Поэтому он получает удовольствие, когда ходит по магазинам. Ни в чем себе не отказывает. Флай же, у нее всегда лицо холодное, собранное, будто она на собрании директоров сидит или годовые отчеты слушает. Или внимательно изучает проект новой модели баттермобиля.

Его бабочка – ледяная королева автомобильного мира, леди, стоящая у основания одной из самых известных марок всего волшебного измерения. Женщина, которую не пробить ничем, у которой огонь, прячущийся в глазах, вырывается только по ее приказу – когда Флай трахается или злится, или испытывает другие сильные эмоции, вот тогда она горит, и Антуа замирает от восхищения, потому что его восхищает ее стальная хватка.

И у этой прекрасной, волевой женщины есть одна единственная слабость – сирин, который бегает от нее как от огня. И совершенно не желает принять действительность: ему досталась такая, такая...

- Между прочим ты совершенно забыла обо мне, – обиженно надувает губы Антуа. – Когда мы трахались в последний раз?

- Не думала, что тебя это беспокоит, – спокойным, сосредоточенным голосом отзывается Баттефликс. С почти всегда закрученными в узел на голове волосами, в практичных деловых костюмах, но как она блистает на светских мероприятиях, когда выходит из амплуа руководителя Баттер Индастрис, как сияет, надолго оставаясь в памяти всех этих снобов.

- Не беспокоит. Меня беспокоишь ты. Он тебя удовлетворяет? – Антуа – само бесстыдство. Для него спросить такое у бабочки – само собой разумеющееся. И он знает, что она ответит.

- Да. Он более чем меня удовлетворяет. Ты знаешь, что я не могу больше ни с кем другим. Теперь.

Это почти извинение, ну надо же. От его-то Аквелы.

А так Антуа знает. Знает про эту особенность Древних – влюбляться с первого взгляда в свою истинную половину, а потом всю жизнь бегать за ней, если половина бегает от тебя. И быть ей верной. Древние – до грустного скучные однолюбы. Антуа это не нравится. У него помимо Флай еще есть женщины. Красивые, богатые женщины, которым нравятся молодые мальчики. Но Флай, она лучшая. Не только потому, что чертовски хороша в постели, а потому, что именно она сделала из него того, кем он сейчас является. Они больше, гораздо больше, чем простые друзья или любовники.

Флай – единственная, за кого Антуа будет беспокоиться по-настоящему. А он и беспокоится. Видит, что Аквела тоже страдает от равнодушия Мификса, от того, что он не может раскрыться и понять. Бабочка отлично держит себя в руках, но Антуа давно научился читать его. Вот только она, кажется, этого не понимает. Что ж, ее просчет.

Наступит день, когда он потолкует с этим петухом. Один на один, так сказать. И кое-что разъяснит ему насчет Баттерфликс. А пока что Антуа с наслаждением сосет леденец и стучит каблуками по гладким полам – время радоваться жизни!

Она отдыхает, положив голову на его холеную спину, удобно устроившись под его боком. Блум почти смеется и почти плачет: ну а что тут еще можно сделать? Вот только тяга... Такую тягу не переборешь.

С Эласом она разговаривает обо всем. О глобальном и незначительном. О насущном и не очень. Как когда-то разговаривала со Скаем. Как разговаривает до сих пор, но... Не обо всем. Кое-что прячет, кое-что недоговаривает, кое о чем отмалчивается.

С Эласом ее язык развязывается сам собой. Блум трещит, словно ей снова шестнадцать, словно у нее из забот – не опоздать на урок к Визгису, не столкнуться с ведьмами Трикс и вовремя остановить Стеллу от очередной мелкой ссоры с кем-то из девчонок. Хорошее было время, тогда она смотрела широко раскрытыми глазами на волшебный мир и очень хотела найти в нем свое место.

Место же нашло ее само: и не сказать, что самое отдаленное или последнее. В итоге теперь все от нее чего-то ждут. Блум и сама не уверена, чего именно. Она только старается быть такой, какой ну... Должна быть. Порой она видит, что должна делать, порой – нет. Теперь же все чаще интуитивно она принимает правильные решения.

Раньше Блум было очень не по себе, когда на нее смотрели, как на богиню. Как на живое воплощение Дракона. Люди ждали от нее решений, люди благоговели, люди чуть ли не на коленях перед ней стояли... И ждали одобрения, напутствия, слов, которые помогут им встать и пойти дальше. Сначала Блум терялась. Пыталась вести себя так не потому, что чувствовала, будто бы это правильно, а просто слепо ориентировалась на то, что от нее хотят. Потом ей начало казаться, что она немного разобралась. Затем она почти привыкла.

А сейчас Блум уже ждет, когда все они (человек или высший эльф – неважно) поведут себя именно так. И это ее очень пугает. Вот вроде бы Блум и принимает ответственность. Не бежит от нее куда подальше, потому что знает: однажды уже сбежала, и для волшебного измерения это обернулось серьезными последствиями. Больше она такого не допустит.

У Блум, если так посмотреть, выхода-то в этой ситуации было всего два. Первый – озлобиться, смириться, склонив голову в серьезной обиде, и всю жизнь тихо ненавидеть роль, которую дали ей, не спросив, хочет ли того она. А второй – принять, но принять по-настоящему, без всяких недовольств, жалоб и затаенных обид, принять и больше никогда-никогда не кричать в бессилии на судьбу, не проклинать ее. Блум как-то почти сразу пошла именно по второму варианту.

И все-таки иногда ей немножечко страшно. Нет, Блум не бежит от своей сути, просто она боится возгордиться. Боится подняться туда, куда ее может вознести собственная сила и суть, и уже не спуститься оттуда. Боится, что взлетев вверх, обратно уже не слезет... Будет тому виной гордыня или еще что, она не знает, боится, очень боится, что... Уверовав в собственные силы, в собственную безграничность и потрясающие способности, заставив других поверить в это, в итоге оступится, потому что ослепнет, погрязнув в неистовом фанатизме всего волшебного измерения, и пропустит момент, когда нужно будет взглянуть трезвым взглядом.

Блум очень этого боится. И потому держит себя в стальных тисках. Она не знает, что было бы, не будь рядом Ская, Дафны, Винкс, родителей (и приемных, и родных). А теперь еще и Эласа. Наверное, она бы не справилась. Не выдержала. Просто бы не выжила.

Ей казалось, что на ее долю свалилось немало тяжелых испытаний, но к самому последнему Блум оказалась не готова. К тому, что не вызывает боли и не несет какой-то потери, просто не знаешь: плакать или смеяться, смеяться или плакать. Элас. Элас, Элас, Элас. Блум хочется петь его имя, а еще лежать с ним вот так рядом вечность, забыв про весь остальной мир. Что она и делает уже в который раз.

И вновь ее не покидает это странное чувство: магия Эласа, его сущность, его аура, она такая родная, в которую хочется окунуться, будто в теплое море, зарыдать от облегчения, что тебя услышали и тебя поняли. Почти такое же было и есть со Скаем. Но полное, настоящее, абсолютное – именно с Эласом. Но Блум не чувствует, что это две разные энергии. Наоборот, кажется, что они абсолютно похожи. Индентичны. Просто в Скае – гораздо меньшая концетрация, чем в Эласе. Но именно эта энергия, эта сила, именно она тянет Блум словно магнитом, заставляя идти на свой зов. И то, что она содержится в совершенно разных существах, пугает фею. Заставляет нервничать, не понимать, что она делает и что творит. Потому что внутри все кричит о том, что все идет правильно, так, как надо. Реальность же стремится доказать обратное.

И Блум путается. Об этом она тоже говорит с Эласом, перебирая пальцами его мягкую гриву. Она вообще говорит с ним обо всем, чем только можно. А сегодня... Она обнаружила это случайно и пришла в восторг. Это осталось их маленьким секретом – тем самым, который недоступен для остальных Винкс и сказочных животных. Форму, доступную в мини-мирах, Элас может принимать и здесь. Как и сейчас.

И даже вопросов никаких не возникает. Блум кажется все таким правильным, таким настоящим, будто почти нет никаких сомнений. И никаких переживаний. А еще они переплетаются магией. Обмениваются силой. Волшебство Эласа Блум впитывает с огромной жадностью, с каждой секундой ей хочется соединиться с нем все сильнее... Но куда уж сильнее.