— Нет вещей, — флегматично ответил Стефан, чьи глаза продолжали насмешливо сиять, — только те, что на мне. Была еще корзинка с продуктами, но я со всеми остатками отдал ее нищему на вокзале.
— Ясно… Стефан, ты должен понимать, что я сделаю для тебя все, что смогу, не переживай, будет жилье, и работу подходящую найду.
— Поэтому я к тебе и заявился, — немец вздохнул, и лоб его пересекла вертикальная морщинка. — Рав, я должен прежде всего перед тобой извиниться за ту безобразную сцену. Не могу утверждать, что был не прав, ведь нам на тот момент на самом деле просто необходимо было расстаться, а иного способа я не придумал. Мне было очень тяжело на тот момент, да и ты весь вымотался за год, постоянно курсируя между мной и домом, согласись. Но, даже уехав с женой в Берлин, я все равно не нашел покоя в душе. Кроме того, врачи рекомендовали мне именно местный климат. Поэтому я сейчас снова здесь, перед тобой. Надеюсь, что мы вновь поладим. Вышло так, что мне без тебя — никуда, ты оказался единственным человеком, которому я могу полностью доверять.
— А… Ну, да, и отлично, — Равиль с видимым облегчением кивнул. — Но ты же получил мое письмо, в котором я рассказывал тебе, что случайно нашел Мойшу?
— Получил, — нахмурившись, поведал Стефан. — И, что?
— А… Разве ты не собираешься с ним увидеться?
— Нет, — невозмутимо, с самым непроницаемым видом, качнул головой немец. — Не собираюсь. А зачем? Я и сам знаю, что он давно вычеркнул меня из своей жизни. Еще до начала войны он сто раз мог мне написать, если бы только захотел. Ведь, в отличие от меня, он знал мой адрес. Но, тем не менее, я искренне рад, что Мойша выжил. Похоже, что он вместе с родными из Берлина перебрался в Берн, и война его семьи не коснулась. Вот и замечательно. Спасибо тебе, дорогой мой, за отличную весть, но встречаться с этим человеком у меня нет ни малейшего желания. Все прошло, и тот мальчик, в которого я был влюблен почти тридцать лет тому назад, давно в моей душе умер, как и я в его. Теперь я, осмелюсь тебе напомнить, живу совсем другими чувствами и иной любовью. Ты ведь понимаешь, о чем это я?
— Да, но… — Равиль смутился. — Стефан, ты не все обо мне знаешь…
— Что еще? — нетерпеливо приподнял седую бровь офицер. — Не хочешь ли сказать, что ты опять вернулся к тому своему библиотекарю?
— О, нет. Совсем другое. Стефан… Я должен сообщить тебе об очень важном событии в моей жизни, которое произошло, пока мы находились в разлуке. В общем, я стал отцом! Моя жена, Сара, родила мне двоих сыновей. Вот…
Некоторое время Стефан, с искренним недоумением пристально вглядывался в лицо молодого еврея, а потом вдруг расцвел самой искренней, даже восторженной улыбкой.
— Рав, правда? Ты… меня не разыгрываешь? Это, в самом деле, так?
— Да! У меня теперь есть два здоровеньких, маленьких сыночка, — дрожащим голосом, гордо сообщил Равиль.
— Матерь божья! — Стефан в порыве метнулся к нему и сжал в объятиях. — Я тебя от души поздравляю, ведь это же так прекрасно! И, подумай, у твоих пацанов тоже потом родятся дети, таким образом, ваш род не смогла поглотить та адская печь Освенцима! Я, получается, прожил свою ничтожную жизнь не зря. Ты настоящий молодчина, что решился на это! Я искренне тронут и рад за тебя!
— Ох, — у Равиля словно тяжкий груз упал с сердца. — Может быть, поднимемся тогда наверх, и я тебе покажу их, а за одно и представлю Саре. Уверяю, она была бы счастлива тебя видеть. Все эти годы я слышал от нее про тебя только самое хорошее.
— Милый мой, — снисходительно усмехнулся Стефан. — Меня поражает твоя наивность. Ты слышал от своей не по годам мудрой жены то, что хотел слышать, именно это она и вливала тебе в уши, поверь мне. Я знаю этот мир и знаю женщин. Сара меня ненавидит всей своей душой. Представь, как тяжело ей высказывать обратное. У меня к тебе есть одна просьба — сделай, пожалуйста, так, чтобы мы с ней никогда не пересекались.
— Ты напрасно так, — горячо вскричал Равиль. — Если бы она тебя ненавидела, то назвала бы своего старшего сына, которого я усыновил, твоим именем? Ты не прав, Стефан.
— Может, в чем-то и не прав, но, все равно, я не имею никакого права вмешиваться в уклад твоей семейной жизни.
Оба мужчины замолчали, невольно прослезившись и осмысливая все то, что с ними произошло за эти годы.
— Что же с твоей женой и дочкой? — наконец, после значительно затянувшейся паузы, осмелился спросить у него Равиль. — Извини, это, конечно же, совсем не мое дело, но…
— Нормально, — высокомерно бросил ему Стефан и приосанился. — Конечно, ты мне совсем не чужой человек, и я все тебе расскажу. В общем, вышло так, что после войны отец мой, старый Краузе, стал болеть. Так как Ганс погиб, что было зафиксировано документально, единственным его наследником являлся именно я. Анхен никак юридически не могла подтвердить, что является моей женой, и поэтому, хоть и жила в нашем фамильном особняке, но материально бедствовала. Отец мой, который, к слову, всегда ненавидел женщин, не признавал никаких ее прав, а ведь ей нужно было с чего-то оплачивать все расходы и содержать сам дом. Анхен не имела никаких подтверждений нашего брака, оформленного между нами в лагере, также, как и факта моей смерти, поэтому и искала мои следы по всей Европе. И вот, примерно год назад, мой отец скончался. Тогда ей пришло в голову начать мои розыски именно там, где жил ты, и это ее мероприятие, как ты сам удостоверился, увенчалось полным успехом. После я поехал с ней в Берлин, чтобы развестись и разрешить попутно все назревшие материальные вопросы.
— Развестись? — пораженно спросил Равиль. — Так вы… Развелись?
— Разумеется. Я дал ей свободу, переписав на нее, заодно, все наше фамильное состояние.
— А… А дочка твоя? Как она, что с ней?
— Это отдельный разговор, — усмехнулся Стефан. — Я претерпел с женой жуткий скандал, когда решил осмотреть семилетнюю девочку голой, естественно, чтобы не травмировать ребенка, под тем предлогом, что уложу ее спать. Осмотр превзошел все мои ожидания. Без сомнения, это наша девочка, она — Краузе. Она похожа и на нашу маму, и чем-то на меня самого. И у нее на попке оказалось родимое пятно, такое же, как у моего старшего брата, Ганса, овальной формы, которого у меня нет. Хоть Анхен и утверждала совсем обратное, я после этого всего лишь более утвердился в своих подозрениях, что Ева зачата не от меня, а от Ганса. Я знал, что Анхен одновременно спала с нами обоими. Накануне нашей с ней росписи, Ганс заявился к ней общежитие, избил ее и, по ее же словам, изнасиловал, требуя, чтобы она отказалась от идеи вступить со мной в брак. Мерзавцу, очевидно, повезло гораздо больше, чем мне. Я, в отличие от него, хоть и попал в нужное место, но, увы, не в подходящее время. Но, в целом, дорогой, я очень доволен и без всяких возражений признал девочку своей. Ведь она — точная копия моей матери, и носит в своей внешности черты присущие нашей породе Краузе. При этом Ева — весьма красивый, здоровый и на диво смышленый ребенок. А мы с Анхен, действительно развелись, и капитал разделили. Основную часть вместе с домом я оставил, конечно же, им, а сам продал нашу дачу вместе с гаражом и двумя автомобилями. Так что, все, Равиль. Мы разошлись с ней, как в море корабли.
— Ох! — только и мог выдохнуть Равиль, заодно отметив про себя, что немец совсем не удручен всеми случившимися событиями, наоборот, глаза офицера сияли особенным победоносным блеском.
— Мне нравится Анхен, — скупо пояснил Стефан. — Она — такая меркантильная и алчная сука, что я просто не устаю этому поражаться. А особенно я рад именно тому обстоятельству, что родилась дочь, так как все мужчины в нашей семье представляют из себя, как ты уже успел убедиться, моральных уродов. Слушай, Равиль, что же мы сидим? Я уже, если честно, успел проголодаться. Может, переместимся в ресторан?
— Тогда я угощаю, — восторженно заулыбался в ответ Равиль.
— Хорошо, на этот раз не имею ничего против. Покушаем, да обсудим заодно деловую часть нашей встречи. Мне ведь, в самом деле, нужна работа. Здесь, в Берне, как я заметил, настолько высокие цены, что без нее не прожить.
