- Уж не себя ли ты причисляешь к обладающим головой? - в глазах Сиреникса - интерес. И любопытство. Змей зависает в воздухе и смотрит на юношу.

- И себя в том числе. Я наблюдатель. Мне всего немного. Мне не сравниться с многовековой мудростью остальных. Я выживаю. Приспосабливаюсь. Делаю выводы, - отвечает Блумикс.

- Потому и молчал.

- Именно так, - юноша спрыгивает с камня. - Этот, который сирин, знает, но молчит. И не скажет. Даже под самыми сильными пытками. У него иной склад ума.

- Возможно, - Сиреникс делает вид, что задумывается. - Он достаточно странен и “на своей волне”.

Сирин змею даже нравится. Мификс интересен и непонятен. Достаточно остроумен. Но заплутал в потемках реальности, откуда не может выбраться. Люди скажут: Дракон был пьян, когда создавал столь омерзительное создание.

- Да. И он будет молчать. Те, кто знают, всегда молчат, - Блумикс отламывает золотую ветку. - Энчантикс ведь тоже знает что-то. Но боится сказать.

Сиреникс не может не согласиться. Слишком странен был сегодня пресветлый. Белую сову змей всегда… Не то чтобы недолюбливал, но относился снисходительно. Мудрый, великий, освещает. А у змея ядовитая улыбка клыками. Не раз они заключали крепкий союз. Не раз сплачивались. Но обычно Энчантикс вызывает в нем образ Его, кого змей презирает всей душой. Энчантикс несет Его “мудрость”, Его наследие. От этого Сиреникс шипит ядовитым газом.

И все же сегодня пресветлый оплошал. Подал дурной пример. Сиреникс с ним не всегда согласен, но знает, что и к чему. Но сегодня поведение благословенного его интригует. Настораживает. Сиреникс предугадывает одно событие, но Блумиксу не сообщает.

- Да. Это опасно. Если пресветлый не знает, значит грозит опасность, - змей по-прежнему парит над землей, сворачиваясь кольцом. Блумикс вертит в руках то, что осталось от безумного, и бросает на землю.

- А ты что-нибудь знаешь? - Блумикс не смотрит на змея, но тот знает, что кардинал готов выхватить любое слово и любой звук. Все его тело накаляется и слушает. Блумикс - проворные язычки пламени, что пляшут на костре. Блумикс - веселый и легкий огонь. Блумикс не выжигает леса и не оставляет трупов, как Блум, не горит тихой свечой и не дарит рассеянное тепло, как Дафна. Блумикс потрескивает походным костерком и пляшет первыми искрами начинающегося пожара.

Он весь огненный. От голых ступней, чуть-чуть красноватых, до ярко-алых волос. Блумикс налит огнем, как медуза - водой. Блумикс ступает, и за ним вьются красные языки. А еще он имеет дурную привычку старательно вылизывать, словно кошка-мать, раны, что испещряют души. Сиреникс растерзал Винкс соленой водой и холодом морских глубин, Блумикс же тщательно вылизал и заштопал соленые разводы, согрел души, выгнал холодную воду.

Блумикс сделал фей снова феями, изгнав все намеки на морских существ.

И надо сказать, что сделал он это отлично.

Сирениксу ничуть не жаль, он просто понимает, что трансформация очень способная. А ей ведь всего ничего. В ответ на вопрос кардинала змей лишь качает головой.

- Впрочем, я так и думал. Пошли, - Блумикс делает знак рукой. - Мы еще можем успеть. Я его видел.

Сирениксом движет любопытство. Любопытство змеи, которая залезает в человеческие дома и пугает черных детей. И интерес. Но змей был бы не змеем, если бы не знал, что к чему.

- Почему ты говоришь это мне?

- Потому что я наблюдаю. И выживаю. Несмотря на вроде бы общность, трансформации - сами по себе каждый. Своя территория, свой ареал обитания. А я что? Создала меня Блум, создала как-то странно, быстро, почти не продумав. Буду я у этих Винкс, а потом получат они новые трансформации и забудут меня… Едва ли возможен для меня приток новой крови, - Блумикс смеется, а Сиреникс дивится, что кардинал познает реальность так быстро. - Вам сотни лет…

- Сотни тысяч… И миллионы.

- Именно. Вы были с самого зарождения мира, - усмехается кардинал. - Вы Древние, а я… Такой же? Или нет? Меня создал не Дракон, а его Аватара. Я не понимаю, кто я. И что будет дальше. Но мне нравится жить и существовать. Наблюдая за вами, я видел, какие отношения складываются между превращениями. Каждый заперт в своем осознании мира, но все же у вас есть своего рода… Взаимодействие. Чармикс и Глумикс - такие разные, но не разлей вода. У остальных тоже есть свои… Вряд ли я могу применить сюда определение “друзья”, но что-то вроде того.

- А ты хочешь заключить союз со мной? - Сиреникс понимает, к чему клонит огненный.

- С тобой не заключишь союз, если ты того не захочешь, - Блумикс слегка потряхивает головой. - Я захожу-завожу с другого.

Сиреникс обдумывает слова кардинала, когда тот вдруг задумчиво смотрит между мирами и говорит:

- Сейчас убивают четвертого, - и вот тогда змей над предложением огненного долго не сидит.

Они просеиваются меж мирами и складками реальности: змей в истинном обличии и кардинал в человеческом. “Мне такое ближе”, - говорит. Сиреникс не спорит. Дело кардинала.

Они возникают у рыжего озера с рыжим песком и рыжей водой: в ней отражается солнце. Рядом с озером немного деревьев: темно-зеленых и старых, с шоколадными стволами и черной землей под ними. А за деревьями поля с перепрелыми луговыми травами. Пожухлыми, острыми, с длинными стеблями и погнувшимися колосками. Августовские травы. Печальные травы.

Блумикс и Сиреникс ложатся за небольшим пригорком, который подточила озерная вода. Мокрый песок да ракушки-перловки под ним. И оттуда трансформации лицезрят убийцу.

Он ходит между мирами, проплывая даже за гранями. Он здесь и не здесь. Столь огромный, что змей и кардинал кажутся личинками, и полупрозрачный. Вот-вот растает в вечернем воздухе. Черный сом плывет, подминая под себя деревья, но не ломает их, ибо призрак, фантом, нереальный. Свисают печально черные усы, волочась по песчаному пляжу.

У него нет никаких эмоций: только давящая пустота. Сом плывет, не замечая ничего вокруг, и накрывает собой две трансформации.

- Мы не умрем. Он идет не за нами. Он словно… Рассчитан на убийства определенных превращений. Мы не входим в список потенциальных жертв. Не спрашивай, откуда я знаю. Просто чувствую, - шепчет Блумикс. А Сиреникс не спорит, потому что огненному верит. Знает: тому врать не нужно.

Но страх все же есть. Если все века знаешь, что ничто не способно тебя убить, но вдруг это знание рушится, страх - самое малое из того, что может испытывать существо. Иные и вовсе с ума сходят.

Блумикс спокоен, словно знает, что произойдет сейчас. Сиреникс думает, что, возможно, огненный был и при первых трех убийствах. Бояться надо кардинала, ибо закардиналит до смерти.

Они наблюдают, как сом склоняется над лесом, и слышат жалобный стон. Из-за деревьев выбегает Зевраникс - черно-белая зебра. Но сом уже наклоняет огромную влажную пасть и гладит зебру усами. Сиреникс видит, что из ноздрей Зевраникса выходит зеленый гной. А сом гладит и ест его задницу. Зевраникс стонет, пытаясь выбраться. Но сом своей сутью вытягивает бессмертную жизнь.

Они наблюдают, как сом дожевывает невидимыми челюстями мясо и растворяется в воздухе. А Зевраникс с безумным смехом и со слезами на глазах на двух ногах (ибо задних уже нет) скачет прочь к Бескрайнему.

- Всего семь убийств. Осталось еще три. Энчантикс знает, что здесь творится. Я вижу таким зрением, каким даже ты не видишь. Так даже пресветлый не видит.

- И что же ты предлагаешь? - спрашивает змей.

- А что можно сделать? Энчантикс не скажет. И Мификс.

- Ты тоже не скажешь. И я, - кивает Сиреникс. Все ждут ответов. Но не готовы давать их сами. Все трансформации одинаковы.

***

Он приходит в то время, когда закат вершится на Домино. Змей лежит, свернувшись кольцом на камне, и смотрит на волны, заходящие друг в друга.

Сиреникс знает, что пресветлый придет в это время. А Энчантикс знает, что змей осведомлен об этом. Вот такой секрет, который и не секрет вовсе.

Пресветлый опускается на берег, и вновь исходит от него много света. Змей поднимает свой взгляд и с шипением пресмыкается.