Наталия выбегает. Рыдания и стук каблуков раздаются на лестнице. Мама, кричит Златица в черную дыру. Свет в коридоре гаснет.

Златица: Вы же обещали…

Ладислав (надевая халат): Пусть себе идет. Вернется. К сожалению. Думаешь, мне на все наплевать? Внешне — да, посмотри-ка (с удовольствием смотрится в зеркало), но внутри-то я — гнилой. Здесь мамочка права. Внутренние органы у меня повисли. Я просто чувствую, они перекатываются, как пустые бутылки в багажнике. Сердце у меня такое, что лучше бы уж его не было вовсе. Но я не драматизирую. Не ору по этому поводу…

Златица: Ты ничего не делаешь…

Ладислав: А как можно работать под домашним арестом? Но когда тот умрет, я вздохну спокойно… А ты? (Обращается к Вериму). Как там тебя зовут?

Златица: Ты каждый раз его спрашиваешь.

Верим: Верим.

Ладислав: Ах, да… Друг, да? (Насмешливо кивает головой). Твои друзья все на одно лицо, как китайцы. И как только ты их различаешь? (Смотрится в зеркало. Златица берет Верима за руку и тянет за собой в свою комнату.)

Когда двери закрываются, больше ничего не слышно.

Златица (вздыхает): Настоящие клоуны. Боже, как мне надоел этот шум. Их ссоры такие надуманные. Как будто кто-то им написал диалоги. Как какой-то глупый фильм. Я заранее точно знаю, что один из них скажет другому. Да и ты. Посмотрите на него! Где твоя кровь, где твоя плоть?

Верим: Я принес тебе домашнее задание. (Иронично). Вижу, тебе лучше.

Златица: Брось ты это… Я ведь с тобой серьезно говорю, к нему это отношения не имеет… Ты — обыкновенный, безликий. Слушаешь, как все, выглядишь узнаваемо, не хватает тебе чего-то… Например, ты никак не пахнешь.

Верим обнюхивает себя.

Верим: И что мне теперь делать?

Златица: Для начала перестань вертеться. Я тебя рисую.

Верим: Значит, психологический тест готов?

Златица: Выглядишь так, будто язык прикусил. Точно?

Верим: Слушай, я ведь и уйти могу.

Златица: Помалкивай. Ложись рядом и не шевелись.

Верим: Мне раздеться?

Златица: Только попробуй!

Верим: А ботинки?

Златица: Их оставь… Это меня возбуждает… Ах, разуйся!

Ладислав (за сценой): Златица!

Златица: Сейчас нельзя!

Верим (осторожно): И что будем делать?

Златица: Будем разговаривать. А ты что думал?

Верим: Именно это. Что парню с девушкой делать в постели, как не разговаривать? Поговорим. О чем?

Златица: Например, о школе. А можно и о жизни после жизни…

Верим (задумывается): Мы вместе смотрели похороны Тито.

Златица: Потрясающее развлечение.

Верим: Я еще ни разу не бывал на похоронах.

Златица: Ты забыл про наши… Как мы в саду закопали Елену.

Верим: Ах, да! (Смеется). Сколько нам тогда было? Пять? Шесть? Ты как будто бы все знала. И я должен был тебя слушаться. Но все-таки я так и не поверил, что в конце поп должен пописать на могильный холмик.

Златица: Не может быть!

Верим: Ты кричала: «Раздевайся!», а я развернулся и ушел.

Златица: Да, я хотела посмотреть на тебя.

Верим (после короткой паузы): Златица?

Златица: Ну?

Верим (приподнимается на локте): Послушай…

Златица: Помолчи. Вот солнце.

Свет на несколько секунд озаряет девичье лицо с закрытыми глазами, но вскоре его накрывает тень.

Верим: Почему ты мне никогда…

Златица: И не будем. Мне противно. С тобой это никак не связано. Плотское мне отвратительно… Ты веришь в непорочное зачатие? Думаешь, у нас тоже может быть ребеночек, без того, чтобы мы?.. Моя мечта. Поверь, дело не в тебе. Меня мутит от людей. Но ребенок… Это, кажется, было бы совсем неплохо.

Верим (разочарованно): Ну, вообще…

Златица: Что, взгрустнулось, папочка?

Верим: Нет, ничего.

Златица: Почему бы тебе не сменить прическу? У тебя одна и та же с тех пор, как я тебя знаю.

Верим: Оставь.

Златица: Думаешь, ты и так хорош?

Верим: Нет, но все-таки я — это я.

Златица: Да ну. Просто ты привык. Это условный рефлекс. Позвонишь, и собака пускает слюну. Посмотри, пробор, как татуировка, навсегда. Ты его ни на миллиметр не сдвигаешь… Это и немодно, и неестественно, ведь больше нет границ. Важна душа. Если ты почувствуешь себя женщиной, тебе могут сменить пол.

Верим: Только в Америке.

Златица: Думаешь, все это происходит только с кем-то другим? Люди путешествуют, поезда ходят, а мы стоим у колеи и машем им как сумасшедшие. Тебе нужна такая жизнь?

Верим: Не знаю. Иногда мне снится, что я умер в каком-то забытом городке в Айдахо… (Закладывает руки за голову).

Златица: И что ты делаешь, когда проснешься?

Верим (вздыхает): Никогда не бывает так тяжело, как случается во сне.

Златица протирает рисунок смоченным кончиком пальца.

Златица: Вот. Ты готов.

Верим: Дай посмотреть.

Верим протягивает руку. Златица комкает листок и бросает его на пол.

Верим: Зачем ты так?

Златица: Представь: ты приходишь к врачу, а он говорит, что тебе осталось жить всего год. Что бы ты сделал?

Верим: А что я могу поделать?

Златица (как будто не слышит его): Или выиграешь в лотерею, или какой-нибудь миллионер, шутки ради, даст тебе миллион долларов, чтобы ты прожил этот год по-королевски… Ну, что бы ты сделал?

Верим: Не знаю. Уехал бы куда-нибудь.

Златица: А может, пожертвовал собой, убил бы какого-нибудь злодея и спас мир? Или купил бы на все деньги взрывчатки и всех бы забрал с собой?

Верим: Ты так быстро спрашиваешь… Ну, не знаю, жил бы…

Златица: Знаешь, что бы ты сделал? Окоченел бы от страха!

Златица бросает в него подушкой.

Верим (сердито): А ты? Ты бы наверняка проткнула язык английской булавкой, выкрасила волосы в оранжевый цвет, сменила пол, осчастливила бы сиротку?

Златица (спокойно): Ничего.

Верим (умолкает): Что?

Златица: Ничего бы не сделала. (Начинает ужасно кашлять).

Верим: Тебе плохо? Позвать маму?

Златица (машет рукой, задыхается): Я самое гадкое, самое низменное существо на свете.

Верим: Нет.

Златица: Ты не знаешь.

Обнимает его. Верим в смятении, закрывает глаза. Но никак не может избавиться от видения, в котором иголкой, на кончике которой искрится тушь, накалывает на нежных каскадах девичьего тела (свежесть которых вдохновляет его) каменный цветок, свое сердце, пронзенное стрелой, имя, не подозревая, что ему видится древняя дилемма: кто-то наносит татуировку, чтобы отличаться от других, или чтобы соединиться с другим, то есть покориться миру, стать метафизическим хамелеоном и запечатлеть на коже именно этот день, час, свет, сумрак или тень, включиться в начало следующей истории, и так слиться со временем, раствориться в смысле. Всего этого, конечно же, Верим не знает, но сегодня, пребывая в бесконечной коме, вновь чувствует аромат девушки, и это счастье почти пугает его.