Бросив водителю стандартное “Шабат шалом”, невзирая на то, что солнце еще не достигло горизонта, она устроилась на заднем сидении и открыла окно, подставив лицо соленому морскому воздуху. Ее иврит в последние полгода стал почти совершенен, из него пропали “глотающие” английские нотки. В домашней атмосфере в Лондоне мать старалась говорить с ней только на иврите, посему, переехав в Израиль, Ривка не испытывала практически никаких затруднений на пути к адаптации в этой стране. Даже, напротив, с интересом натуралиста впитывая знакомую, но новую для нее культуру, она вдруг осознала, что ее жизнь здесь вовсе не так плоха, как представлялось ранее.

Проезжая по улочке Дизенгофф, Ривка неустанно рылась в мобильнике, чатилась, загружала очередное селфи в новом платье в инстаграм, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. Оживленная курортная улочка поначалу заставляла ее восхищённо вертеть головой по сторонам, однако со временем эффект новизны слегка стёрся. Очарования улице, впрочем, это совсем не убавило. Дизенгофф, как и прежде, пестрела гирляндами огней кафе и баров, кишащих людьми, невзирая на будний день. Туристов здесь было не очень много, в основном в барах обитали местные, примечательно - мужчины. Удивительная страна - Израиль, девушки здесь мало того, что не отличаются особой изюминкой, так еще и рождаются в печально низком количестве. Они не особенно следят за собой и, как сообщил один небезызвестный знакомый, бревна в постели и не считают нужным что-то в себе менять. Причина единственная - евреи женятся на еврейках, это практически непреложное правило, поэтому девушки здесь еще и кастинг по выбору супруга могут устраивать. Мальчишки, мужчины здесь не в пример им рослые, ухоженные, накачанные и настолько лощеные, что в первое время у голодной молодой Ривки захватывало дух от разнообразия выбора. Своей природной красотой она пользовалась и по сей день, хотя мама часто говорила, что в свои неполные двадцать семь лет уже нужно задуматься о замужестве.

Свернув с Ротшильда на улицу Монтефиор, где затаился приличных размеров двухэтажный особняк, выделяющийся из общей массы зданий новизной выбеленных стен, Ривка вдруг решила, что ее наряд все же едва ли можно назвать эталоном скромности - платье, конечно, закрывало ее округлости, но в то же время было слишком облегающим. Вернуться, чтобы переодеться, увы, уже не хватало времени. Она заметила мать, идущую с соседней улицы, где располагался их собственный семейный дом, и выскользнула из такси на улицу, едва не застряв шпилькой босоножки в зазоре между камнями тротуара. Яэль ни слова не сказала о ее платье, следовательно, наряд все же был удачным. Расцеловавшись в щеки, словно и не виделись днем, они позвонили в домофон, приняли парадную выправку и нацепили доброжелательные улыбки, готовясь к встрече с хозяевами дома.

После пронзительного дребезжания звонка, похожего на усиленное рупором жужжание навозной мухи, послышался щелчок замка калитки, приглашающе открывшейся для гостей. Войдя во двор, Ривка и Яэль уже не в первый раз не смогли не восхититься огромным фикусом, разросшимся до размеров дерева и закрывшим часть дома от их взгляда.

Мириам, хозяйка дома, встречала их с объятиями. Ее прическа в стиле принцессы Дианы и жемчужное ожерелье неплохо скрадывали истинный возраст и национальность, однако, присмотревшись, можно было обнаружить вполне себе еврейский нос, отличающийся прямотой линий и чуть более выдающимися, чем у других наций, крыльями.

- Шабат шалом! - с радостью в голосе поздоровалась она, обворожительно улыбнувшись.

Гостьи ответили тем же и были сопровождены внутрь дома, а затем во внутренний двор, где был накрыт стол. Вечером стало чуть прохладнее, и хозяева решили устроить ужин на свежем воздухе. Оглядев привычные для шабата блюда, голодная Ривка была рада и простой пище, в изобилие расположившейся на столе - картофельному салату со спаржей, тушеной говядине и неотъемлемому атрибуту еврейской и арабской кухни - хумусу со свежими лепешками. Как оказалось, из гостей здесь были пока еще только родственники Раубфогелей - дети золовки Мириам Абраам и Шани, а также и сам муж Мириам - Эрез. Да, Эрез является одним из наиболее распространенных в Израиле имен, причем встречается настолько часто, что Ривка за два года пребывания в стране успела узнать как минимум семерых.

Зазвенел домофон, и Ривка едва не закатила глаза, когда заметила хитроватую улыбку Мириам, направленную в сторону ее матери. Судя по всему, пришли обещанные Коэны в компании своего неженатого сыночка, которого, вполне ожидаемо, всем миром попробуют “впарить” Ривке, точно рыночную безделушку. Конечно же, вновь прибывшие получили шаблонное приветствие “Шабат шалом”, после чего были пойманы в теплые объятия хозяев дома.

Ривка едва сдержала приступ смеха, запив его водой, когда во дворе впереди родителей появился невысокого роста юноша в кипе со звездой Давида; на сегодняшнем ужине все мужчины были в кипах. Мать выстрелила в дочь злобным предостерегающим взглядом, но Ривка не могла отвести от него взгляда. Типично еврейские черты - чуть смугловатая кожа, темные волосы и темные глаза, но более всего привлекали внимание его пушистые темные ресницы, скрытые за линзами прямоугольных очков; еще у него было узкое лицо и непослушные кудри, примятые кипой. Парень выглядел хиловатым, слишком молодым и с порога не понравился даже Яэль, которая, невзирая на неуемное желание выдать дочь замуж, явно не располагала желанием крикнуть “Мазелтоф” на свадьбе Ривки с этим малахольным еврейчиком. Коэны, не в пример Ривке и ее матери, были даже дружелюбнее, чем обычно, прекрасно осознавая, какой “товар” продают.

- Ривка, - доброжелательно улыбнувшись и понимая, что нравоучения матери после сегодняшнего вечера ей не грозят, представилась Ривка. - Вы, как мне сказали, Юваль, верно?

Юноша, увидев перед собой длинноногую блондинку, затянутую в облегающее платье, неуверенно сглотнул и протянул ладонь. Его детская неуверенность несказанно порадовала Ривку, но затылком она уже чувствовала взгляд матери, обещающий все муки ада, если она ляпнет чего лишнего.

В целом, вечер начался благоприятно, после короткой шабатней молитвы гости за столом начали неспешную беседу. Ривка завела разговор с интересующимся компьютерами Абраамом, собирающимся поступать после армии в один из престижных вузов, связанных с информатикой и кибернетикой. Парнишка для своих пятнадцати лет был на диво смышленым и уже понимал, как работают простые алгоритмы. С увлечением рассказывая о своей работе, смущая незнакомых со скриптами и приложениями Коэнов и Раубфогелей неизвестными терминами, Ривка неожиданно осознала, что излюбленная тема завела ее в дебри никому не известных научных исследований. Ее частенько заносило не только в сфере информационных наук, но и многих других своих увлечениях в разговорах. Несмотря на то, что Бен не раз уличал ее в проблеме с краткосрочной памятью, особенно по сильной пьянке, Ривка, напротив, имела память фотографическую, могла запомнить страницу книги всего за какие-то пару минут. Мать гордилась этой способностью дочери и поговаривала, что если бы не ее систематическая лень и образ жизни, она бы уже давно могла действительно приносить финансовую пользу семье.

Яэль не раз намекала на участие дочери в семейном бизнесе, но Ривка пока была не готова переключиться с “молодости” на “взрослость”, хотя понимала, что рано или поздно мать начнет давить сильнее, и ей придется сдаться. Жаль, конечно, что она была единственным ребенком в семье, ведь наличие, к примеру, брата, даже младшего, могло бы избавить ее от необходимости наследования фармацевтической компании и дать возможность предаваться любимым бинарным кодам, когда ей, конечно, не было лень.

Поглядывая на блики двух свечей, по обыкновению зажигаемых в шабат, Ривка внезапно расслабилась, ощутив неожиданный комфорт в обществе обеспеченных, но довольно простых людей, с радостью принимавших гостей в своем доме. Она уже и забыла о намерении сбежать к Бену, когда неожиданно задребезжал домофон, заставив Мириам и Эреза удивленно переглянуться.