Сам он не курил, но развлекал Стефана разговором или продолжал доводить информацию.

— С пяти до семи утра ожидается состав с новой партией груза. Я сам, если вы не против, подежурю на платформе, а потом приду за вами.

Стефан метнул на него благодарный взгляд. Конечно, он не был против! Только бы поезд прибыл не в пять, а в семь утра, иначе так тяжело было бы прожить весь оставшийся день.

— Как твой насморк? — спросил он, стараясь быть участливым.

— Все хорошо, господин офицер. Я уже почти здоров. Хотел рассказать вам интересный эпизод, который произошел сегодня рано утром.

Стефан напрягся. Не эпизод ли о расстреле русских коммунистов, когда его чуть не грохнули? Но секретарь заговорил о другом.

— По соседству закрыли один из лагерей. Он оказался слишком удален от Освенцима, и его было неудобно обслуживать. Всех узников уничтожили. Оставили лишь двести человек, мужчин и женщин в возрасте от двадцати до тридцати лет, самых сильных и здоровых. Добираясь сюда, они пешком прошли по дороге около шестидесяти километров. Колонну сопровождали всего лишь четыре автоматчика на двух мотоциклах и две овчарки***.

Маркус замолчал. В кабинете наступила тишина. Стефан напряженно думал. Что это было? К чему весь этот рассказ? Конечно, его можно было истолковать как пример героизма немецких солдат, которые вчетвером перегнали из лагеря в лагерь двести здоровых молодых людей. А с другой стороны — ну неужели такая толпа не могла сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти свои жизни? Они могли бы напасть, завладеть оружием, убить конвой и собак!

Да, некоторые из них бы погибли, многих в последствии поймали и казнили, но все равно хоть кто-то спасся бы! Откуда такая инертность? Почему они покорно шли, словно стадо на забой? Неужели люди настолько забиты, покорны, как скот, полностью сломлены и уже не имеют никакой воли к жизни?

Он внимательно посмотрел на секретаря. Тот сидел с непроницаемым лицом. Иногда Стефан начинал подозревать, что Маркус тоже сочувствовал узникам, как и он сам, и все, что творилось вокруг, вызывало в этом парне протест и внутреннее негодование. Или же он ошибался?

Офицер решил наблюдать за ним пристальнее. Совершенно не исключено, что Ганс уже провел с секретарем определенную работу и сам поручил вести со Стефаном провокационные разговоры, а так же следить за ним и доносить о каждом его шаге. Поэтому данный рассказ он оставил без комментария, просто промолчал, лишь покивал, но так, чтобы было непонятно, что он этим хотел сказать.

Они вновь принялись за документы. Эта бумажная рутина Стефана добивала и бесила. Ставя свои подписи, он снова подумал о Равиле и вдруг распереживался.

Как он там, его зеленоглазый котеночек? Лежит, небось, с избитой попкой, страдает! Ждет, когда вернется его злой хозяин и снова станет наказывать! От мыслей этих в паху сладко заломило. Офицер прикрыл глаза. Как бы было великолепно сегодня лечь с ним в постель и проникнуть своим членом между его тугими и такими твердыми ягодицами, покрытыми черными синяками после жесткой и беспощадной порки.

— Они идут! — воскликнул Маркус, выводя Стефана из транса.

— Отлично! — обрадовался немец и тоже бросился к окну.

Итак, он пока победил. Девушка жива и с виду здорова. Она, одетая во все чистое, семенила рядом с адъютантом, который вскоре появился на пороге кабинета и горласто доложил, что все распоряжения офицера выполнены в полном объеме.

— Молодец! — бросил ему Стефан. — Еще раз вздумаешь дрыхнуть и храпеть во время службы, я отдам тебя под трибунал! Ждите меня в коридоре!

С души свалился огромный камень. Успели, Ребекка не погибла. Они с Маркусом быстро закончили свои служебные дела и тоже вышли в коридор. Стефан украдкой взглянул на сестру Равиля. Вот же поразительная разница между близнецами! Равиль был высоким и изящным, сестра его — низенькой и коренастой, с широкими бедрами. Она была несимпатична, даже некрасива, но видно было, что это здоровая и крепкая девушка, которая могла бы стать хорошей матерью.

В лицах их тоже не наблюдалось ни малейшего сходства. Равиль — зеленоглазый, глаза у Ребекки — карие, у парня нос безукоризненно прямой, у девушки — курносый, пухлые губки Равиля нельзя сравнить с выпуклыми, словно у мартышки, губами его сестры. Их роднили только смешно оттопыренные уши, и более — ничего. Но все это так неважно! Раз Равиль любил ее, значит, Стефан был обязан сделать все, только бы она осталась жива.

Офицер распрощался с Маркусом до завтрашнего утра. Одного из своих адъютантов он послал в столовую с заданием принести ему ужин в коттедж. Вместе со вторым, а также своим водителем и Ребеккой, он уселся в машину и отправился домой.

Домой. Коттедж в центре концлагеря Освенцим он называл теперь своим домом, а чужие, даже враждебные ему люди, получалось, заменили семью. Как это могло произойти? Кто в этом виноват? Подсознательно он знал ответы на эти сложные вопросы, но боялся четко сформулировать их даже в тайных мыслях.

Оставив Ребекку и адъютанта во дворе, офицер зашел в дом, быстро пронесся мимо встречавших его Карла и Эльзы и распахнул дверь в комнату Равиля. Парень лежал на животе и страдал, что было весьма предсказуемо. Услышав, что кто-то вошел, а ему, конечно, было понятно, кто именно, он напрягся, худые плечи его вздрогнули.

— Равиль! — тихо окликнул Стефан. — Твоя сестра здесь, как я и обещал, во дворе. Ты можешь выйти и поговорить с ней.

Парень резко сел. Лицо его осветила надежда. Сначала он взглянул на офицера с недоверием, но потом осознал, что это все не шутка.

— Здесь?! — воскликнул он и бросился к дверям.

— Погоди, хоть куртку надень! Там холодно, простынешь!

Стефан поймал его за руку на пороге дома и набросил на плечи юноши ватник. В окошко было отлично видно, как Равиль бросился к своей сестре. Создалось такое впечатление, будто они не виделись лет сто. Они держали друг друга за руки и говорили, говорили. Адъютант, покуривая, прохаживался в стороне.

Стефан смотрел на них и чувствовал удушающую грусть и даже зависть. Кого же любил он сам? И кто в этом мире любил его?

Мойша. Тот был ему больше, чем друг, больше, чем любовник. Семь лет они бредили друг другом, и у них было все. Семь лет безумного счастья, пока Ганс не прознал про эту связь и не сдал их отцу. Тогда семья Мойши вынуждена была продать свой дом и уехать. Где же ты, Мойша? В какой печи сожгли твое тело? О чем или о ком ты думал в последний момент своей жизни, когда твои легкие заполнил ядовитый газ?

Стефан знал, что Мойша мертв. Тот сам ему это сказал, явившись как-то во сне бесплотным и недоступным. Так что никакой надежды найти его живым не было. К горлу немца подкатил ком, а сердце болезненно заныло. Лучше бы он сам умер, а Мойша остался жив! Да, так бы было лучше, чем бесконечно страдать по нему и теряться в догадках.

Свидание Равиля с сестрой было закончено. Девушку увели в блок «Канада». Равиль стоял и смотрел ей вслед, пока силуэт девушки был досягаем его взору. Потом, улыбаясь, сияя счастливыми глазами, парень вернулся в теплый дом. При виде ожидающего его Стефана, взгляд парня несколько потух.

И Стефан понял, что не в силах изгадить ему вечер своим присутствием. Пусть это произойдет завтра, но сегодня офицер хотел, чтобы парень уснул счастливым и подсознательно ему благодарным.

— Ты можешь попить чай с хлебом и отдыхать, — промолвил Стефан. — Но завтра смотри у меня! На пощаду даже не надейся!

Комментарий к 9. Волшебный секретарь. Блок двадцать пять “А”* – подобные помещения с описанными условиями реально существовали в концлагерях.

Блок “Канада”** – огромный склад вещей в Освенциме. Можете погуглить ужасающие фото.

- Данный случай приведен на основе воспоминаний выжившего узника концлагеря, однако он произошел не в Освенциме.

====== 10. Нюансы селекции. ======

Наступивший день был субботой. Стефан с огромным трудом поднялся по звону будильника в четыре утра. Настроение скверное. Невероятно тяжело было заставить себя вылезти из-под теплого одеяла, да и работенка предстояла омерзительная. Стефан уже знал ее суть. Опять состав и сортировка несчастных людей на тех, кто погибнут немедленно, и на тех, кто тоже неминуемо умрет, только позже — в результате жутких страданий, от непосильного труда, голода и болезней.