Потом я вдруг заметил что-то новое. Белая, плохо сложенная известняковая ограда, несколько беспорядочно разбросанных домиков, делянки, вроде бы как для караванов, среди жидких, молодых деревьев. У домика побольше стояла чёрная коляска, выпряженные кони мирно паслись чуть в стороне. Посередине в белой ограде был проезд, над которым поднималась арка из гнутых реек, затянутая синим холстом. На холсте были изображены криво и самодельно, как на рисунке школяра, несколько звёзд и месяц. И косо накарябано: «Мави Ай».
Цыганщина какая-то…
Проехав, не снижая скорости, это место, я вскоре добрался до нашего прежнего кемпинга на берегу. Здесь всё выглядело, как прежде. Крохотные деревянные бунгало с окнами, упрятанными под жалюзи. Ресторан, веранда которого выходит прямо на пляж. Только море как будто отступило за этот десяток лет ещё на несколько шагов. Да вдоль веранды вырос густой высокий забор камыша.
Вокруг не было ни души. Запустение и густое жуж-жание мух. То ли ещё закрыто до начала сезона, то ли закрыто и заброшено вообще. Было в любом случае ясно, что рассчитывать на постой здесь не приходится. А мои новые, пока ещё заочные, приятели-пилоты из Москвы обещались вот-вот уже приехать – Феридун сумел, наконец, сделать для них приглашение, по которому им должны были выдать визы в Турцию на всё лето.
Я побродил с полчаса по кемпингу, над которым уже сгустилась та же река времени, что мерно и неслышно течёт над заброшенными развалинами Эфеса и других давно мёртвых, пустых обиталищ…
Вот здесь, под этими заметно возмужавшими деревьями, стоял наш дряхлый, но уютный караван… а вот здесь я впервые столкнулся с Феридуном, которого привели с собой переводчиком типы из турецкой госбезопасности. Им почему-то обязательно надо было выяснить, что мы за птицы и зачем приехали в их страну… А тут у меня был учёный спор с дворником Юсуфом о достоинствах и недостатках турецкого туалета в сравнении с европейским… Спор происходил по-немецки, на языке, которого мы оба почти не понимали – но никакого другого общего языка у нас с Юсуфом не было.
Послушав минут десять шум волн, набегавших из широкого открытого залива на безлюдный пляж, я поехал обратно.
У непонятного объекта за белой оградой я нерешительно притормозил. Потом всё же съехал по крутому песчаному спуску под синюю арку и остановился оглядеться получше.
С разных сторон к моему старому «мерседесу» кубарем слетелись с оголтелым лаем разношерстные дворняги. Потом подошла смуглая девочка в цветастом платьице, из-под которого виднелись джинсы. Она с робким любопытством осмотрела мой белый фургон и стала отгонять собак.
Хош гельдиниз!.. с милым выговором чуть в нос (отчего с непривычки на слух всегда кажется, будто турецкие женщины эротичны и плаксивы) сказала девочка. И застенчиво улыбнулась. Её большие серые глаза светились приветливо и чуть опасливо.
Кемпинг?.. не сразу спросил я, тщетно обыскав сперва все закоулки памяти в поисках какой-нибудь подходящей вежливой фразы по-турецки.
Эвет!.. радостно сказала она. И во всю прыть побежала к дому, возле которого стояла чёрная бричка и всё так же смирно и безучастно паслись две лошадки.
Али-бееей!.. кричала девочка на бегу.
Из домика вышел смуглый сухощавый человек в жилетке на голом туловище. Босые ноги были обуты в шлёпанцы, с круто загнутыми кверху носами и без пяток.
Это и был хозяин нового кемпинга, выросшего на приэфесской равнине за истекшие с моего предыдущего пребывания годы. Али-бей был человек простой и небогатый, который все свои «миллионы» в ничего не стоящих лирах вложил в это место, купленное на бесплодной, засоленной равнине, где ничего не растёт, кроме сорной травы. Построил сам, корявыми от тяжёлого, привычного с детства труда руками, ограду, душевую, туалет и скромный дом для себя. Придумал арку над въездом, из гнутых реек, и надписал название: «Мави Ай». По-турецки «Лунный Свет».
Поэт!
Мы договаривались на пальцах – простой человек Али-бей в Германии, как миллионы других, более склонных к труду на чужбине турок, не живал. И ни на каком языке, кроме родного турецкого, не понимал ни пол-слова. Но люди, которым искренне хочется договориться, всегда сумеют это сделать. Я был долгожданной первой ласточкой в его только что открывшемся кемпинге. Для меня же это было возможностью поставить, наконец, на прикол мой походный дом, собрать старый, повидавший немало видов дельталёт…
Дальний угол ограды кемпинга выходил на пустую равнину, ту самую, над которой мы когда-то летали с Феликсом. В ограде был проход. Я промерил его и убедился, что мой трайк, с широко расставленными колёсами шасси, удастся протащить за ограду.
Возле прохода стоял небольшой сарай. Он тоже поступал в моё распоряжение, там можно было сделать кладовку и запирать её на ночь.
Все эти угодья, вместе с самой лучшей стоянкой, совсем рядом с душевыми, я получал от Али-бея за царскую сумму в пять марок в день. За трёх человек – я ожидал приезда Игоря и Олега из Москвы – это было, можно сказать, задарма. А ещё мой фургон да их машина! А ещё несколько дельталётов!
Это была, можно смело сказать, Сделка Века.
Ударив с Али-беем по рукам, я вернулся в Кушадаси.
Феридуна в конторе не оказалось – он в последнее время всё чаще околачивался в Анталии, где поток туристов был куда гуще. Посидев на мини-веранде у входной двери в «Тою», я испил кирпично-крепкого чаю в крохотной стеклянной посуде, похожей на лабораторную колбочку, почтительно принесённого мне одним из подручных мальчиков. Пил терпкий чай и глядел, как вдали, у таможни, медленно подва-ливает к пирсу белый греческий лайнер.
Море было густо-синее, с едва заметными белыми барашками от свежего бриза. Пора было отправ-ляться на привычную прогулку в центр города, а потом на ланч к Мехмету в его буфет.
Набережная была почти пуста. Туристов в такое межсезонье в городе было совсем мало, местным жителям не до прогулок, свои дела. Я шёл неспеша в направлении «Ататюрка – вождя спортсменов», за которым дальше располагались международный причал и таможня, а ещё дальше, над крутой излучиной берега поднимался округлый холм, похожий на огромную женскую грудь. На верхушке холма шла какая-то стройка, и уже становилось понятно, что там зиждят ещё один памятник Отцу Народа, причём такого размера, чтобы длань, протянутую в светлые дали, можно было разглядеть снизу издалека.
Не дойдя до старого Ататюрка, который поменьше, я свернул налево в улицу, уходившую в сторону от моря. Здесь были магазинчики модной одежды, кафе, туристические офисы и небольшие гостиницы. Дальше улица расщеплялась натрое, и мне было как раз в среднюю из трёх, где среди ресторанчиков, магазинов и кафешек для туристов незаметно пристроилась народная столовка-буфет толстого Мехмета.
Навстречу мне медленно, держась за руки, шла молодая парочка. Крепкий, спортивного вида блондин лет тридцати, в трикотажных синих штанах с красными маршальскими лампасами и подобной же куртке. Лицо его было грубоватое и неспокойное, бледно-землистого оттенка. Он держал привычно-пренебрежительно за руку крашеную блондинку, из гладких волос которой химия вытравила всё, что в них было своего от природы. В точёной фигурке девушки было что-то слегка цыплячье. Особенно её стройные, чуть-чуть слишком мускулистые ноги, да плоская грудь едва с намёком на женские формы. Одета блондинка была в невыносимо короткую юбку из джинсы и почти прозрачную блузку. Голени по самые икры игриво оплетали тонкие причудливые завязки сандалий. На бледном личике эротическим криком горели ярко-карминные губы, в странном и резком контрасте с холодными белёсыми глазами, в которых застыла скука.
Усатые турки при виде этой пары несколько столбенели и долго провожали её глазами, жадно и клейко ощупывая обоих, в особенности женщину.
Что за странная пара… Откуда они? Я даже замедлил шаг и остановился у какой-то витрины, чтобы успеть неспеша рассмотреть их.
Скандинавы какие-нибудь? Нет… у парня что-то уж слишком несытая физиономия, а девушка не в меру темпераментно и безвкусно выложила себя на прилавок. И фигура у неё тренированно-мюзикхольная. Какой-то болезненной бедностью отдаёт, к тому же, от этой парочки… Откуда они?
