Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– …его надобно избавить от тягот грешной жизни?

Черкутинский вздохнул и кивнул:

– Хорошо. Избавим. Что ещё тебе царапает душу, сын мой?

– Принц. Его высочество Александр Павлович.

– Что не так делает Александр Павлович?

– Как бы её императорское величество Екатерина Алексеевна ни старалась, принц тайно любит отца. Это я вам сообщаю в третий раз.

Тут Фаре де Симон вскипел душой, ибо в русских морозных пределах, как ты не крепись, но иезуитская сладкая выучка на морозе теряется напрочь! Иезуит заорал:

– А сколько раз тебе долбить, что людей цепляют на крючок либо по любви, либо по ненависти? А? Если сын отца любит, значит надо сделать так, чтобы он отца и убил! Убил! И тогда сын станет наш! От собственных пяток до кончика волос!

– Принц Александр Павлович – это ещё не все русские люди… – устало отозвался Мишка Черкутинский.

– Во! Вылез тут кусок твоей славянской пёсьей крови! Полячишка драный! «Не все русские»! Нам на всех русских плевать!

В иезуите заговорила пастушья кровь не единожды униженного народа. За воровство всегда унижают, но пастухи думают, что унижают несправедливо. Фаре де Симон орал, забывшись, что в лавке стены тонкие, всего в два кирпича шириной:

– Мы далеко смотрим и далеко думаем! Уже собраны силы, чтобы по всей Европе начали скидывать с тронов неугодных нам королей! А мы посадим туда своих… своих королей, понял? И миллион европейских солдат по нашему знаку сомнут эту навозную русскую страну! Один император будет на всю Европу! Нам надоело кланяться пяти десяткам королей и князей. Одному императору легче поклониться и одного легче зарезать или придушить! И когда твой принц Александр Павлович нам не поклонится, мы нашего, европейского императора заодно посадим править и этой… этим российским свинарником!

У Мишки Черкутинского лицо оживилось. Он заинтересовался:

– А кто будет этим всемирным императором?

– Наполеон Буонапарте! – выкрикнул в экстазе Фаре де Симон и тут же заткнулся. Схватил огромный ананас и стал им лупить по голове польского недоноска, сподобившегося задать ненужный вопрос. Он лупил неистово и потому не услышал, как стукнула дверь. Потом ему в лоб прилетел оглушающий удар.

* * *

Ямщик, здоровенный детина, кулаком оглушивший толстого иноземного купца, наклонился над сидящим на полу Мишкой Черкутинским:

– Слышь, барин, а барин! Хошь, иди сам его долбани. Хоть ногой! И не единожды. А хошь, так поехали отсель! Как?

– Поехали отсель, – согласился Мишка Черкутинский.

Глава четырнадцатая

В квартире Фаре де Симона, в Бранном переулке, слуга его, итальянец, совсем избегался, готовя для хозяина ледовые примочки на разбитое лицо.

– С-с-с-собака! Этот русский возница! Будто конь копытом лягнул! – пожаловался французскими словами Фаре де Симон из своей спальни в открытую дверь кабинета. Там скрипнуло кресло, некто кашлянул.

Ещё раз кашлянул и сипло ответил на странном, вывернутом из мутного старого африканского языка «идиш»:

– Не вздумай насчёт этого… синяка… Михаила Черкутинского примучить! Ему нами спланировано большое будущее в этой стране. Ниже, чем премьер-министром ему не быть!

– В этой стране нет должности премьер-министра, – отмахнулся Фаре де Симон.

– Будет! – уверил его тот же сиплый, совсем простуженный голос. – Вон, ещё двадцать лет назад такой страны – Северные Американские Соединённые Штаты не было? Не было! А теперь есть. С нашим президентом и с нашим государственным секретарём. Так и эта… скотская Россия… через десять лет прискачет к свету нашей демократии… хе-хе… Прискачет, прискачет. Не имей сомнения!

– Бомбами погоните? – подленьким голосом вопросил Фаре де Симон. – Как во Франции?

– А придётся – так и бомбами погоним, – человек в спальне снова закашлял, засопел соплями в носу, долго прочищал носоглотоку. – Скотское быдло всегда силой гонят в светлое будущее. Хоть бомбами, хоть вожжами, хоть дрынами. Быдлу всё равно. Для него же будущего всё равно нет. Ни светлого, ни тёмного. Это только у нас есть будущее…

Фаре де Симон – иезуит опытный, и мог бы по поводу будущего много чего возразить. Но, во-первых, у него отчаянно болела голова после ямщицкого удара. А во-вторых, там, в его кабинете, невидимый для слуг, укрылся самый страшный человек в нынешней Европе – господин Халлер. Про него тишком говорили, что если им определено, что на папском троне в Ватикане должна сидеть баба, то баба и будет сидеть…

Что-то сиротно и маятно стало Фаре де Симону от того кашляющего голоса. Забежал слуга с очередным ледяным компрессом на голову. Но иезуит только подмигнул ему, оттолкнул ледяную повязку и дёрнул головой в сторону встроенного шкафа. Слуга нарочно забренчал тазом, разбил кувшин, иезуит начал громко ругаться, и под ту ругань слуга налил половину венецианского бокала рома, да подсластил его сладкой мадерой.

Фаре де Симон с наслаждением выпил и тут же заел выпитое кусочком горького шоколада. Слуга поспешно вышел…

– Тьфу! – прокашлял голос из кабинета. – Ром и сладкая мадера, и это ты пьёшь вместе? Тьфу! Помрёшь ты от опухоли печени, подлец.

– Лекарство… – попробовал оправдаться Фаре де Симон.

– Ладно. Пусть будет лекарство. Мне жить, тебе умирать. Я, собственно, приехал к тебе не охи твои слушать и не соболезновать. Я приехал к тебе, чтобы через год ты вытряс из этой страны четыреста фунтов золота!

Фаре де Симон икнул. Но сдержался повторить икание и придушенно проговорил:

– Но с этой страны нашим кагалом определено собирать только по двести фунтов золота. И этот вес еле набирается! Откуда же мне то золото вынуть, чтобы удвоить приход, господин?

– При Петре Первом, императоре этой гнилой империи, князь Гагарин вывез из Сибири более тысячи фунтов золота, так что не ври мне про отсутствие жёлтого металла…

– Но князь Гагарин в Сибири рыл могильные курганы, тем и озолотился! И тем же царём Петром повешен… без головы! Нету теперь в Сибири тех курганов, нету там золота!

В кабинете резко скрипнуло кресло. Послышались шаги. Бархатный занавес, что прикрывал дверь, чутка отошёл в сторону.

– Мы заказали в Англии пятьдесят купеческих судов, двухмачтовых, да в Голландии столько же. Да в Америку послали мастеров добрых, чтобы и там строили нам купеческие корабли. Скоро начнётся великая торговая война. И тот, кто владеет кораблями, тот будет владеть миром. – Штора упала, теперь заскрипел засов потайной двери. Тот, страшный человек, господин Халлер, снова откашлялся. Собрался уходить по чёрной лестнице, но договорил мысль:

– Мы строим корабли в кредит. Заплачена нами уже треть суммы. Ещё треть денег я требую с тебя. Вот такой я негоциант.

– Обожди уходить! – закричал в голос, сквозь разбитую челюсть Фаре де Симон. – Дай мне хоть совет, где мне искать это золото!

Там, в кабинете, человек перестал скрипеть потайным затвором двери, ведущей на чёрное крыльцо дома Фаре де Симона. Выругался пастушьими словами своего пастушьего языка, прошипел:

– У людей, где же ещё? Тебя же учили, каторжанин, что деньги бывают только у людей…

Иезуит почуял, как у него перестало биться сердце. Он кинулся к кабинетной шторе, запутался в ней, закричал:

– Но мне не найти таких людей с такими деньгами!

– Да ты об них каждый день спотыкаешься!

– Об деньги?

– Об людей, порка мадонна миа!

Вот, пошла уже итальянская ругань. Не надо бы так сильно злить барона Халлера, но ведь приходится.

– Не носят здесь люди деньги…

– Врёшь, носят!

Там, в потайной комнате, человек, простывший до соплей в Петербургском климате, снова заскрипел креслом. Фаре де Симон вытер лоб подвернувшейся тряпкой, не заметив, что это была его окровавленная рубашка. По лицу его, наискось, пролегла полоса своей же крови.

– Ладно, – пробурчал страшный человек барон Халлер, – тебе скажу, тебе можно, ты здесь прижился, и тебя уже бьют, как своего, питерского человека. Внимай крепко, повторять не стану.

17
{"b":"598963","o":1}