Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ну и Горыня, конечно, немного поучаствовал.

– Понятно, – вздохнул Улан и, со скептическим видом осмотрев их, попробовал в деле. Через минуту вынес вердикт: – С точки зрения эстетики, не ахти, но как боевое оружие и то, и другое – вполне. И баланс у ножей хороший. Чувствуется, что ты Горыней руководил.

Время для занятий они отвели до обеда, после чего Улан уходил в лес на проверку расставленных Заряницей лесных ловушек. Возвращался он обычно ближе к вечеру и частенько с добычей.

Ну а когда Заряница, накормив друзей ужином, уходила к себе в избу, наступало время для тайной работы – установки оптики на карабин. На этом настоял Сангре, заявивший, что никому не ведомо, как у них все сложится в дальнейшем и когда им понадобится полностью оборудованный СКС, а посему…

Он же заявил, что самолично займется изготовлением инструментов, в смысле отверток, без коих прикрепить к ложу СКС кронштейн нечего было и думать. Заодно откует и петли для футляра карабина. Сам футляр Улан к этому времени почти закончил вырезать из липового ствола, ухлопав на это добрый десяток вечеров.

От помощи друга Петр почему-то отказался. Поначалу тот не придал этому значения, но когда Сангре завел какой-то разговор с Заряницей, поминутно оглядываясь по сторонам, и резко оборвал его, завидев Улана, тот заподозрил неладное. Заслышав раздающиеся из кузни звонкие веселые удары молота, он незаметно подкрался к двери, осторожно заглянул внутрь, и ему тут же стал понятен отказ Петра от помощи. Все дело было в уязвленном самолюбии, поскольку в роли кузнеца выступала Заряница, а в роли подмастерья – раскрасневшийся Сангре, на удивление послушно выполнявший все распоряжения юной кузнечихи. Полюбовавшись пару минут необычным зрелищем, Буланов хмыкнул и чуть ли не на цыпочках удалился обратно в избу.

Изготовленные Заряницей петли подошли к футляру как нельзя лучше, да и отвертки оказались хоть и неказистыми на вид, но вполне приемлемыми для работы, и вскоре оптику надежно прикрепили к карабину.

Пристрелку Улан взял на себя и хотя, старательно экономя, израсходовал всего три патрона, деревенский народец до самого вечера дивился, обсуждая громовые раскаты в лесу. Унимать тревожные разговоры, что гроза в такое время – явно не к добру, Сангре пришлось чуть ли не весь следующий день. И это еще по-божески. У любого другого ушло бы несколько суток, а то и неделя, но улыбчивый жгучий брюнет успел здорово полюбиться местным. Правда, из его речей они понимали хорошо если четверть, и разумеется, в эти двадцать пять процентов не входило ничегошеньки из одесских перлов, по-прежнему щедро рассыпаемых Петром. Однако на вопрос Улана, не надоело ли заниматься напрасной говорильней и может стоит вместо этого перейти на более лаконичную и понятную всем речь, Сангре лишь отмахнулся.

– Тю на тебя. Слов народ, конечно, не понимает, зато эмоции мои чувствует хорошо. Они-то и срабатывают, когда я что-то рассказываю или в чем-то убеждаю. Ну а одесские хохмы – нечто вроде усилителя этих эмоций. И если я буду говорить проще, без их употребления, получится гораздо хуже. Они тогда поймут почти все, что я им говорю, но зато перестанут верить и соглашаться со мной. И оно тебе надо? – и после недолгой паузы добавил: – К тому же я тем самым поддерживаю свою квалификацию, а то представь, появлюсь в Одессе, а говорить буду як обычный мужичок из-под Рио-де-Житомира или Барнаула-Айреса. Это ж позор какой!

Улан открыл было рот, желая осведомиться, насколько его другу верится в то, что он вновь окажется в Одессе, но, посмотрев на набычившегося Петра, внезапно расхотел интересоваться. И без того понятно, что сильно. Даже очень сильно.

Заряница, ставшая для Улана наставником по установке лесных ловушек, оказалась талантливым педагогом. Во всяком случае, Улан понимал ее объяснения с первого раза – и как правильно устанавливать самострел на тропе, и как ставить капкан, и как маскировать ловчую яму. Слушал он ее уважительно, презрительных намеков на ее бабский пол себе не позволял и невозмутимо принимал ее старшинство в тех делах, где он по неопытности мало смыслил. Девушке такая почтительность и послушание чертовски льстили, и она не жалела времени, втолковывая ему разные премудрости и величая всегда по имени-отчеству. Правда, трудное словцо «Тамерланович» у нее выговорить никак не получалось, и Улан, недолго думая, заменил его на Тимофеевича. Ему все равно, а ей проще.

Вначале Сангре поглядывал на их воркование с улыбкой, но затем предупредил друга:

– Слушай, уставший пилигрим тверских лесов и болот. Если ты решил бросить в ее сторону якорь страсти и отдохнуть с нею активной частью тела, то не советую. И вообще, как говорил классик, чем меньше девушек мы любим, тем больше времени на сон.

Улан, отчего-то засмущавшийся, принялся торопливо оправдываться, что у него с Заряницей ничего такого нет и вообще он всегда предпочитал более стройных, но Сангре с кривой усмешкой перебил:

– Это ты ее брату втолковывать станешь, когда он вернется.

– Почему… брату?

– А вдруг она, неправильно тебя поняв, ему о твоих поползновениях расскажет. И тогда, поверь на слово, он первым делом примется рассказывать тебе о порядке сговора, помолвки и сватовства – что за чем идет и так далее.

– Зачем? – оторопел Улан.

– А затем, что они хоть и без родителей живут, но он ей вместо отца и для сестрицы своей ничего не пожалеет, дабы как у людей все было, – поучительно пояснил Петр.

– То-то ты к ней давно на пушечный выстрел не подходишь, – хмыкнул Улан.

– Ну да, – невозмутимо согласился Сангре и почему-то потрогал правую скулу. – Я весь свадебный порядок хорошо изучил и лекцию про него прослушал. Правда, Заряница ни при чем. Ему самому показалось нечто такое, вот он и прояснил обстановку.

– У кого на что стоит, тот о том и говорит. Сдается, помимо лекции у тебя и практическое занятие было, – и Улан с улыбкой кивнул на скулу. – Припоминаю, какой фингал у тебя на ней красовался. Правильно я не поверил, когда ты мне сказал, будто с лестницы упал.

– Так ты решил, будто меня кузнец отоварил? – догадался Петр. – Зря. Я действительно с лестницы слетел. Ну, извини, забыл добавить, что чуть повыше меня на ней Заряница стояла и ногой неудачно взбрыкнула. А нога у нее… – и он вздохнул. – Потому и советую по-дружески: уединение в лесу, конечно, благоприятствует неким процессам, но с попытками приласкать будь поосторожнее.

– И в мыслях не держал, – заверил Улан. – К тому же я завтра перехожу на самостоятельную работу. Заряница сказала, что лес я в округе изучил хорошо, охотничьи премудрости освоил и она за меня спокойна.

Глава 8. Оригинальная благодарность…

Две волны всадников одна за другой на рысях летели по заснеженному полю. Первая, гораздо меньшая, убегала после сокрушительного разгрома в недавней битве; вторая, состоящая из победителей и куда большая числом, настигала их. И настигла бы, если б один из беглецов, скачущий стремя в стремя с рыжеволосым красавцем, не крикнул ему на ходу:

– Всем не уйти, Юрий Данилыч. Заслон надо оставить.

– Вот и оставляй! – огрызнулся красавец.

Всадник помрачнел, но послушался и приказ исполнил – развернул часть малой дружины московского князя, схлестнувшись с преследователями. Сшибка была яростной, но с предрешенным исходом – слишком мало было у него воинов. Однако главное они выполнили – подарили своему князю драгоценные минуты, чтобы тот смог оторваться от погони.

Правда, отрыв получился небольшим. И спустя час по повелению Юрия Даниловича другой его боярин по прозвищу Шигоня, вновь ополовинив остатки дружины, ринулся на юг, в сторону Москвы, увлекая за собой тверских ратников. Меж тем оставшиеся два с небольшим десятка во главе с самим князем, свернув в заснеженный лес, продолжили путь на запад, в сторону Ржева.

Выезжать на какую-либо дорогу было опасно – можно нарваться на разъезды, предназначенные для перехвата беглецов, ибо тверской князь Михаил Ярославич предусмотрителен. Да и поди-сыщи их под снегом, эти дороги. Пришлось петлять по лесу.

16
{"b":"599063","o":1}