Судьба, видимо, была в эту секунду на стороне охотников. Сакар не очнулся, а Аксель нащупал наконец подножку. На большее сил не хватило. Охотник подумал, что можно было бы попытаться как-то открыть дверь вагона или хотя бы постучать в нее погромче – вдруг кондуктор услышит? – но сразу отказался от этой идеи. На это тоже требовались силы, а охотник был измотан так, что самому не верилось. Проще было удерживаться на подножке и ждать станции.

Средняя скорость паровозов в Пенгверне составляет тридцать километров в час, но машинист, напуганный непонятными событиями, выжал из поезда, наверное, все пятьдесят. В той точке, где Аксель взобрался на поезд, до следующей станции оставалось полторы дюжины километров. Они проскочили эти восемнадцать километров за каких-то двадцать минут. Для Акселя это не были «какие-то» двадцать минут. Это была особенно мерзкая разновидность вечности. Он почти сразу перестал чувствовать тело, и вообще с трудом понимал, держится ли он еще, или уже упал и потерял сознание. Сил не хватало даже на то, чтобы открыть глаза. Но он все-таки выдержал.

Гра Сив Юнассон, смотрительница станции Топь, была, в принципе, довольна своей работой. Почему бы и нет, ведь обязанности у нее совсем необременительные, а содержание вполне достойное для немолодой вдовы. Немалым плюсом является бесплатное проживание, что позволяет сдавать свой дом в районе Шахт в наем и иметь еще один стабильный источник дохода. Только и нужно, что раз в два дня принимать корреспонденцию с проходящего поезда да следить за порядком. Ну, еще контролировать работу единственного грузчика, дворника и сторожа в одном лице – тоже не бог весть какая сложность.

В его возрасте, старого Пизенка уже не так волнуют страсти, так характерные для всех мужчин, независимо от их расы. Нет, старый гоблин все еще любил коротать вечера за бутылочкой крепкого самогона, настоянного на болотных травах… Вот только уровень жидкости в этой бутылке за декаду уменьшался едва ли на четверть, так что большого вреда от этого не было. Сив и сама, бывало, составляла пожилому травнику компанию.

Женский пол и приключения – две другие страсти, которым, по мнению гра Юнассон, предаются мужчины, уже тоже не могли взволновать Пизенка, так что проблем женщине он не доставлял. Работой она была довольна. У нее был единственный минус – скука, с которой она боролась с помощью дамских романов, которые составляли значительную часть корреспонденции, привозимой на станцию, и долгими вечерними беседами с гоблином. На станции было очень и очень спокойно – иногда ей казалось, что даже слишком спокойно. Не удивительно, что День, Когда Произошло Чрезвычайное Происшествие, – именно так, заглавными буквами думала о нем женщина, запомнился ей во всех подробностях, хотя произойди эти события на другой, более оживленной станции, о них, возможно, забыли бы тем же вечером. Здесь же еще очень и очень долго он оставался главной темой бесед с гоблином, гра Юнассон даже видела цветные сны – воспоминания о происшедшем, а уж какими подробностями он обрастал в рассказах, которыми она потчевала посещающих станцию жителей Топи, трудно даже представить.

А началось все с прибытия поезда. Гра Юнассон, как обычно, приняла корреспонденцию от непривычно взволнованного гнома Фиина, машиниста поезда. Последний отказался рассказывать, что же его так взбудоражило, только твердил, что должен немедленно по прибытию в более цивилизованные места доложить о нештатной ситуации на тридцатом километре орочьего перегона. Озадаченная, гра Юнассон проводила уходящий поезд и уже готовилась вернуться в свою квартиру, когда заметила, что на станции она не одна. На противоположном конце перрона она разглядела странную, неподвижную фигуру. Из-за тумана нельзя было разглядеть, кто это, если бы не яркие фонари, она и вовсе не заметила бы ничего необычного. Пассажиром странный некто быть не мог – иначе Фиин обязательно сообщил бы ей, что привез не только корреспонденцию. Но и появиться откуда-то еще, кроме поезда незнакомец не мог. Впрочем, это мог быть безбилетник, путешествовавший на крыше вагона, но тогда он непременно постарался бы скрыться от глаз смотрителя, а он стоит неподвижно и даже вроде бы пошатывается, но совсем не пытается избежать заслуженного штрафа. Да и кому могло понадобиться путешествовать зайцем в такую дыру, как Топь? Сив стало не по себе. Сразу вспомнились страшилки о болотных мертвецах, которыми любил ее развлекать старый Пизенк. Гра Юнассон только смеялась, слушая истории о том, как незадачливые любители прогулок по болотам тонули в трясине, которая, случалось, спустя годы отпускала их, уже мертвых, но не осознавших своего состояния. Они выходили к разумным, совершали какие-то действия, пытались что-то говорить, но сгнившие языки не могли произнести ни слова…

Сив смотрела на странную фигуру, освещенную крайним фонарем, и никак не могла решиться к ней подойти. В конце концов, она все же взяла себя в руки и медленно направилась к неизвестному, даже не заметив, что выронила сумку с корреспонденцией, которую до этого сжимала в руках. Медленно, шаг за шагом она приближалась к стоявшему на платформе, и сердце ее замирало от ужаса. Она пыталась рассмотреть незнакомца подробнее, но проклятый туман делал эти попытки бесполезными. Когда до фигуры оставалось несколько шагов, гра Юнассон смогла убедиться, что это действительно человек, или, по крайней мере, разумный, и этот разумный удерживает на плече чье-то тело. И в этот момент человек резко развернулся к ней лицом. Гра Юнассон уже давно вышла из возраста юной девицы и повидала на своем веку многое. Только поэтому она не рухнула в обморок там, где стояла. Однако Сив все же была слабой женщиной, и потому от дикого испуга у нее перехватило дыхание, да так, что она даже не смогла закричать – а закричать хотелось очень сильно, ведь это определенно был сон, кошмар. Того, что она увидела, просто не могло быть в реальности. Чтобы проснуться, непременно нужно закричать, и тогда кошмар закончится. Перед ней стоял мертвец. Самый настоящий мертвец. Юноша в изодранной одежде, бледный, с осунувшимся лицом, половина которого была покрыта запекшейся кровью так сильно, что один глаз не мог открыться. Второй глаз слепо и неподвижно смотрел в пространство где-то за спиной гра Юнассон, как будто сквозь нее. Так, словно он видит не тварный мир, а что-то другое, доступное только тем, кто уже шагнул за грань. Губы мертвеца шевельнулись, из его горла послышался хрип… Так показалось сначала смотрительнице, а потом она начала различать слова:

– …поэтому я прошу вас оказать помощь моему напарнику, он был ранен во время нападения.

Гра Юнассон поняла, что проснуться не получится. Она судорожно кивнула и, развернувшись через плечо, как солдат на плацу, с неестественно прямой спиной отправилась к сторожке. Ей все время хотелось оглянуться на покойника, но на это не хватало духу. Хотелось побежать, но она боялась, что тогда страшный пришелец бросится ей на спину и… что? Загрызет? Задушит? Пожалуй, если бы до сторожки было на десяток шагов больше, она могла бы и не дойти. Не выдержало бы сердце, и на этом карьера смотрительницы, как и ее жизнь, закончились бы. В сторожку она вошла без стука, чего обычно себе не позволяла.

– Что случилось, Сив? – проскрипел Пизенк из своего кресла. – На тебе лица нет!

– Там… Там… Там… – ничего внятного женщина сказать так и не смогла, все слова вылетели у нее из головы. Да этого и не требовалось – гоблин, подхватив свой антикварный, однозарядный стреломет, уже протискивался мимо замершей в дверном проеме начальницы.

Вернулся он очень быстро и привел за собой того самого ожившего мертвеца. Сив, которая к тому времени забилась в самый угол сторожки, увидев свой кошмар, попыталась съежиться еще сильнее. Она остро пожалела, что не забралась под кровать.

– Ты чего туда залезла? – спросил Пизенк. – Иди сюда, нужна помощь! – и, повернувшись, к покойнику: – Клади его вот сюда, парень.

Гоблин за локоть подвел пришельца к кровати и помог ему спустить «груз».