«Джорджина Андерсен, ты стала бессовестной, нахальной девкой». «Я знаю и наслаждаюсь каждой минутой с тобой, спасибо тебе».

Ах, как она влюблена в этот его взгляд и в состояние своей «тошноты», которую, она знала, он скоро будет лечить своим особенным способом. Он сбросил китель. Ветер был сильным – он надувал его пиратскую рубашку, но теплым – они приближались к Карибским водам. Он выглядел грозным и значительным – с золотой серьгой в ухе, в узких бриджах и сапогах до колена. Ветер любил его, ласкал каждую пядь его могучего тела, и, проникаясь ревностью к ветру, разве она могла успокоиться?

Напуская беспечный вид, словно она не хочет соблазнить его спуститься вместе с нею в каюту, что он делал каждый день, Джорджина увидела в отдалении корабль, и в ту же минуту раздалось предостережение с наблюдательного поста. Ничего, конечно, особенного – они разминулись с несколькими другими кораблями в море. Им тоже приходилось следовать по курсу чужих судов, если случалось сбиться с пути после шторма. Но этот корабль, судя по предупреждению с поста, был иным. Пираты.

Джорджина застыла, прижавшись к перилам, надеясь, что парень наверху сообщит вниз, что вышла ошибка. За время многолетнего плавания по морям ее братья не однажды сталкивались с пиратами. Но она не хотела, чтобы такой семейной «традицией» было отмечено и ее сегодняшнее плавание. И, Бог мой, на корабле Джеймса не было балласта. Кровожадных пиратов ничто не могло разозлить больше, нежели открытие, что трюмы их добычи пусты.

– Они услужливо решили дать нам поразвлечься?… – услышала она за собой замечание Конни, обращенное к Джеймсу.

– Вы хотите поиграть с ними первым, или подождем?

– Ожидание может сбить их с толку, ты не находишь? – заметил Джеймс.

– Это имеет свои преимущества.

– Совершенно верно.

Ее потрясли не эти слова, а холодное безразличие в их голосах. Они оба наблюдали в подзорные трубы за приближавшимся кораблем, но, судя по их разговору, не испытывали никакого беспокойства. Это была обыкновенная английская невозмутимость. Осознавали ли они опасность?

Джеймс опустил подзорную трубу и взглянул на нее; и в эту секунду она поняла, что он вовсе не беспечен. Легкость, даже некоторое наслаждение от того, что их преследует пиратский корабль, были только кажущимися. И она поняла: это был вызов, вдохновлявший его, шанс показать пиратам свое мастерство капитана, бесстрашие перед возможностью быть убитым противником раньше, чем самому посчастливится его убить.

– Действительно, Конни, – сказал он, не сводя глаз с Джорджины, – я думаю, мы только возьмем лист из книги умного Идена и утрем им нос, когда оторвемся от них.

– Оторвемся? Без единого выстрела?

Первый помощник проявил недоверие. Джорджина не взглянула на него, поскольку ее глаза были пойманы в силки зеленых глаз другого человека.

– Надо ли напоминать, – добавил Конни, – что вы почти убиты и что молокосос Идеи скорее утрет нос именно вам.

Джеймс пожал плечами, все еще не сводя глаз с Джорджины, и его слова пронзили ее насквозь.

– Ну нет. У меня нет настроения играть… с ними.

Конни, наконец, проследил за его взглядом и фыркнул.

– Вам следовало бы подумать о нашем отдыхе. Вы знаете, у нас нет развлечений на борту.

Требование прозвучало столь сердито, что Джеймс рассмеялся, но, не задерживаясь, продолжал идти, на ходу схватив Джорджину за руку и увлекая ее к ступенькам.

– Упусти их, Конни, и попробуй это сделать без меня, хорошо?

Джеймс не ждал ответа. Он проворно спускался по ступенькам, и Джорджина не успевала открыть рта, чтобы спросить его о намерениях. Он втащил ее в каюту и начал ее целовать прежде, чем за ними захлопнулась дверь. Его возбуждение, ярко вспыхнувшее при мысли о предстоящем сражении, нашло выход. Он так жаждал наслаждения и был столь настойчив, словно вел сражение.

Сражение? Ради Бога, пираты были рядом! Как он мог думать о любовных объятиях сейчас.

– Джеймс!

Она оторвала от него свои губы, но он не переставал целовать ее – в шею, потом ниже…

– Ты должен бросить вызов пиратам! – сказала она запальчиво, когда ее тяжелая фуфайка упала на пол за ее спиной. – Ты понимаешь, как это безрассудно? Нет, подожди, нет, моя сорочка!…

Ее сорочка была снята. И брюки тоже. И как быстро! Она никогда не видела его таким… таким страстным, нетерпеливым.

– Джеймс, это серьезно!

– Я понимаю, любимая, – сказал он, поднимая ее, чтобы губами достать ее грудь, и перетаскивая ее на кровать. – Какая досада. Это серьезно.

Его губы вобрали в себя ее сосок, и у нее не осталось сомнений, что он подразумевал под «это», его губы преследовали ее и тогда, когда он срывал с нее остатки одежды. У него был изумительный рот, Боже, у него был действительно великолепный рот. Никто не мог сказать, что Джеймс Мэлори не был прекрасным любовником. Конечно, не каждый знал об этом. Но ее положение в данную минуту было очень подходящим, чтобы это узнать.

– Но, Джеймс, – слабо пыталась она напомнить ему о пиратах.

– Ни одного кровавого слова, Джордж… только слова любви. – И его язык погрузился в ее пупок.

– Какие слова любви? Мне нравится, как ты это делаешь, Джеймс. Еще, Джеймс. Ниже… Джеймс. – Она задохнулась, когда он опустился ниже и добавил:

– Ах, любимая, ты уже горячая и влажная, не так ли?

– Это… и есть… твои слова любви? – Она едва могла говорить, настолько сильным было возбуждение.

– Они заставят тебя захотеть почувствовать меня в себе?

– Да!

– Хорошо. – Он задержал дыхание, когда вошел в нее, быстро, глубоко, его руки тесно обхватили ее, заставляя принять его целиком.

Пираты, к счастью, остались далеко позади, но Джорджина уже была не в состоянии о них беспокоиться.

– Твой экипаж только что прибыл, Джеймс, – объявил, показавшись в дверях каюты, Конни.

– Куда спешить? Там, на соседнем причале, сейчас такая неразбериха! Буду ждать, пока погрузка в тот американский корабль не закончится и все фургоны не уберутся с пристани. Давай лучше выпьем по стаканчику, старик.

Они вошли в док несколько часов назад. Джорджина еще утром собрала дорожные чемоданы Джеймса, но он до сих пор не сказал ей, что намеревается оставить ее на его плантации. Джеймс хотел потрясти ее величием своего островного дома, а затем, вечером, за ужином из деликатесов Ямайки, – при свечах, разумеется, – он собирался просить ее быть его возлюбленной.

Конни пересек комнату, остановился около письменного стола и стал смотреть в окно, откуда открывался хороший вид на американское судно и ту суматоху, какая происходила около него. Приготовления к плаванию – известное дело…

– Что-то она мне кажется знакомой… А?

– Может, один из трофеев Ястреба?

Конни заулыбался.

– А что? Я бы не удивился.

– В таком случае и жалеть не стоит, что уходит.

– Почему? – спросил Конни. – «Принцесса Анна» никогда не плавала под своим собственным названием. И вообще, с каких это пор ты перестал приветствовать маленькиерадости? Вроде обвинения тебя в пиратстве, когда это практически недоказуемо? Ты отказался от возможности немножко порезвиться на море…

– У меня есть на это причина, – напомнил ему Джеймс: он не хотел подвергать риску свою малышку Джорджи ради каких-то нескольких часов увлекательной авантюры. – И, наконец, я не хочу лишних беспокойств в данный момент.

Конни отвернулся от окна, чтобы взять свой стакан, внимательно посмотрел на Джеймса и сказал:

– Ты выглядишь самодовольным. Имеешь на это какие-нибудь уважительные основания?

– Ты видишь перед собой человека, который вот-вот примет на себя обязательство нести тяжкое бремя. Я решил подержать какое-то время Джорджи около себя. Только, прошу тебя, не надо делать больших глаз!

– Интересно, как это не делать? У меня именно «большие глаза», и на это есть серьезная причина! Последняя женщина, с которой ты отправился в плавание… Как, бишь, ее звали?