщенной? Но этого нет.

– Ты была моей любовницей на «Принцессе Анне». В чем ты видишь различие?

– А теперь я твоя жена, если ты простишь мне это неприятное слово. Так в чем разница?

Она хотела вызвать его раздражение сравнением, но вместо этого он широко улыбнулся ей.

– Ты мне очень нравишься, Джордж.

– Чем? – с подозрением спросила она.

– Тем, что не соглашаешься со мной. Немного людей решаются на это, знаешь ли.

Она неприлично фыркнула.

– Фи, если в твоих глазах это самый высокий комплимент, то считай, здорово ошибся. Здесь ты не набрал и очка.

– Если мы начали считать очки, то на сколько тянет вот это: я хочу тебя?

При этих словах он притянул ее к себе, и она своим телом смогла почувствовать, что он говорит не вообще, а о данном моменте. Он был возбужден, а когда Джеймс был возбужден, то соблазн исходил от всего его тела. Бедра его терлись о ее живот, движениями груди он приводил ее соски в твердое состояние, его прикосновения приходились только на ее чувствительные точки, а губы подавляли всякий протест. Какой протест, когда Джорджина сдавалась в тот момент, когда чувствовала его желание?

Но, сдаваясь, она умудрялась еще поддразнивать его, хотя ей и не хватало дыхания.

– А как насчет твоих родственничков, которых мне полагается сейчас увидеть?

– Дьявол с ними, – ответил Джеймс, прерывисто дыша. – Это важнее.

Он раздвинул своими ногами ее ноги и под мягкое место подтянул ее до определенного уровня. Она обняла его обеими руками за шею, обхватила ногами талию и зарычала при первых движениях. Затем откинула голову, и Джеймс впился губами в ее шею. Ушло всякое желание дразнить его, осталось только то, что происходило в данный момент, только нарастающая страсть.

Когда сцена подходила к апогею, в комнату и вошел Энтони Мэлори.

– Я думал, парень чепуху мелет, но, оказывается, нет.

Джеймс поднял голову и раздраженно прорычал:

– Чтоб тебя, Тони… Выбрал время, черт тебя подери!

Джорджина соскользнула на пол, хотя ноги ее не держали. До нее не сразу дошло, что к ним вторгся один из родственников. К счастью, руки Джеймса все еще поддерживали ее, но он ничем не мог бы помочь, чтобы убрать краску страсти и стыда, все приливавшую к ее лицу. Она помнила Энтони с того вечера в таверне, когда приняли Мака за кого-то другого, помнила, что подумала о нем, будто это самый красивый из голубоглазых дьяволов, каких она когда-либо видела – пока не заметила Джеймса. Но Энтони был по-прежнему неимоверно красив. И некоторое время тому назад она не просто из чувства раздражения сказала Джеймсу, что его сын больше похож на Энтони. Джереми действительно представлял собой юный образ Энтони, вплоть до голубых глаз и черных, как смоль, волос. Она не могла не задавать себе вопроса: действительно ли Джеймс уверен в том, что это его сын? И не могла не задаться вопросом, что подумает о ней Энтони с первого взгляда.

Ей бы повязку на глаз, и она выглядела бы сейчас форменным пиратом в широкой белой рубашке Джеймса, которую ему удалось расшнуровать на ней чуть ли не до конца, в его широком поясе, обрезанном по ней, – она носила его поверх рубашки из-за ее чрезмерно больших размеров, и в собственных узких бриджах. Она была босиком, и ноги ее были неприкрыты, потому что она успела только сбросить обувь и стянуть чулки, прежде чем упасть в кровать и, вместо того чтобы удариться в переживания, крепко заснуть.

О, еще бы не залиться краской, будучи застигнутой в таком наряде и в таком интимном положении. И то хорошо, что не по ее вине на сей раз. Она ведь была за закрытыми дверями и занималась тем, чем ей заблагорассудится, Это Энтони должно быть стыдно за то, что он вломился без предупреждения. Но не похоже, чтобы ему было стыдно. Он испытывал разве что легкое неудобство.

– Я тоже очень рад тебя видеть, брат, – ответил Энтони на запальчивую фразу Джеймса. – Но не твою эту крошку. У тебя есть пара минут на то, чтобы отделаться от этого цыпленка, – сюда придет поприветствовать тебя моя жена.

– Джордж никуда не пойдет, а ты можешь уходить отсюда.

– Ты что, пьян, что ли? Забыл, что это больше не холостяцкий дом?

– У меня с памятью все нормально, старина, и у меня нет никакой необходимости прятать Джордж. Она…