Вот брат всегда был с ним откровенен, и то, в последнее время даже Итачи что-то скрывал, уж слишком часто омега видел глубокую складку между его бровей, которая свидетельствовала отнюдь не о волнении, а о глубокой задумчивости. В такие моменты брат отгораживался от их связи и полностью уходил в себя, изредка постукивая пальцами по ближайшей поверхности, будто принимая какие-то решения. Получается, никто не воспринимал его всерьез, а Саске так хотелось доказать, что он стоит очень многого, что он взрослый уже не по годам и что он может самостоятельно принимать важные решения.
Конечно же, все это шло в разрез с его действиями, но это не означало, что он слаб, мал и глуп только потому, что мыслит и действует не так, как отец или брат. Это закономерно, ведь он омега, поэтому, естественно, как бы подросток ни старался вести себя, как альфа, он просто не в состоянии, по крайней мере, постоянно. Да, он мог быть напористым, непоколебимым, властным, скупым на эмоции и окружить себя ореолом силы, но в тот же момент Саске понимал, что это, в конце концов, сломает его как омегу, а быть омегой ему нравилось.
Ну, вот, ещё год назад он бы землю перевернул вверх тормашками, если бы в обмен на столь титанический поступок в нем пробудился альфа, но теперь брюнет сделал бы то же самое, только бы в нем осталась омежья сущность. Дело было в Наруто, в первую очередь. Ведь он любил этого альфу и считал его только своим, даже не представляя, что их жизненные пути могут разойтись. Если кто-то, если хоть одна омега покусится на его собственность, он будет драться и побеждать, потому что Наруто – это его все. И это в семнадцать, почти семнадцать, лет! У него вся жизнь впереди, сотни, тысячи, миллионы встреч, и столько же возможностей встретить других альф, не менее красивых, статных, сильных и притягательно пахнущих. Но смысл в этих встречах и альфах, если у него уже есть только его альфа? Нет, это не сантименты, это чувства – глубокие и, кажется, вечные, поэтому Саске и не понимал, почему Наруто вошел в палату так решительно, почему бросил на него взгляд, который показался ему прощальным, и почему его сущность так отчаянно рвалась вперед, туда, за прочные двери, за которыми скрылся его альфа.
Да, сущность… Сущность вообще вела себя странно: не пыталась выйти из-под контроля, причинить ему или окружающим вред, подчинить его, она просто… затаилась. Его сущность накапливала силы, черпая их из противоречивых эмоций, в которых сейчас метался подросток, то становясь сконцентрированным и непоколебимым, как альфа, то впадая в пучину овладевающих им чувств, как омега. Внутри все бурлило, но бурлило в четко определенных рамках, и Саске это тревожило, а ещё больше отвлекало, потому что альфы разорвали зрительный контакт и напряглись, будто что-то предчувствуя. А вот он ничего не чувствовал. Пробовал воззвать к их с братом связи повязанных, но его отбрасывало, причиняя легкий дискомфорт, словно нити их уз завязали в крупный узел, который он никак не мог распутать.
Было ощущение… нереальности. Да, он что-то испытывал, что-то волнующее, тревожащее, заставляющее мелко ерзать, а ведь он вообще оказался здесь только потому, что увязался за Собаку, который, казалось, даже внимания не обратил на столь мелкий довесок. И вот опять: он отвлекся на негодование по поводу своей маловажности и вновь потерял нить странного ощущения. Внутри что-то росло, но это было не чувство и не ощущение, точнее, это было именно ощущение, но оно было пока пустым, ничем не насыщенным или же насыщенным такой смесью эмоций, что он просто не мог их разделить. Ощущение уходящей из-под ног почвы сменялось эхом падающих где-то вдалеке капель. Чувство присутствия рядом слабых сущностей сменялось огнем мощной, невидимой доселе силы. Образы, достойные фильмов ужасов, в которых над черными крестами летал ворон, роняя черный шелк своих перьев в зыбкую темноту, замещались кадрами из мистических картин, в которых маг, хрупкий человек, повелевал языками безудержного пламени. Все это было накатанным, но приглушенным, хотя сам Саске не считал, что ему мерещится или же что он сходит с ума. Он просто переживал что-то, именно как омега, потому что как особь с биополем он ничего не чувствовал, похоже, как и альфы, которые уже определенно начали нервничать, все чаще поглядывая на дверь.
Наверное, он выпал из реальности, потому что пришел в себя только тогда, когда вокруг него что-то оглушающей взорвалось, насыщаясь отголосками неистового жара. Саске поднялся: ноги дрожали, по вискам стекали капельки пота, губы лихорадочно жгло, и даже влажный язык не мог собрать эти раскаленные капли, биополе выгнулось и замерло, как замер и сам омега, как замерли альфы. Что-то произошло. Что-то, что должно его испугать – именно об этом твердили инстинкты. Но сущность, которая, наконец, решительно вскинула голову, будто сковала его тело, вынуждая стоять на месте и ждать.
Саске заметил, что Минато-сама сделал шаг назад, а Собаку, наоборот, вперед, а после, на это ушли секунды, дверь в родильную палату распахнулась, являя его взору клубок огненных ментальных вихрей, которые змеями скользили по телу Наруто, слизывая кожу в прямом смысле этого слова. Ещё миг, и биополе аловолосого стало зримым, хищным, с огромными когтистыми лапами и острыми пиками, которые были направлены в сторону его альфы, а глаза Собаку стали черными провалами, в которых зловеще мерцал желтоватый зрачок. Сам Саске не шелохнулся, потому что не понимал, почему он должен бояться Наруто. Да, на первый взгляд могло показаться, что это не Наруто, а зверь в облике человека, как мифический оборотень, потому что в клыкастом оскале, длинных когтях, узких, вертикальных зрачках на фоне огненной радужки не было ничего человеческого, но сам Саске видел не существо, а именно Наруто, объятого пламенем и непонимающе смотрящего перед собой, будто блондин был внутри, а сущность вне. Да, именно так. Сущность взяла верх над Наруто, поглотила его, подчинила своей силе, выплеснулась, являя свой истинный облик. Но, как бы там ни было, это его Наруто, его альфа, и Саске не собирался его бояться, чувствуя, что именно к этому и готовилась его собственная сущность, мгновенно раскрыв вторую ступень мутации и окружив его плотными щитами. Другой альфа так бы не смог, только омега.
В этот же миг Наруто издал утробный, повелительный, подавляющий рык, и биополе Собаку отступило, поддавшись этой силе, в то время как щиты Минато постепенно рушились, плавясь под воздействием мощи биополя своего сына. Наверное, Гаара хотел остановить, преградить путь, заставить сущность отступить, с помощью их с блондином связи повязанных вернуть Намикадзе контроль, но миг был утерян, и альфа уже смотрел на него жаждущим взглядом. Саске не испугался. А почему он должен бояться того, кого любит всем сердцем? Глупо, конечно же, ввиду ситуации, потому что сила сущности Наруто могла его просто испепелить, но омега верил. Да, он верил в Наруто, верил во взаимность их чувств, верил в то, что возлюбленный не причинит ему вреда. Самоуверенно, но все равно верил, оставаясь стоять на месте и балансируя на грани собственных сил, чтобы не податься зову сильного альфы, не стать перед ним на колени, не склонить голову, не уступить, а остаться равным, доказывая свое право быть рядом.
Наверное, Саске все-таки показалось, но в безумном взгляде зверя мелькнул глубокий, цвета моря, осознанный огонек, после чего Наруто рыкнул, протестующе, будто ему было невероятно больно, будто он ломал себя и свою сущность заодно, а потом альфа, круто развернувшись и ментально оттолкнув друга, помчался в противоположную от омеги сторону. Стекла в окне разлетелись на осколки ещё до того, как Намикадзе приблизился к нему. Блондин, воистину как зверь, запрыгнул на подоконник, а после, даже не думая о том, что это пятый этаж, спрыгнул вниз, отчего у Саске на миг замерло сердце, чтобы после вновь ещё раз замереть, когда следом за Наруто в окно метнулся Гаара. Саске не стал мчаться за ними и смотреть на то, превратились ли тела двух альф в кровавое нечто, словно что-то подсказывало ему, что ему и думать о подобном не стоит. Лишь краем взгляда он заметил, как ошарашено смотрит на него Минато, а после Саске бросился к лестнице, ведомый невидимой, но отчаянно зовущей его нитью, которая связывала омегу с его альфой.
