Тританнус ничего не успевает произнести, как Сиреникс уже в воде растворился и был таков.
***
- Дай пророчество. Я выполнил твою просьбу.
- Шесть дев возгордятся, их силы столкнутся с причудливой книгой, и в этом миге совершится проклятие, силы покинут, трансформация новая из искры зародится.
========== Карамельный бриз ==========
А кожа у Дафны карамельная. Карамелится она в лучах заходящего солнца - солнца измерения Водных Звезд. Не такое оно, как в нашей вселенной. В Магиксе солнце золотистое, улыбается весело, щедро протягивает каждой козявке свою широкую ладонь, греет лучами, зажигает надежду в сердцах людей, указывает путь, светит маяком в полнейшем мраке, является источником тепла и жизни на каждой планете. Солнца антимира холодно белое, невыносимое. Взглянешь на него - и выть хочется, сковырнуть белую склеру с глаз, полопать кровеносные сосуды, проткнуть длинным ногтем черный зрачок и смять разноцветную радужку, пока ожогом не задымился взгляд. Высокая здесь радиация, ужасающая. Солнце антимира не греет и не холодит. Здесь вообще температуры не ощущается. Ни холодно, ни жарко. Так и живут. Солнце антимира весь день висит в одной точке, не смещается, не закрывают его облака-испарения, ибо крепко держит свои воды Бескрайний Океан, не отдает. А потом наступает неуловимый момент - клонится к закату невыносимое. Смеется ли, имитирует своего собрата? Солнце антимира вызывает чувство безысходности, безнадежности, иррациональной тревоги.
Только у людишек, пояснил Сиреникс. Бессмертные не испытывают эмоций в привычном нам плане. У них по-другому. Как? Это сложно объяснить, лишь почувствовать, когда достаточно долго пробудешь в водах Бескрайнего Океана. Дафна не спорит, ибо змей живет гораздо дольше нее. Умрет она - просуществует он еще сотни тысяч лет, пока не загорится небо пламенем, не пронесутся огненные вороны, не откроет Дракон золотые свои глаза вечные и не дыхнет пламенем своим, будет резвится Сиреникс в водах расширяющейся стихии. А когда конец света настанет? Сиреникс молчит. Видимо, далеко до него еще, раз не видит его в непрерывных потоках времени змей. Тем Дафне и спокойнее.
Кожа Дафны карамелится. Персиковый румянец багровеет в лучах заходящего солнца, в закат играющего. Белокурые волосы золотятся, пляшут бликами, нежным пламенем вверх взметываются. Живительный огонь лижет принцессу Домино изнутри, касается сердца, легких, обжигает, гладит ласково, а Дафна согревается. Огонь - ее защита в антимире. Хоть и грозится выплюнуть он ее каждый раз, противится Сиреникс, шипит, входит в Дафну, рисует барьеры из соли, меняют суть ее, структуру. Сиреникс не позволит отцу своему отобрать эту девушку. Качает головой Океан, вздыхает: совсем умом змей тронулся, уж не очеловечился он, не заигрался с этой своей принцессой, не привязался к людям? Сиреникс холодно качает головой: нет и никогда.
Люди для него, Сиреникса, песчинки, капельки, крохотный планктон в бурном течении, потоке, что водопадом срывается вниз и тонет в водоворотах. Сиреникс вечен, бессмертен, вечный спутник морских глубин и друг их лучший. Порой, чтобы не заскучать совсем, познает он красоту и невинность женских тел. Дафна - одна из многих, коих еще будут тысячи, хоть и, признаться, влечет его боле. Есть в ней что-то такое, что притягивает, манит, сковывает. Сирениксу приятно чувствовать себя связанным, умело имитировать покорность и склонять голову. Дафна знает, что змея не обуздать. Его это приводит в восторг. Есть что-то в этой Дафне. Безусловно, есть. Сиреникс будет заявлять права на свою добычу, пока не угаснет его интерес. Дафна под личной и сильной защитой змея.
Морской бриз порывами дует в карамельное лицо, приносит влагу, свежесть, соленые брызги. Дафна лежит на горячем песке, вернее, предпочитает думать, что он горячий. Теплый, холодный - разница не ощущается. Похрустывает ласково белый, словно сахар, свежие сливки или нежный бисквитный крем, под карамельным упругим телом, что изгибается красиво, лоснится, испаряется с него влага, а огонь греет изнутри. Дафна лежит на голубыми сполохами переливающейся спине, боках змея, что хвост свой в Океан закинул, а морду на раскаленный песок вытащил и теперь притворно жмурится, словно горячо ему, и слушает, как не бьется сердце, как не пульсирует кровь в жилах, как не течет и не колыхается внутри ничего, лишь воздух свистит, вырываясь из раздувшихся ноздрей. И не понимает Дафна порой, с кем ночи свои проводит: с живым ли существом или энергией, по насмешке судьбы принявшей такую оболочку.
- Порой мне кажется, что ты мертв, - замечает она, лениво так, не шевелясь и “греясь” на невыносимом солнце. - В тебе не бьется сердце, не пульсирует кровь. Ты не ешь и не пьешь. Не вырабатываешь семя. Ты вообще живешь?
- А что ты включаешь в понятие “жизнь”, та-что-смогла-спастись? - у Сиреникса, как и во многих случаях, ответ не ответ. Переливаются сполохами голубыми бока, бегут узоры, что на ногах обладательниц его повторяются, бледно-желтые на этот раз, ибо рядом со змеем Дафна, ее цвета принимает на себя змей. Узоры - первый, сполохи - второй уровень, и картинка двумерна, рябит в глазах, нимфа Домино часами готова сидеть и разглядывать ее. Каждый свое видит в теле Сиреникса, свои мысли, желания, образы. Сиреникс - энергия, с одной стороны, сила изначальная. С другой стороны, чистый Древний, и выдают эту сущность взгляд, повадки, характер, голос. Как Сиреникс появился? Возник из ничего, был зачат и рожден, выношен в теле, вызрен в яйце? Змей говорит, что появился в тот момент, когда людям понадобилось входить в Океан без боязни, понадобилась сила и мощь его, помощь. Не хотели люди запружинить, разлететься сотнями атомов по всему антимиру, не хотели усеять собственной кожей поверхность Бескрайнего, затянуть ее мутноватой пленкой. Люди же, хоть и Драконом ведомые, разъединяли миры, создавали измерение Водных Звезд. Уж не тогда ли зародился Сиреникс? Или еще раньше?
- Жизнь - это… Это когда ты чувствуешь, дышишь, переживаешь, изменяешься, совершенствуешься, падаешь, совершаешь ошибки, ешь, размножаешься…
- Торопишься, думаешь сердцем, а не разумом, вечно куда-то летишь, стремишься и не можешь найти покоя. Все мне противоположное. По твоему определению, та-что-смогла-спастись, я мертв. Я бессмертен. Я статичен. Не меняюсь. Не спешу. Расслабляюсь. Думаю. Солнце наше тревожит тебя, а мне дарит покой. Тебе безысходностью аукается, а мне - ничем. Тебя определяет подвижность, изменчивость, а меня - статичность, безгласность, - шипит змей.
- Что ты за существо такое? - Дафна улыбается. - Впрочем, мне все равно. Веришь?
Змей молчит. И нимфа молчит, ибо все они знают друг о друге без слов. Дафна, хоть и в тело семнадцатилетней девушки облачена, понимает, имеет мудрость и внутреннюю красоту женщины. Девушку легко сломать, надломить, а женщина способна удивлять. Женщин Сиреникс особенно ценит. Дафна понимает, что есть она для змея, а он знает, что ей это известно, и царит между ними странная гармония и мир. Правда, иногда ловит себя Сиреникс на мысли, что сделал бы он Дафну Древней, равной себе, но думает еще над этим. Может, и замолвит перед Аркадией словечко, когда покинет дух девушки бренное тело, скрывающее ее истинную красоту, но не подавляющее его желание, тягу.
- Смерть для меня - это когда ты перестаешь существовать, - Дафна почему-то хочет продолжить диалог, не хочет прекращать странный и непонятный разговор.
- Ты не перестаешь существовать. Просто переходишь в другую фазу, измерение, меняешь и освобождаешь свою сущность.
- Но ты больше не свободен, а скован миром мертвых.
- Ты становишься вне одного потока времени и попадаешь в другой, блуждаешь в Кристальном лабиринте и осязаешь свободу, - Дафна молчит, не спорит. Сиреникс древнее и, наверное, мудрее нее, больше знает и понимает, о чем говорит. Речи его плавны и тягучи, вязки и томны, но в то же время звенят и колыхаются всевозможными оттенками голубого. И лазурный, и сизый, и голубиный, даже небесно-бледный скользят там, а еще поразительно много серебристого, розового и какого-то… Фиалкового, даже.
