Может быть, потому, что над ними бледной тенью нависает она, незримое привидение. Нора.

Серверджине кажется, что она везде. В каждом взгляде, в каждом невысказанном слове. В каждом его отсутствии - когда ей кажется, что он непременно пойдет к Норе. Ну а куда же еще, собственно?

Это раздражает. А еще вызывает тревогу. Серверджина всегда была собственницей, но Ян давно уже принадлежал ей, а после тех событий… Они должны были сблизиться еще больше. Она ведь даже позволила ему задержаться с собой на равных. Хотя он и не спрашивал разрешения. Хотя на самом деле она ничего ему не позволяла, скорее, это он позволил себе не раскатать ее в бесформенное тесто. Но признаться себе в этом - значит переступить что-то посильнее гордости. Переступить себя.

Но быть Серверджиной Рафстер - значит с достоинством выходить из любой ситуации. Только трезвая голова и здравый расчет да немного позитивных эмоций на сладкое. Для душевного успокоения.

Серверджина решает поступить, как и всегда в таких случаях. Вообще, странно что она не прибегла к этому способу еще раньше. Не считала Яна Лайтмера еще до того, как начались их отношения. Хотя определенно стоило это сделать.

Просто тогда он не интересовал ее. Вернее, интересовал, но не в качестве самостоятельного субъекта. Он был сыном Велигда Лайтмера, очень похожим на него сыном, которым можно было заменить самого Велигда Лайтмера. Именно для этих целей Ян ей и требовался. Серверджина с большой радостью была готова смести десятки его отличий, лишь бы он сильнее напоминал своего отца. Стереть все его особенности, если это требовалось. Вместе с этим она вполне принимала его таким, какой он есть, на что-то закрывая глаза, например, на ту же влюбленность в Нору Цюрик.

Только кто же знал, что эта влюбленность станет помехой.

Теперь же Серверджина хочет знать ответ на один важный вопрос: значит ли эта девчонка для Яна еще что-нибудь или нет. До той реплики после конгресса она была уверена, что Нора как проблема устранилась сама собой, просто сойдя на нет. Ей казалось, что кроме нее, Серверджины, Ян больше ничего не видит. Ей казалось. Даже более, она в этом не сомневалась.

Ее позиции вышибли по всем фронтам в один момент.

Серверджина выбирает момент, когда Лайтмер уж точно не должен к ней заявиться. Делать такое при нем… Еще припишет что-нибудь на свой счет, что она, Серверджина, не может без него прожить. Конечно же, может. Или нет?

Настроиться легко. Было бы желание. Чем больше она жаждет считать человека, в которым по тем или иным причинам заинтересована, тем легче ее магия срабатывает.

Итак, она хочет считать Яна Лайтмера. Настроиться, закрыть глаза, сосредоточиться, наслаждаться хорошим спектаклем и…

И ничего. Серверджина вздрагивает. Словно бы на твердую стену наткнулась. Что такое? Неужели она так давно в этом не практиковалась, что утратила навыки? Не может быть. Ладно. Еще попытка…

И снова ничего. Серверджина холодеет. Затем ее берет злость. Она снова пробует, еще и еще, пока ее не окатывает глухая ярость. И жажда добиться результата уже не потому, что ей так нужен этот результат. А просто из принципа.

Но ничего не срабатывает. Она не могла разучиться. Не могла. Она же все делает правильно. Магия пытается считать и… Ничего. Проблема не в ней, Серверджине. Проблема в Яне. Она не может считать его не потому, что разучилась. А потому, что он оказался каким-то уникальным. Неподдающимся ее силам.

“Но я же не хочу ничего моделировать. Не хочу лезть в него слишком сильно. Мне не нужно считывать его полностью. Только узнать, любит ли он еще свою Нору Цюрик”.

Но ее доводы не убеждают неизвестную завесу, что сгустилась вокруг Яна, опуститься.

После десятков бесчетных попыток Серверджиной овладевает паника.

Что не так? Почему именно на нем пошел сбой? Что произошло? Почему?

Ей не хочется признавать поражение. Она и поражение? Это несовместимые вещи, которые никогда не должны были пересекаться! Ею овладевает бешенство.

Это просто уже вопрос сохранения собственного достоинства. Она должна считать Яна, просто обязана! Пусть даже это будет стоить всего, пусть он даже сломается больше, чем остальные. Это уже вопрос принципа. Ее виски просто плавятся от напряжения. Пробить, пробить неведомый заслон и сломать, сломать!

Серверджина уже готова, уже полна решимости, как вдруг…

Она на секунду представляет это. Безвольный Ян. Послушный Ян. Сломанный, искоренивший в себе все то, что ей не нравилось. Подчинившийся там, где ей хотелось его подчинить. Кукла без права голоса. Кукла Ян. Подвластный ее разуму, как Велигд Лайтмер, как и многие-многие другие из ее снов. Кукла-кукла Ян.

Нет! Только, только… Только не это, Дракон, нет!

Ее магия, ее узнавание, которое направлено… Чтобы понять, чтобы… Нет!

Это Серверджина осознает с ужасом.

Перед глазами одна за другой бегут картинки, каждый раз, когда она использовала свой дар считывать людей, узнавая о них буквально все, чтобы использовать это в своих интересах. Ломая их тем или иным образом. Неизменно что-то забирая у них. Соприкасаясь с ней, прежними они уже не остановились. Потому что такова была ее натура - подминать под себя и вышагивать с гордо поднятой головой.

А сейчас…

“Я не хочу… Не хочу ломать его. Не хочу, чтобы в нем что-то менялось”.

Это Серверджина понимает с ужасом. Понимает, что ей не хочется ничего в нем искоренять. Дракон, пусть остается такой, какой он есть. Вместе со своей робостью в некоторые моменты, которую он вежливо пытается спрятать, вместе с цинизмом, который в нем напрочь отсутствовал и который она хотела бы раньше в нем видеть. Нет, нет и нет! Пусть он навсегда остается таким светлым мальчиком. Дракон, пусть он не сломается, пожалуйста! Она не должна допустить такого!

Смех… Форменный, до безобразия натуральнейший смех: она, Серверджина Рафстер, впервые в жизни кому-то что-то должна! И, что хуже всего, она сама взяла на себя такое обязательство. И, что еще хуже, добровольно! И, что, несомненно, самый конец - она не собирается от него отказываться!

“Я хочу, чтобы он увидел меня - меня, ту, кем я являюсь. И… Чтобы я ему понравилась”.

Да, чтобы она, Серверджина Рафстер, понравилась Яну Лайтмеру просто потому, что она Серверджина, а не представительница рода Рафстер, курирующая его проект, нет. Просто чтобы он увидел ее всю: с ее снами, ее взглядом, ее умениями и переживаниями. Чтобы она, вот такая, понравилась неизменному, прекрасному Яну.

В Велигде Лайтмере она была готова изменить все и даже больше, зная, что это сделает его лучше. В его сыне менять не требовалось ничего. Он и так был таким. Самым лучшим.

Невозможное умозаключение, но Ян действительно был таким. Для нее, Серверджины, и уж точно она не хочет его ни с кем делить - осознание этого пришло внезапно, но так отчетливо. И до горького смеха испугало ее.

Она пытается еще раз. И еще. Ей же нужно только… Она даже ничего не будет моделировать. Она как никогда заинтересована в этом человеке! Так почему же ничего не выходит?

Постепенно ею овладевает отчаяние, то самое, когда хочется упасть на колени, закрыть лицо руками и расплакаться - от собственной беспомощности. И хуже всего, что вместе с этим она отчаянно желает, чтобы каким-то чудом здесь появился Ян, чтобы он увидел ее - увидел вот такую, обнял так, как обычно (от чего у нее внутри всегда смешанные чувства) и сказал, что все хорошо.

Но вот только чудеса в волшебном мире случается не тогда, когда мы этого хотим. Дай Дракон, если они вообще случаются.

Серверджиной движет отчаяние. Она лишилась второй своей силы, второго своего ключа, с помощью которого открывала замки. И осталась слепа.

И оба раза почву у нее из-под ног выбил именно Ян Лайтмер. По-хорошему она должна поднять голову и ненавидеть его за это. Но ей хочется плакать от собственного бессилия.

Она не хочет подстраивать его под себя. Не хочет в нем что-то менять, только хочет узнать, что…