Проследив за ретировавшимся дорнийцем, Гэбриэль хмыкнул, а затем повернулся к старой знакомой. Оценивающий взгляд серебристых глаз переходил от полупустого графина с красноватой жидкостью, к той, которая находила в нем утешение. Улыбка, моментально сменившаяся хищной усмешкой, мелькнула в уголках губ. Как бы там ни было, но количество выпитого вина беспокоило леди Тирелл больше, чем речь о бессмысленности затеянного ею предприятия.

– А ты прекрасно выглядишь, несмотря на бурную ночь, наполненную беспечными приключениями, – поймав на себе презрительный взгляд, мужчина вынужденно поднял обе руки вверх. – Что-то не так?

– Перечислить все? Ты захватил мой замок, убил моих людей, пытал какого-то крестьянина, а затем поставил его череп на стол в качестве емкости для соуса, предварительно заляпав мой ковер чужой кровью, и продолжаешь держать меня здесь против воли, – выслушивая ряд несправедливых оскорблений в свою сторону, властелин Севера стремительно сокращал расстояние между ними, – я благодарна за то, что ты разрешаешь мне спать, кормишь меня и подходишь так близко, – на последней фразе она отклонилась назад, чувствуя себя неуютно в огромном кресле, в заточении вцепившихся в подлокотники рук. – Но неужели ты правда думал, что я буду улыбаться?

– А ты хотя бы подумала о тех беднягах, которые голодают где-то…– он щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить. – Не знаю, где. Ладно, я бы составил тебе компанию, но у меня намечается трапеза с твоими друзьями.

– Главное блюдо – фаршированная собака? – едко осведомилась Ирина, ощущая на шее обжигающие дыхание. Гэбриэль облокотился о спинку кресла, доставляя рядом сидящей собеседнице сильный дискомфорт. – Или свою руку отрежешь?

– А мне нравится твое неиссякаемое чувство юмора. Позволь узнать, что ты скорее напишешь Мозеру? Что тонешь в море вина или попытках спасти ближнего? – голос, с отчетливым металлическим оттенком, перестал пугать на четвертом бокале. Надо было сделать это раньше.

– Катись к черту, – последовал незамедлительный ответ, вызвавший неподдельную улыбку на устах растянувшегося во всю ширину кресла Волка. Ей оставалось либо придвинуться к нему, либо терпеть все неудобства в узком углу.

– Значит, вино, – пожав плечами, командир огромного войска с наслаждением следил за дальнейшими действиями сильной и непоколебимой героини тайного движения сопротивления. – Давно ты стала так много пить? Мне следует начать беспокоиться?

– Ты всерьез полагаешь, что тебе так просто сойдет это с рук? Думаешь, мои друзья не знают, где я, и не смогут помочь мне? – поинтересовалась дочь Дагона, пытаясь не думать о близости этого жестокого монстра.

– Ну, в ближайшее время точно нет. А потом нас ждет увлекательное путешествие по стране. И, я надеюсь, ты забудешь обо всех проблемах, включая пытки и наказания, которым я еще могу тебя подвергнуть, если ты не сменишь тон, – раздавшийся стук в дверь прервал задушевную беседу двоих старых знакомых. Предводитель вскочил с места, чтобы впустить внутрь долгожданного гостя, явившегося как раз вовремя. – А вот и надзиратель.

Высокий мужчина крепкого телосложения казался исполином в маленьком дверном проеме. Сделав несколько уверенных шагов навстречу лидеру, он остановился около кровати. Светло-коричневые волосы, коротко остриженные, ложились на прямой лоб, без единой морщины или борозды. Легкая щетина покрывала значительную часть подбородка, заключая плотно сжатую линию губ в своеобразную ловушку из колючих волосков. Насупленные брови и сосредоточенный взгляд карих глаз делали все для создания образа свирепого воина. Вместо улыбки – холодное равнодушие. Здесь не было места эмоциям, лишь непредсказуемая и неоправданная жестокость. Он без видимого удовольствия пожал протянутую ему руку.

– Это Эрнандо. Очень преданный и очень опасный друг, – с этими словами Старк подвел вошедшего как можно ближе к жертве. – Осторожнее. Дорнийцы – народ безжалостный, сама знаешь. Кстати, Эрнандо, если она попробует сбежать еще раз – можешь ее убить. Но только быстро. И не спрашивай, есть ли у нее последнии слова, иначе застрянешь на все выходные.

Дружески похлопав стражника по плечу, Голодный Волк удалился. Теперь можно не беспокоиться относительно возможной смуты. Партизаны угрожали освободить так называемый символ восстания, но в данный момент он находится вне досягаемости.

***

Они отомстили. Нашли более изощренный способ. Орден умен. Священник вошел в тюрьму, освещая ее слабеньким огоньком свечи. Он начал вещать про освобождение души. Безликие монахи любезно освободили его ногу от сковывающих цепей, после чего выволокли из темницы. Затуманенный разум не реагировал на слова старцев до тех пор, пока его не притащили в камеру с ободранными стенами. Алый кирпич создавал иллюзию крови. Посередине стояла грязная табуретка, неподалеку от огня, что тлел в жаровне.

Один из троих присутствующих держал в руках продолговатый кусок железа, накаленный до красноты. Вырванный из глубокого сна организм не сразу ощутил прикосновения цепких пальцев. Они стянули убогий кафтан, оголяя исполосованную спину. Прочитав молитву, проповедник подал специальный знак к началу посвящения. Боль пронзила все тело. Ужасный вопль затих в недрах красной комнаты. Дальше – ничего, пустота. Мрак поглотил все вокруг. Сознание покинуло бренную оболочку в самом конце.

Он очнулся спустя несколько часов. Позвоночник горел, любое движение вызывало нестерпимые муки. Снова этот человеческий силуэт. Его преосвященство, сидевший на коленях перед иконами, внезапно поднял голову и посмотрел на узника. Усмешка тронула пересохшие губы. Извлекая из-под рясы Библию, он аккуратно положил ее около прутьев решетки. Тяжело вздымающаяся грудь помогала судить о состоянии подвергшегося мучениям пленника.

Гэбриэль не отвечал на вопросы, предпочитая хранить гробовое молчание. Тавро в виде креста находилось чуть ниже лопаток. Его заклеймили, как лошадь. Свободолюбие, упорство, нежелание сдаваться – все это испарилось, отошло на второй план. Дверь захлопнулась с протяжным скрипом, но он слишком давно потерял связь с реальностью, чтобы заметить это. Все конечно. Глаза, подернутые пеленой, раз и навсегда закрылись, вновь погружаясь во тьму.

Они говорили, что в ней кроется спасение. Волк думал об этом каждый раз, когда перелистывал пожелтевшие шершавые страницы. Текст можно было различить, так как привычка видеть в темноте никуда не ушла, однако он не выносил чтения этого проклятого писания. Если бы Бог существовал, то не допустил бы такого наказания для сына своего, несмотря на все земные прегрешения. Пусть дарует быструю смерть.

Тем не менее, вместо спасения была дарована метка. Нащупав дрожащими пальцами спрятанный под плиткой кинжал, он со всей силы вонзил его в ненавистную книгу. Так родился план спасения. Осторожно вырезав специальную выемку для кинжала, мужчина приготовился ко встрече с азартной судьбой. Либо она соблаговолит, ради забавы, оказать ему услугу, либо все станет еще хуже и тогда он перережет себе горло. До этого столь радикальные действия вызывали отвращение. Самоубийство все еще считалось тяжелейшим грехом.

Они кричали, умоляли пощадить, хватались за ноги своего палача. Искаженные лица превратились в кровавое месиво. Орден совершил большую ошибку, когда позволил ему приходить на молитвы со своей Библией. Роковые последствия привели к бойне. Открыв молитвенник, сын Маркуса погрузился в чтение, а затем, выждав удобного момента, нанес подошедшему прихожанину десяток ножевых ранений.

Остальные не успели отреагировать. Одного за другим. Медленно и мучительно. Без сожаления, без милосердия. Лики святых наблюдали за массовым истреблением человечества с высоких пьедесталов, но не вмешивались. Багровые реки затопили церковь. Отныне вкус и запах крови ассоциировался с недосягаемой ранее свободой. Помутившийся рассудок пустился в дикие пляски с неудовлетворенной кровожадность. Голодный Волк или Жестокий – велика ли разница?

***

Обагренный кинжал, ставший причиной смерти целого Ордена, сейчас покоился на дубовом столе, около хозяина, погрузившегося в раздумья. Душераздирающие крики мятежников умиротворяли. Мормонт прекрасно справлялся с обязанностями палача и пастыря. Душа замученного, перед тем, как подарить последний танец Дьяволу, могла исповедаться и получить отпущение грехов. Это зрелище вызывало улыбку на устах Предводителя. Снующие вокруг слуги пытались ублажить непредсказуемого захватчика.