- Гарри, я не могу поверить, что ты это говоришь, - она наклоняется и шепчет.

- Я… Это все, чего я хотела, - ее глаза наполняются слезами. Надеюсь, слезами счастья, - Но у нас не может быть детей. Мы даже не…

- Я знаю, - я не могу не прервать ее, - Я знаю, что ты еще не простила меня, и я буду терпелив. Я клянусь, я не буду слишком настойчив. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я могу быть тем, кто тебе нужен, я могу дать тебе то, что ты хочешь, и не только потому, что ты хочешь этого, но потому что я тоже этого хочу.

Она открывает рот, чтобы ответить, но проклятый официант возвращается с нашей едой. Ставит дымящийся поднос какой-то хрени, которую Тесса заказала, а передо мной мой бургер и неловко мнется.

- Что-то не так? - я огрызаюсь на него. Это не его вина, что мы тут решаем наше будущее, а он прерывает, но он стоит здесь, и впустую тратит мое время с Тессой.

- Нет, сэр. Вам нужно что-нибудь еще? - он спрашивает, краснея.

- Нет, но спасибо, за внимательность, - Тесса улыбается ему, давая возможность расслабиться и мне опять хочется вести себя как придурок. Он улыбается ей в ответ и наконец, исчезает.

- Так или иначе я в основном просто говорил все, что должен был сказать давным-давно. Иногда я забываю, что ты не можешь слышать моих мыслей, ты не знаешь многих вещей, что я думаю о тебе. Мне бы хотелось, чтоб ты знала; если б ты знала, может, любила бы меня сильней.

- Я не думаю, что для меня было бы возможно любить тебя ее сильнее, чем сейчас, - она мнет пальцы.

- Действительно? – я улыбаюсь ей, и она кивает.

- Но я должна сказать тебе что-то. Я не знаю, как ты это воспримешь, - ее голос к концу совсем затихает, заставляя меня паниковать. Я знаю, что она разочаровалась в нас, но я могу заставить ее передумать; я знаю, что смогу. Я чувствую решительность, которую я никогда не чувствовал прежде, раньше ее во мне и не существовало.

- Продолжай, - я вынуждаю себя говорить максимально спокойно, затем кусаю бургер. Это – единственный способ держать рот на замке.

- Ты заешь, что я ходила к доктору, – представления ее слез и тихого бормотания о докторе заполняют мою голову.

- Все в порядке здесь? – спрашивает нас этот чертов официант, – Вам все нравится? Может еще воды, мисс?

Он блядь серьезно?

- Все хорошо, - я шиплю на него — буквально рычу, как бешеная чертова собака. Он бесит, и Тесса подносит палец к пустому стакану.

- Дерьмо. Вот, - я двигаю мой в ее сторону, она улыбается и затем пьет воду, - Так ты говорила о…?

- Мы можем поговорить об этом позже, - она пробует еду, которую только что принесли.

- О, нет, ты не скажешь. Я знаю эту уловку, потому что я придумал это. После того, как ты немного поешь, ты мне расскажешь. Пожалуйста.

Она делает еще один укус, пытаясь отвлечь меня, но, нет, это не сработает. Я хочу знать, что ее доктор сказал и почему она так неохотно об этом говорит. Если бы мы не были на публике, то было бы намного легче уломать ее на разговор. Я не собираюсь делать все то дерьмо и устраивать шоу, я знаю, что она будет смущена, так что, я буду играть по правилам. Я могу сделать это. Я могу балансировать, чтобы быть хорошим и подходящим, и не чувствовать себя как последний мудак. Я позволяю ей насладиться тишиной еще пять минут, и вскоре она начинает без аппетита просто ковыряться в тарелке

- Ты закончила?

- Это… - она мельком глядит на официанта с подносом

- Что?

- Все не очень хорошо, - она шепчет, озираясь, чтобы быть уверенной, что никто не может услышать.

Я нервно смеюсь.

- Что заставило тебя покраснеть и шептать?

- Тише, - она машет рукой в воздухе.

- Я так голодна, но еда настолько плоха. Я даже не знаю, что это. Я просто указала на что-то, потому что я хотела есть.

- Я скажу им, что ты хочешь сделать другой заказ, - я встаю на ноги, и она хватает меня за руку.

- Нет, все нормально. Я готова уйти.

- Хорошо. Мы просто поедем, и по дороге тебе что-нибудь купим, и ты сможешь рассказать мне, о чем ты, черт возьми, волнуешься. Это заставляет меня делать безумные предположения. Она кивает, но выглядит немного взбешённой.

Одним съеденным тако позднее, Тесса насытилась, и я теряю спокойствие с каждой тихой минутой между нами.

- Я напугал тебя разговором о детях, не так ли? Я знаю, что я сваливаю на тебя много дерьма, но я провел последние восемь месяцев, сдерживая это, и больше не хочу этого делать.

Я хочу рассказать ей, что творится в моей голове—я хочу сказать ей, что мне хочется смотреть, как чертово солнце освещает ее волосы на пассажирском сидении, пока она не замечает этого. Я хочу слышать ее мурлыканье и видеть, как она закрывает глаза, когда кусает тако — клянусь, он на вкус как картон, но она это любит — сейчас у меня всего этого нет. Я хочу ласкать то место, чуть ниже колена, — которое она всегда упускает, когда бреет ноги.

- Дело не в этом, - она прерывает меня, и я перестаю пялиться на ее ноги.

- Тогда в чем? Дай угадаю: ты уже ставишь под сомнение брак; теперь ты не хочешь детей?

- Нет, это не так.

- Я надеюсь, что нет, потому что ты чертовски хорошо знаешь, что ты станешь самой лучшей мамой.

Она хлюпает носом, держа руки над животом.

- Я не могу.

- Мы можем.

- Нет, Гарри, я не могу, - она смотрит вниз, на свой живот, и Слава Богу, что мы припарковались, иначе я бы съехал с проклятой дороги. Доктор, плач, вино, истерика на счет Карен и ее ребенке, постоянное “не могу” начиная с сегодняшнего дня.

- Ты не можешь… - я прекрасно понимаю, что это означает, - Это из-за меня, не так ли? Я что-то сделал тебе? - я не знаю, что я мог бы сделать, но вот как это работает: что-то плохое случается с Тессой, и всегда из-за меня.

- Нет, нет. Ты ничего не сделал. Это моя проблема, - ее губы дрожат.

- Оу, - мне жаль, что я не смог сказать что-то еще, что-то лучше, что-нибудь.

- Да, - она тянет руку вниз живота, и я чувствую, как в машине исчезает весь воздух.

Как это мерзко, как я мерзок, моя грудь разрывается; маленькие девочки с каштановыми волосами и с серо-голубыми глазами, маленькие белокурые мальчишки с зелеными глазами, маленькие чепчики, крошечные носочки со зверушками — все виды дерьма, от которого мне хочется блевать, вихрем проносятся в моей голове, и я чувствую головокружение, когда они вырываются прочь, лишая нас воздуха, и уносятся туда, где умирают мечты о будущем.

- Я имею в виду, вполне возможно, есть небольшой шанс. Но будет большой риск выкидыша, и мой уровень гормонов – он очень плохой, так что я не думаю, мне придётся изводить нас вечными попытками забеременеть. И, в случаи чего, я бы просто не смогла справиться с потерей ребенка, или пытаться безрезультатно несколько лет. Наверное, быть матерью просто не для меня.

Она говорит все это, пытаясь заставить меня чувствовать себя лучше, но это не убеждает меня, не позволяет ей думать, будто она держит все под контролем, ведь очевидно, что это не так. Она смотрит на меня, ожидая, что я что-то скажу, но я не могу. Я не знаю, что ей сказать, и я не могу ничем помочь, я чувствую злость, обиду по отношению к ней. Это чертовски глупо и эгоистично и совершенно неправильно, но блядь, я это чувствую, и я боюсь, что если открою рот, буду говорить то, чего не стоит. Если бы я не был таким мудаком, я бы утешил ее. Я бы поддержал ее и сказал, что все будет хорошо, что мы можем и не иметь детей, мы можем усыновить, или что-нибудь еще, или вообще ничего.

Но вот как в реальности: мужчины не литературные герои, они не меняются в одночасье, и часто мы не можем что-то предпринять, поступить как надо в этой чертовой жизни. Я не Дарси, а она не Элизабет.

Тесса едва сдерживает слезы, когда пищит:

- Скажи что-нибудь?

- Я не знаю, что сказать, - мой голос еле слышен, и в горле стоит ком. Такое чувство будто я проглотил горсть пчел.

- Ты не хотел детей, так? Я не думала, что это будет иметь такое значение… - если я сейчас посмотрю на нее, увижу, что она плачет.