Надо научиться контролировать гнев, иначе собрать войско ему не удастся. Олень прекрасно осознавал всю безвыходность положения, в котором он оказался. Без поддержки, без родных и друзей. Конечно, можно вернуться и вступить в армию повстанцев, но новый монарх вряд ли примет того, кто хотел его убить. А девушка, помогавшая обвязать бинтом серьезный ушиб на лбу? Он даже ее имени не знает. Впрочем, не так важно. Казалось, неумолкающего оратора устраивало говорить с самим собой. До сих пор он так и не понял намеков. Если последователи Клауса все такие миролюбивые, то одолеть Жестокого Волка у них не получится. Идиоты. Пощадили человека, который находился в шаге от убийства легенды Беленора. Они должны понимать, что нельзя оставлять врагов живыми. Хотя какой из него враг?
Он – ничто, как и его отец. И от этого становилось еще хуже. Вильгельм ушел в себя и не подавал никаких признаков жизни. Простое каменное изваяние, застывшее в одной позе. Запах прожаренного мяса вывел из состояния оцепенения. Слюна непроизвольно выделилась, в результате чего солдат был вынужден сглотнуть. Три дня питаться собаками и конями – слишком тяжелое занятие. Сын Лэнса, как ни в чем не бывало, поддерживал огонь в импровизированном костре и поджаривал кусок кабана. Ему как-то довелось провести целый месяц в странствиях, поэтому особых затруднений с приготовлением еды не возникло.
– Зачем ты это делаешь? – все же решился заговорить преданный и униженный, чем несказанно удивил самого Тирелла. Вопросительно изогнув бровь, союзник Цербера лишь пожал плечами, будто не понял вопроса. – Зачем помогаешь мне? Приказ короля?
– С чего ты взял? Он попросил меня проследить за тобой до конюшен. Все остальное – моя инициатива, – с этими словами он выложил аппетитные кусочки на тарелку и подвинул ее к сидящему в углу собеседнику. – Надеюсь, сир Ричард не обидится, когда узнает об украденной посуде. Не хотелось бы вызвать гнев этого славного старика. Знаешь, он такой заботливый. Приютил всех нас и не выгоняет, несмотря на….
– Достаточно! – рявкнул окончательно взбесившийся наследник Рогов. Изображать преданного соратника – низко и недостойно. Хватит лжи и сентиментальной чуши. – Только не говори, что тобой движет жалость. Меня не надо кормить пресловутым панибратством в надежде на ответные чувства. Да что с вами всеми такое, а? Я чуть не убил тебя два месяца назад! Я хотел сделать это и насладиться твоей агонией, но вместо оправданной ненависти ты даешь мне пищу. Прямо Библейское сказание. А Клаус у вас кто? Иисус Христос?
– Нет, – простодушно ответил южанин, блаженствуя возле огня. Вильгельм не знал, как реагировать на это. Все, что касалось мятежной армии, вызывало недоумение и страх. Благо дело, тягостное молчание прервалось в тот же миг. – На самом-то деле мне уже пора. Иначе друзья будут волноваться. Если тебе вдруг что-то понадобится, то не стесняйся. Ты знаешь, где меня найти.
– Я не собираюсь надолго задерживаться в этих местах, – буркнул юнец, недовольный таким откровением со своей стороны. С чего бы ему разговаривать с этим недальновидным идиотом? Хотя разницы никакой. – Подамся куда-нибудь на юг. Или за море. Может, даже вступлю в войско Лжепророка. А? Что ты на это скажешь? Раз ты такой правильный, то, в случае нашей встречи, смог бы убить меня? Без колебаний?
– Мог бы. Но зачем? – поинтересовался добродушный просторец. – Присоединиться к злодею? Бессмысленно, на мой взгляд, ибо так поступают только ему подобные, а ты далеко не плохой человек. Делаешь вид, потому что тебя ранили. Это можно и нужно исправить. Уверен, тебе помогут друзья.
– У меня их нет, – саркастически выплюнул сын Бернарда, в глубине души понимания всю правоту недавнего противника. Последнее время все так и норовят порываться в его душе и вытащить оттуда самый бесполезный орган – сердце.
– Я мог бы быть твоим другом, – на сей раз весь цинизм молодого воина испарился по мановению руки. Раньше никто так не заботился о нем. Джером предпочитал говорить о силе характера, а Роланд – о силе бесконечных тренировок. – На самом деле, даже Клаус мог бы им стать. А еще он мог бы помочь тебе отомстить за убитую семью. Важно не то, как сильно ты чего-то хочешь, а то, что ты для этого делаешь.
Подмигнув товарищу, Хойт поспешно выбежал из таверны. Звон колоколов привлек его внимание и вынудил поторопиться. Сигнал тревоги свидетельствовал о чем-то страшном, произошедшем во дворце. Конь помчался в сторону Гнезда, оставляя за собой снежный вихрь и несчастного пленника собственных детских кошмаров. Вили, так его назвала так девушка, остался неподвижно сидеть в том же углу просторной комнаты. Спустя час он вспомнил о потребности в еде и накинулся на мясо кабана.
========== Бремя власти ==========
Hurts – Unspoken.
Kansas – Dust In The Wind.
– Вильгельм, ты меня слышишь? Оставайся здесь, чтобы ни случилось. Ты понял? Я буду рядом, обещаю.
Последние слова, которые запомнились навсегда. Они врезались в память, не желая исчезать. Потом раздался непривычно громкий крик, резанувший по ушам. Двери с грохотом распахнулись, едва не слетев с петель. Мизерная комната для прислуги за считанные секунды наполнилась людьми в лязгающих доспехах. Оглушительный смех вынудил задрожать всю мебель. Кровать не позволяла маленькому мальчику увидеть происходящее, но он по-прежнему мог слышать голос собственной матери. Тогда его не беспокоило случившееся, ведь это всего лишь игра и правила до ужаса просты: спрячься и не вылезай без разрешения.
Душераздирающий женский вопль, ворвавшийся в загробную тишину, произвел неизгладимое впечатление на детский разум. Он стал отправной точкой безумия, хотя тот, кто его слышал, не сразу понял, что произошло. Тело убитой рухнуло на пол. Причудливые красноватые узоры завораживали своей яркой палитрой. До определенного момента Вильгельм просто не улавливал сути происходящего. Обычный ребенок, перед которым распростерся труп мамы, единственного близкого человека на всей земле. Мужчины в испачканной броне поспешно выбежали из душного, провонявшего кровью помещения. За окном шел проливной дождь, стучавший по стеклу, точно по барабану.
После пяти минут нахождения в абсолютном безмолвии трехлетний малыш выбрался из-под кровати. Радостная улыбка, блуждающая на беззаботном детском личике из-за еще одного выигрыша, тут же сменилась испугом и звериным страхом. Прикосновение к безжизненной плоти заставило отдернуть руку, словно он коснулся раскаленного чугуна. Остекленевшие глаза, ранее искрившиеся необъяснимым блеском, более не вызывали желания прильнуть к теплой шее и уткнуться в длинные волосы цвета воронового крыла. Багровая лужа растеклась по черному камню, достигнув постели. Липкая, неприятная на ощупь субстанция окропила все вокруг.
Прислонившись к неестественно вывернутой материнской голове, малолетний наследник замка плакал. Рыдания несчастного сироты привлекли внимание сердобольных рыцарей, проникших в крепость. Цветные плащи волочились за ними по земле. Яркий рисунок в центре мощного панциря успокоил младшего Баратеона. Заляпанный кровью, он потянулся к человеку, что взял его на руки. Добрый взгляд зеленоватых глаз внушал доверие, а разросшаяся по подбородку борода являлась излюбленным развлечением мальчишки, который сразу же запустил в нее свои цепкие пальчики.
В мгновение ока пространство вновь заполнилось незнакомыми солдатами. Подняв изувеченное многочисленными ранами тело, они постарались накрыть его одеялом и унести как можно дальше отсюда. Не было никакого прощания. Она просто исчезла, словно ее никогда не существовало. И это правда. Олень всю жизнь позиционировал себя как безжалостного монстра. К черту сострадание и прочую сентиментальную чушь. Ему привили ненависть с рождения. Старших братьев перебили, как собак, а отца убили не менее жестоко.
Покровители заботились о нем до тех пор, пока не утратили интерес или не получили личную выгоду. Они лишь использовали бедного ребенка в надежде на наследство и благодарность в виде титулов. Потом явился Роланд с историями о бесчеловечности Ланнистеров, главных врагов и грешников всего человечества. Лишь уничтожив все эту поганую семейку, он, сын Бернарда, сможет обрести утраченное могущество и занять свое законное место в качестве лорда этих земель. Обширных и плодородных, ныне находящихся в руках у алчных захватчиках. Сладкие мечты, до краев переполненные ложью и самозабвенной лестью.