Несмотря на все произошедшее, Клаус испытывал некое благоговение перед местом, где вырос. Остановившись на высоком холме, он наблюдал за спокойным морем. Волны едва достигали прибрежных скал. Штиль. В шторм же можно было лицезреть своеобразную корриду стихий. Как забавно. А ведь именно в такую ненастную погоду корабль с новорожденным наследником тогда еще великого завоевателя почти разбился об утесы. Чудо и опытный капитан вывели команду из затруднительного положения, любезно подарив Беленору виновника масштабных переворотов в людских умах. Тень улыбки промелькнула на изящном лице с обворожительными ямочками. Глаз, закрытый черной нашлепкой, придавал мужества не менее достославному полководцу. В легенду несложно войти. Для этого не обязательно слыть за ослепительного красавца.
Напыщенным аристократам, кичащимся победами своих наемников, вряд ли когда-нибудь доводилось биться с нечестивцами, пожирающими себе подобных. Впрочем, это не имеет значения. Самые близкие и преданные друзья находятся рядом. Пятьсот кавалеристов и пятьсот латников отправились вместе с государем на покорение Юго-Восточного направления. Приняв решение укрепить союз с последним представителем клана Баратеонов, Лев намеревался помочь ему отобрать законные владения предков. Недавнее приглашение нынешнего владельца Оленьих Рогов посетить неприступный бастион словно благоволила к активным военным действиям. Но он, как обычно, слишком сильно углубился в неизведанное будущее. Легкое прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть и резко обернуться.
Небольшая армия расположилась у подножия живописной горы. Раньше здесь происходили тайные поединки до первой крови. Причиной дуэлей, как правило, становился слабый пол. Сам дофин не гнушался бросать вызовы чванливым вельможам. Непрерывные тренировки с лучшими фехтовальщиками страны, разумеется, помогли одержать ряд блестящих побед и заполучить шестнадцатилетнему мальчишке славу неодолимого соперника. Воспоминания согревали. Уголки губ по-прежнему имитировали непривычную в последние недели эмоцию. Понимая, что со стороны это выглядит нелепо, первородный фыркнул и вопросительно взглянул на нарушителя безмятежности. Новоявленный сир Вильгельм редко проявлял желание говорить по душам. Предпочитая молча предвкушать встречу с убийцами своей матери, он превратился в истинного командира. Исполнять приказы и не задавать лишних вопросов – таков их девиз. Напускная холодность пошла на пользу характеру несдержанного воина, но пагубно повлияла на отношения с одинокорожденной.
– Я всегда мечтал посетить столицу и окунуться в водоворот тамошних развлечений, – вдохновляясь гармоничными пейзажами на фоне умопомрачительного заката, Олень превратился в философа. Опустившись на дугообразную шею мирной лошаденки, он предавался несбыточным мечтам. – Увы, человек, который воспитывал и обманывал меня все двадцать долгих лет, обещал даровать мне Гавань после того, как мы отобрали бы ее у твоей семьи. Он в красках описывал предстоящее возмездие, требовал набраться терпения и ждать подходящего момента. Многие нас поддержат – уверял сей тщеславный козел. В любом случае, мы можем воспользоваться твоей кровной связью со старой династией злополучных Таргариенов. Великолепный план, дядя, – не без иронии заявил сын Бернарда, обращаясь к разноцветным небесам. Ярко-оранжевые оттенки преобладали. Такое можно увидеть только летом. – Роланда считали неплохим бойцом, но он и в подметки не годился своему брату – бывшему лорду-командующему королевской гвардией.
– Которого убил мой отец, – рассмеявшись, подытожил венценосец, ловя на себе весьма скептический взгляд. Воздев обе руки к обители ангелов, он тем самым извинился за неуместное высказывание. – Надеюсь, твой третий дядя примет нас с распростертыми объятиями, а не сразу же побежит к излишне гостеприимному Транту. Душещипательное письмо, конечно, говорит об искренности его автора, но мы не настолько глупы, чтобы соваться в твое родовое гнездо без войска за спиной. Разрушитель взял крепость благодаря шестидесятитысячному воинству и предателям в стане противника. Нам таких бонусов не выпадет. – Разговаривая скорее с самим собой, нежели с безмолвным собеседником, Пастух засыпающего Солнца засмотрелся на руины. – Знаешь, о чем я не перестаю думать? Война рано или поздно закончится. Все имеет срок. Память о ней сохранится ровно на одно столетие, пока человечество не погрязнет в новых междоусобицах, еще страшнее прежних. И, глядя на разруху вокруг, я спрашиваю себя: а что мы сделали для этого мира? Выиграли несколько боев? Убили пару сотен невинных или виновных? Ересь. Мы должны уже покончить с порочным кругом жестокости. – Поймав себя на мысли, что завершающая фраза принадлежала Хэйли, монарх поморщился. – Нет, я не хочу оставлять после себя кровавый след. Когда я низвергну Гэбриэля в преисподнюю, то вернусь сюда и восстановлю столицу. К черту вся эта никчемная помпезность в виде престолов, искалеченных чужими клинками. Пусть обычное кресло возвышается над прочими. Я хочу помиловать изгнанных отцом лордов и вернуть им отобранные земли и титулы.
– А я нахожусь в списке этих счастливчиков? – поинтересовался Вильгельм, напрочь растаптывая орел романтических сумасбродств, взявший мечтательного государя в заложники. Пробудившись от горько-сладких иллюзий, Ланнистер отрицательно покачал головой, развернул буланого коня и ускакал прочь под аккомпанемент заливистого смеха. – Подумай хорошенько, светлейший. Через два часа мы уходим!
Брего несся бешеным галопом, подгоняемый вспотевшим хозяином. Черная грива разметалась по взмыленной шее резвого животного, обожавшего мчаться по безлюдным бескрайним просторам. Словно возвращаясь в былые времена, к древним цивилизациям неутомимых укротителей опасных тварей, они наслаждались полнейшим одиночеством. Ловко маневрируя среди неожиданно возникающих деревьев, преграждающих путь в никуда, мустанг протяжно заржал. Непередаваемое ощущение свободы, которую никто не отнимет. Дикие племена собирались ночью у пылающего костра и решали, на кого будут охотиться. На кого они пойдут с примитивными копьями, ломающимися из-за непробиваемой шкуры хищника? Такой, в представлении Божьего помазанника, была независимость. Неровная местность постепенно уступала равнине. Сам того не ведая, Клаус приблизился к печально известному месту. Непреодолимое желание оказаться там, где все начиналось, все же возобладало. Вряд ли оно пережило столкновение с еретиками.
Вопреки всем ожиданиям, гостиница на перекрестке, перевернувшая судьбу целого королевства, стала пристанищем для беженцев. Маленькая группа людей ютилась возле деревянного каркаса, по виду напоминающего конструкцию церкви. Оценив насмешку провидения, командир Альянса из чистого любопытства подъехал поближе. Счастливые дети, не обремененные заботами взрослых по добыче пропитания, резвились на берегу мелкой речушки. Завидев всадника, они поначалу насторожились, однако не прервали игры. Хорошо, что корона хранились у осторожного слуги и не являлась постоянным атрибутом в одежде. Образовав некое подобие круга, крестьяне внимали сгорбленному старику, облаченному в лохмотья. Изодранное грязное платье мешком висело на костлявом теле. Казалось, грязь въелась в кожу босых почерневших ног. Белые брови-гусеницы терялись в седых волосах, падающих на морщинистый лоб.
– Я был солдатом когда-то, – надломленным, но проникновенным голосом изрек безымянный старик, для пущего эффекта поднявший изъеденную рытвинами ладонь к облакам. Он увидел непрошеного гостя, но не придал ему особого значения. Или сделал вид. – Все мои командиры считали меня храбрым, но это не так. Я не сбегал с поля боя лишь потому, что боялся показать друзьям свой страх. Так что я был трусом. Мы выполняли приказы, какими бы они ни были: «Сожгите деревню!», и вот я поджигатель. «Заберите урожай у крестьян!», и вот я вор. «Убейте тех парней, чтобы они не восстали против нас!», и вот я убийца. Помню, как одна женщина кричала на нас, называла животными, когда мы волокли ее сына из их лачуги. Но мы не были животными, нет. Звери верны своей натуре, а мы своей изменили. Я перерезал горло тому парню на глазах его матери, которую держали мои дружки. В тот вечер мною овладел стыд. Настолько, что я не мог ни есть, ни спать. Я мог только смотреть в темное небо и слушать, как мать выкрикивает имя своего ребенка.
