Ну же? – говорю я «мягко», наслаждаясь игрой своего голоса. – Вы можете взять вашу палочку и пойти к директору. Ну же! Смелее! Вас никто не держит здесь.

Палочку я все еще держу у себя в кармане, и чтобы ему куда-то пойти, надо сначала подойти ко мне и ее взять. Попросить ее и взять. Так и представляю, как Поттер будет делать это!

И все же я едва не проигрываю, поставив на то, что он сдуется прямо сейчас. Должно быть, наша связь помогает почувствовать волну поднимающейся в нем магии, потому что когда мебель начинает дрожать, а за моей спиной лопается банка, я уже обхватываю мальчишку, прижимаю к себе, и моя стихия гасит его магию совершенно естественным образом, без всякого труда. Я не чувствую ни малейшего напряжения. А вот Поттер – выкачан, судя по всему. Обвисает в моих руках бессильной тряпочкой, закатывая глаза.

Ну что ж ты будешь делать? Вечно мне возиться с ним. В кабинете у меня зелий нет. И… не Поппи же звать, в самом деле? «Прости, милая, мистеру Поттеру внезапно стало плохо во время отработки». Проверив коридор, дотаскиваю щенка до своей гостиной. Привожу в себя, укутываю все еще валяющимися на диване одеялами, развожу восстанавливающее в травяном чае. Усмехаюсь сам себе – опять выступаю в роли няньки, и на этот раз для кого! Да чтоб ты провалился, Поттер, и когда же уже?!

И все-таки что-то странное, теплое шевелится в груди, когда он таращится на меня зелеными глазами, поначалу отказываясь пить. Так и Лили делала когда-то – у нее были галлюцинации во время простуды, и я ее отпаивал у себя в тупике Прядильщика. Это было очень хорошее лето после третьего курса, а в тот день ее родители уехали в гости к тетке, прихватив вечно шнырявшую вокруг нас и все вынюхивавшую сестрицу; моих родителей тоже не было дома. Кажется, отец тогда загремел на несколько дней в каталажку, а мать договаривалась о заказе с какой-то важной клиенткой. Лили нездоровилось уже с утра, и она полдня лежала на диване в гостиной, а я поил ее новым, улучшенным Перечным, которое надо было принимать в три порции. По карнизам стучал дождь, а дома было тепло, и мне, наверное, в первый и единственный раз в тот день казалось, что у нас очень уютно. К черту сентиментальности. К черту! Поттер так же мало похож на Лили, как на молодильное яблоко – яблоко, отравившее Белоснежку.

Замораживаю щенку челюсть и вливаю. Он пытается отплевываться, но у меня слишком хороший стаж. Зажимаю рот ладонью – он сейчас, пока восстанавливающее не подействовало, беспомощнее котенка, призываю на всякий случай еще один вид укрепляющего. Жалко тратить его на Поттера, варил зелье не я, и стоит оно треть моей годовой зарплаты, но если он не будет способен произнести ни одного заклинания… Кто знает, может, тот добивается именно этого?

Пейте, Поттер! Хотел бы вас отравить, давно это сделал бы!

Но и второе зелье приходится вливать точно так же. Нет, пожалуй, палочку ему еще рано отдавать. Однако надо же с ним что-то делать. С минуты на минуту придет Люпин, а я так и не успел провернуть тот трюк с зельем. Блокирую камин.

Поттер, зелья подействуют не сразу. Вы потеряли слишком много силы, направив ее на того, кто не пытался вас атаковать, не выяснив магического потенциала противника и не выяснив его стихии. Это никуда не годится. Запомните на будущее – никогда не разбрасывайтесь магией, пока не научитесь ею управлять. И никогда не направляйте ее заведомо на противника, который сильнее или опытнее вас. Стихия должна направляться на объект. С ее помощью можно победить в бою хитростью. Двадцать минут лежите! Если вы будете уже в состоянии дойти до Гриффиндорской башни, где вам и полагалось быть весь день, то я вас отпущу. Если не в состоянии, то придется задержаться здесь еще на некоторое время.

Поттер смотрит на меня как на безнадежного больного. Надеюсь, Альбусу не придет в голову проверить меня в эти двадцать минут.

С Люпином, по счастью, мы заканчиваем вовремя.

Поттер сидит на диване в моей гостиной, будто и не двигался с места. Уверен, что он облазил здесь уже все, хотя по виду все еще слишком слаб. Я вдруг вспоминаю, что он не ужинал. Не знаю, кто меня дергает за язык и с чего я вот уже полчаса изображаю из себя Маршана, но я вызываю Донки.

Поттер, будете есть?

Нет.

Значит, всего по две порции, - не обращая внимания, говорю я.

Эльф испаряется.

Бросаюсь в кресло. Этот день тоже из тех, что не кончаются никогда.

Отдайте палочку, - угрюмо говорит Поттер.

Отдайте палочку, сэр.

Сэр, - буркает он, разумеется, без всякого почтения.

Сейчас поедите, Поттер, и отдам.

Я не хочу есть.

Зато я хочу, чтоб вы поели. - Никогда не думал, что буду заниматься подобной дурью. – Не контролируете выбросы – учитесь принимать последствия. По-хорошему, надо бы сообщить об этом директору.

Зачем? – вскидывается он.

Вы направили магию на человека, Поттер. Вам повезло, что преподаватель, на которого вы посмели ее направить, гораздо опытнее вас и сумел вас остановить. Что было бы, если бы вы направили ее на кого-то из учеников? Мистер Малфой является искушением, не так ли?

Вы прекрасно знаете, что этого бы не было! Ни один ученик...

Не является таким мерзким, как я, Поттер? Вы полагаете, что вы вправе направлять убивающую магию на мерзких людей?

Она не убивающая!

Той силы, которую вы направили на меня сегодня, да и в прошлый раз, вполне достаточно для того, чтобы убить. Не сильного мага. Простого человека, разумеется. Кого-нибудь вроде вашей тетушки Мардж. Вы, наверное, очень веселились, когда ваша раздутая тетушка улетала в небо, не так ли? Вам было все равно, что она могла сдуться, упасть и разбиться. Или зацепить линию электропроводов и погибнуть от напряжения. Или погибнуть от переохлаждения, улетев слишком высоко. Или, что еще более вероятно, умереть от сердечного шока.

Замолчите! – говорит он, закрывая уши руками. Но я–то знаю, что он слушает.

Вы отделались очень легко, Поттер. Вам всегда все сходит с рук, как и вашему папаше. Любого другого уже лишили бы магии или отправили в Азкабан, но только не вас. Вместо того, чтобы сказать великому Поттеру хоть слово упрека, министр магии едва не облобызал его и радостно сообщил, что тетушку подвергли Обливиэйту и о его преступлении никто не узнает. А знаете, какие последствия у Обливиэйта, Поттер? Подсознательная память знает, что что-то было не так, она приходит кошмарами во снах, она проявляется внезапным ужасом и паникой на пустом месте, но человек не может вспомнить, что именно с ним случилось и мало-помалу превращается в невротика.

Замолчите! – говорит он зло и жалобно одновременно, убирая руки от ушей. – Вы сами прекрасно знаете, что я знаю, что такое последствия Обливиэйта. Вы это сделали со мной, Снейп! – выплевывает Поттер. – Если бы я и убил Малфоя своей магией, то только из-за вас! Я думал, что это Малфой делал со мной. И вы… Целыми днями думать, было это или не было, думать, что ты сходишь с ума или что кто-то проклял тебя, это просто кошмары или… И никому… никому нельзя сказать.

Я открываю рот. И закрываю. Мне нечего сказать в ответ. Никогда не смотрел на происходящее с такой точки зрения. Чувствую себя, честно говоря, премерзко. Как будто… как будто и я стал таким, как Поттер. Не этот, тот. Стыд накатывает удушливой волной.

Мы молча пережидаем, пока эльф расставит еду, и так же молча едим. Вопреки утверждению Поттера об отсутствии аппетита, он сметает все до крошки и даже смотрит на меня, словно просит поделиться остатками своей порции. Есть в его присутствии неприятно, но необходимо. Мне еще придется его провожать, а я дал Маршану слово, что буду соблюдать режим. Кроме того, несмотря на то, что щеки Поттера порозовели, я рискну вывести его отсюда не раньше, чем через полчаса. Потому что в случае промашки не собираюсь тащить его до гриффиндорской башни на своем плече.

После ужина он забирается с ногами на диван и еще сильнее закутывается в плед. Похоже, что второе зелье проявило побочные эффекты и у мальчишки кружится голова. Я увеличиваю огонь в камине. Как бы ни хотел я не колдовать, но избежать этого невозможно. Надо еще придумать оправдание для Альбуса, так как Донки, безусловно, доложит ему, что Поттер был у меня.