— Сколько себя помню, у него всегда было слабое здоровье, — мягко начал Люциус, опасаясь, что его присутствие может только усугубить состояние Авроры. — Шалило сердце, но почему-то он и не думал лечиться. Колдомедики сказали, что именно оно и не выдержало…
Ей не требовалось объяснений гибели Абрахаса, Аврора знала, что это целиком и полностью была её вина. Разговаривая с таким взрослым сыном, она узнала ещё множество фактов закончившейся войны, и единственное, чему по-настоящему радовалась — была победа Гарри… Он смог уничтожить того, чьё имя она мечтала похоронить в своей памяти, его друзья выжили, хоть и не все, даже неуклюжий Невилл успел погеройствовать, уничтожив Нагайну. История о крестражах объяснила долголетие Лорда и его воскрешение. Все артефакты были уничтожены.
Люциус говорил и говорил, словно хотел выплеснуть всё наболевшее, он не испытывал чувства вины, но и постепенно смягчался по отношению к ней, а Драко, присевший на пороге комнаты на корточки, облокотившись на дверной косяк, виновато смотрел на неё, словно тогда — в Хогвартс-Экспрессе, даже не попытался остановить Пожирателей Смерти, снявших её с поезда. Или испытывал вину за попытку убийства Дамблдора, впоследствии умершего от руки Северуса Снейпа… Аврора посчитала нужным слегка приподнять уголки губ, чтобы успокоить Драко.
Несмотря на большую пропасть, разделявшую их, новая семья — семья Малфой — уже, казалось бы, смирилась с её присутствием и обещала восполнить все пробелы жизни Авроры. Вот только ей ничего не было нужно, ведь дедушка погиб, Абрахас тоже, а взрослый сын, его жена и… внук — трудно было признать подобное — вели тихую жизнь, ни с кем не общались, зализывая раны после войны. Оставались только Хагрид и Аберфорт, но этого было недостаточно, чтобы заполнить боль в ее сердце…
— Я не знаю, что это такое, но… Кажется, это принадлежало тебе, — сказал Люциус, доставая из кармана смутно знакомое, совсем недорогое украшение — то была металлическая сова из скрепленных между собой сегментов. — Когда-то… — сложно было опускать имя Лорда в этом разговоре. — Он, увидев это невзрачное украшение среди старых вещей моего отца, почему-то забрал его себе… Но он никогда не рассказывал нам после того опыта о том, кем ты была… Я хотел выкинуть… Но… — Люциус увидел в глазах Авроры тревогу; она с презрением смотрела на это украшение, даже чуть отстранилась.
— Это Его подарок, Люциус… — лишь одними губами едва слышно проговорила она. — Я никогда не носила это… Зачем Абрахас хранил эту дрянь? — она почувствовала, что еще немного и расплачется, но, больно схватив себя за предплечье, вроде бы пришла в относительную норму.
Нарцисса, всё это время стоявшая рядом, аккуратно коснулась руки мужа, призывая остановить беседу, ведь побледневшая Аврора уже держалась из последних сил. Собираясь оставить её наедине с собой, Люциус, невзирая на немного укоризненный взгляд жены, положил сову на прикроватную тумбочку, и уже на выходе из комнаты его окликнула мать:
— Люциус… — вздрогнув от звука собственного имени, он обернулся. — Если ты не сможешь простить меня… Пожалуйста, постарайся понять…
Он не ответил, а лишь кивнул и, подтолкнув не спускающего с неё взгляда Драко, вышел из комнаты, следом за ним вышла Нарцисса, осторожно закрыв за собой дверь. Аврора так и осталась сидеть на кровати, наблюдая за лежащей на тумбочке совой с крупными ониксовыми глазами. Ничего не значащая вещь не должна была принести страданий, ведь никогда не считалась ценностью. Несмелые пальчики коснулись прохладного металла и прошлись по выпуклой резьбе, но внезапно Аврора отпрянула, почувствовав странную вибрацию, ускоряющийся барабанный стук, исходящий будто бы изнутри вещицы ожившей, точно заведенное сердце…
***
— Когда ты думаешь ей сказать? — спросила Нарцисса, глядя на портрет женщины с чуть приподнятыми уголками губ. Платье оттенка «пепел розы» отнюдь не делало её бледной, а напротив, подчеркивало яркость серых глаз чуть тронутых макияжем. Молодая Аврора Малфой до рождения сына выглядела совсем юной девушкой — такой чистой и наивной, но, по словам Драко, уже изменившейся до неузнаваемости. Сама Нарцисса всегда стремилась равняться на неё по красоте и по стилю… В силу возраста она не успела запомнить её в детстве, зато прекрасно помнила Белла, которую та тайком от Друэллы баловала конфетами и дарила самые красивые куклы.
— Не знаю, колдомедик будет только завтра, давай отложим этот вопрос…
— О чём вы? — спросил недоумевающий Драко, пытаясь понять суть разговора. — С ней что-то не так?
Нарцисса и Люциус только и смогли, что обменяться тревожными взглядами, думая, стоит ли посвящать Драко в этот вопрос…
***
— Папа, можно мне с Джеймсом в Хогвартс? — Лили дёргала Гарри за мантию и умоляюще смотрела на горделивого старшего брата, которому была уготована честь первым поступить в школу.
— Лили, — вступила Джинни, — даже Альбус и тот не просится. Бери с него пример…
Но средний сын Поттеров вёл себя спокойно только по одной причине — он мрачно поглядывал на брата, пообещавшего, что если он не будет канючить, то тот разрешит ему летать на его детской метле в своё отсутствие. Альбус сдерживался из последних сил, однако получив похвалу от матери, даже возгордился, но всё же мог понять восхищенный взгляд сестры, устремлённый на яркий алый паровоз, точно закипающий чайник, пускающий в воздух пар.
Семья Поттер уже привыкла, что на них везде и всюду обращают внимание, которое Гарри старательно игнорировал, но Джеймс, в силу возраста и характера, бывший настоящим хвастуном, частенько ставил их в неловкое положение, заявляя какому-нибудь прохожему: «Это мой отец. Он — Гарри Поттер», и Гарри всякий раз приходилось принимать удар в виде града вопросов и подлинного восхищения его заслугами перед магическим сообществом. Джинни научилась плавно сворачивать с темы, но иногда, вспыльчивостью напоминая свою мать, не совсем вежливо намекала зевакам, что у них обычная семья и не стоит нарушать их спокойствие и личное пространство. Возможно, Джеймс разучится хвастовству в Хогвартсе, однако на этот счёт имелись серьёзные сомнения.
Он уже зашёл в поезд и, бросив радостное «прощайте, семья!» с подтекстом — «наконец-то я свободен», попытался протиснуться вглубь битком набитого вагона ещё не решивших вопрос выбора купе детей. Кто-то, споривший чуть впереди, создавал затруднения движения. Вагон галдел, дружно возмущаясь.
— Эта тётенька на нас смотрит.
— Лили, прекрати показывать пальцем, это некрасиво, — строго попросила мать, опуская её руку. — На нас все смотрят…
— Нет, мама, она как-то странно на нас смотрит…
Джинни, снова одёрнув её руку, проследила по направлению, куда указывала дочь, и заметила женщину, стоящую чуть отстранённо от общей массы провожающих детей родителей под табличкой платформы 9 ¾. Вроде бы ничего необычного в ней не было, кроме какой-то неопределенной тоски в глазах. Элегантное дорогое платье и шляпка, которую та, заметив внимание Джинни, надвинула чуть вперед, свидетельствовали о неплохом достатке, возможно даже более чем неплохом. Гарри тоже смотрел в ту сторону, на подошедшего к незнакомке мужчину. Увидев Драко Малфоя, он чуть нахмурился, всё ещё помня исход судебного процесса и его неожиданное родство с Альбусом Дамблдором…
— Это Астория? — спросила Джинни, пытаясь с расстояния разглядеть черты супруги Драко, которую видела всего единожды.
— Не думаю… — пробормотал себе под нос Гарри, застёгивая манжеты рубашки Альбуса, смущенно отмахивающегося от ненужной заботы. — Никогда её не видел, может, одна из Малфоев? — оценил он некоторое сходство между ней и бывшим школьным врагом.
— Вероятно, — Джинни хмыкнула и тут её слуха коснулся строгий голос, доносящийся изнутри поезда:
— Мистер Бэйл, если вы сейчас же не вернёте щенка родителям, я буду вынуждена выставить вас с поезда. В Хогвартсе не разрешены собаки, тем более, такие большие, как ваш бобтейл!
Довольно крупный щенок-подросток отчаянно загавкал, заставив стоящую на входе толпу отпрянуть назад, вызвав у замыкающих очередь детей принцип домино. Прямо на Гарри рухнула какая-то маленькая девочка в переломанных посерединке прямоугольных очках.
