Вот тебе, гарадской, и вид на дружбу деревенских мужчин, которые, а это очевидно, скрывают свои отношения. Вот тебе, отец, и строгий опекун-надзиратель, у которого рыльце тоже в пушку. Вот тебе, Саске, и ответы на бесчисленные вопросы.
- Я дома, - безмятежно выходит из-за угла. Ирука ожидаемо тушуется, отопревает, смотря на него округлившимися глазами с трепещущим зрачком. Какаши, как истинный защитник, сразу же стает в позу, отодвигая стремительно покрасневшего и что-то бормочущего себе под нос Умино себе за спину.
- Ты рано, - чуть скрипящим тоном произносит Хатаке, пристально смотря на него своим единственным глазом.
- А ты мог бы и предупредить, - вот так, на «ты», легко и непринужденно. Саске не собирается ни осуждать, ни крыть горячими фактами. Для него счастье двоих намного важнее той выгоды, которую он может извлечь. – Я к себе, - разворачивается и просто уходит.
Конечно же, Умино сейчас спешно соберется и уедет, а завтра, скорее всего, при виде его будет отводить взгляд и, возможно, даже краснеть. Естественно, Ирука отчитает Какаши, напирая тем, чем может обернуться ситуация, если все узнают. Хатаке, и правда, выслушает тираду возлюбленного, проникнется его словами, а после, обняв, прошепчет что-то успокаивающее и приободряющее. Ведь они давно вместе, по крайней мере, так понял Саске, и их чувства все ещё настолько сильны, что это ощущается на каком-то интуитивном уровне. Поэтому он не сомневается, что своим внезапным появлением он ничего не сломал в отношениях этих двоих. Возможно, даже помог, ведь теперь им не нужно скрываться, дожидаясь, когда он куда-то уйдет, чтобы побыть вдвоем. Правда, стоит предупредить птичника, что никаких траходромов, когда он садится за домашку. Отвлекает ведь.
- Саске, - ну, это тоже ожидаемо, поэтому он просто разворачивается, складывая руки на груди, и смотрит на застывшего в дверном проеме Хатаке с пониманием и усталостью.
- Что, ни угроз, ни ультиматумов? – пепельная бровь иронично подымается, а в уголках губ смешинки. Саске кажется, что либо Какаши доволен таким раскладом, либо, что тоже вероятно, просто подстроил все так, чтобы он увидел.
- Не-а, - отрицательно качает головой, а после фыркает, когда понимает, что птичник тоже знает. Знает о нем и Наруто, но молчит. Нет, Саске не делает ответную услугу. Они оба просто уважают чувства друг друга, и именно поэтому будут молчать. – Разве что просьба.
- Давай, - с легкостью соглашается Какаши, переступая порог его комнаты.
- Скажи, как ты связан с моим отцом? – вот так, по мере хода событий, и представился случай задать этот вопрос. Своевременно. Больше Саске просто нечего сказать.
- Да никак, собственно, - Хатаке задумчиво скребет макушку, ероша пепельные волосы, а после привычная пиратская повязка соскальзывает в подставленную ладонь, обнажая закрытый, пересеченный рваным шрамом глаз. – Просто когда-то я спас жизнь одному влиятельному бизнесмену и его младшему сыну. Вот и все, - сжимает повязку в кулаке, разворачивается и уходит, тихо прикрыв за собой дверь.
Саске оседает прямо на пол, упираясь спиной в кромку кровати и сгибая колени. Обхватывает их руками и утыкается в них лбом. Его трясет. От смеха. Безудержного и чуточку истеричного. И липкие страхи прошлого, выползая из своей темноты, тоже смеются вместе с ним. Смеются и шепчут: «Теперь ты вспомнил?».
========== Глава 10. Часть 1. ==========
Ребенок без имени вырос, чтобы стать защитником
Чтобы следить за тобой, охранять тебя или убить по приказу
Выбор, который он сделал, он осознать не мог
Его кровь – страшная тайна, которой они должны были управлять
Он разрывается между честью и любовью всей его жизни
Он молился обеим, но был отвергнут
*Within Temptation. Hand of Sorrow
Белая полоса не всегда, но очень часто, сменяется… менее светлой. До определенного времени Саске считал, что все это пересуды. Его психолог, мистер Морино, заверял, что все неудачи – это следствие человеческого самовнушения. Вот что имеет воистину мистическое, сакральное значение, а не всякие там обряды, типа соли, брошенной через плечо, или же троекратного постукивания кулаком по дереву. И Саске в это верил. По крайней мере, до сегодняшнего утра.
Он не разбивал зеркало и не наступал на трещины, ни одна кошка округи не перебежала ему дорогу и никакая бабка не пересекла его путь с пустыми ведрами, но день не заладился с самого утра. Все буквально валилось из рук и не клеилось, в ответ на что Саске только упорно шипел, не самыми лестными словами припоминая первые дни обитания на ферме Хатаке. И самовнушение таки помогло. Он сел в школьный автобус и спокойно доехал до школы, пытаясь не обращать внимания на то, что Наруто всю дорогу приобнимал его за плечи. Если все знают, чего стесняться-то?
Да, Намикадзе ему об этом не говорил, но Саске и сам додумался до того, что значила та, брошенная на прощание, фраза блондина о том, что из-за него его приняли ещё хуже, чем могли бы. Если все знали о том, что Наруто – би, и если к этому приплюсовать то, что они приехали вдвоем, то, судя по деревенским меркам, все и так было понятно. Они вместе. А Саске и сам подлил масла в огонь, не обращая внимания на местных красавиц и постоянно находясь рядом с Наруто. Впервые помыслы общественности самого Саске совершенно не заботили.
Здесь, в деревне, никто не знает о нем ровным счетом ничего, и фамилия Учиха для них ничего не значит. Он просто новичок. Просто очередной парень со странностями, пусть и в виде нетрадиционной ориентации. Саске воспринимал это на удивление просто. Может, потому, что был уверен в том, что его деревенская репутация никак не отразится на чести семьи Учиха, а, может, потому, что вседозволенность опьянила его. Жили же и Наруто, и Гаара такими, каким они есть, ещё и завидным уважением пользовались, так почему так же, свободно, не мог жить он сам? Тем более, когда рядом был Наруто, с которым все казалось не таким уж и непреодолимым, просто требующим усилий, но уж никак не недосягаемой высотой. Да, все-таки опьянила. Это Саске понял сразу же, как только вышел из школьного автобуса.
На него и раньше бросали косые, причем разного характера, взгляды, но сегодня эти взгляды были не такими, как обычно. Явно не равнодушными, более заинтересованным, иногда насмешливыми или же восторженными, но, по большей части, все же гадкими, скользкими, сопровождаемые злобными ухмылками и нескрываемым шепотом обсуждения.
- Что за хрень здесь творится? – первым не выдерживает Инудзука, оглядываясь по сторонам. – Такое ощущение, что я сверкаю перед ними голой задницей.
- Это паутина, - шепчет Собаку, щуря свои, как обычно, жирно-подведенные глаза, - а где-то в темном уголке сидит паучок и дергает за ниточки, вынуждая мушек плясать под свою дудку, - Саске мало что понимает. Иногда Собаку выражается так, словно, и правда, он не от мира сего: какими-то замысловатыми образами и фразами, темными, готическими, мистическими и, порой, откровенно пугающими. Он старается не зацикливаться на том, что рядом с ним идет убийца, но и выбросить это из головы тоже сложно, учитывая то, в столь предвкушающей улыбке изгибаются губы аловолосого, словно у хищника, предвкушающего славную охоту.
- Не хилая сплетня, однако, - бормочет Инудзука, скребя макушку и зыркая по сторонам, - раз вся школа на ушах. К тому же, - на этот раз шатен мечет недобрый взгляд в его, Саске, сторону, - чую, что речь идет о гарадском.
- Думаешь? – Учиха напрягается. Может, не зря ему в тот вечер казалось, что за ним и Наруто кто-то наблюдает? Мало ли кто мог облюбовать себе место у озера, вот и оказался, так сказать, тайным свидетелем их… встречи, после чего, естественно, не стал держать язык за зубами. По позвоночнику проходит дрожь: если это так, то сплетня дойдет до директора, тот вызовет Какаши и… и все. Хатаке, сколь снисходительно он бы к нему не относился, будет обязан уведомить родителей, а те мешкать не станут. В лучшем случае – домашний арест до окончания школы, в худшем – какой-нибудь пансионат для мальчиков. Фугаку это может. Особенно, в гневе.
