Дома тоже все было неблагополучно. Непомерная жадность брата, мрачный и несговорчивый характер Ребекки, наглость их избалованного отпрыска, который, пользуясь тем, что был младше его приемного сына, ласкового и тихого мальчика, безбожно его третировал, лежали камнем у Равиля на душе.

Особенные разногласия у него возникли с сестрой. Ребекка категорически возражала против того, что Равиль в течении целого года ездил и навещал своего офицера в больницу и возил ему продукты и подарки. Каждый день она шипела ему, насколько это для них накладно, и что Стефан совершенно не имел никакого отношения к их спасению. По ее словам, они бы в Освенциме тогда выжили и сами, без чьей-либо помощи.

Открытым текстом говорила она, что не состоянии простить немцу то, что тот совратил ее брата, хотя Равиль на данный счет упорно продолжал придерживаться иного мнения. Он считал, что опытный Стефан сразу приметил в нем некоторую определенную склонность к отношениям с мужчинами, ту, которую за молодостью лет, Равиль еще не осознал тогда в себе сам.

Когда посещения прекратились, сестра на время повеселела, но лишь до тех пор, пока случайно не узнала, что Равиль продолжал оплачивать все счета немца — за его улучшенное питание и отдельную палату повышенной комфортности. Ко всему прочему, он еще и еженедельно по воскресеньям отправлял в клинику приличное количество хлебо-булочных изделий!

После этого открытия разразился дикий скандал, и Равилю пришлось довольно в резкой форме напомнить своему враждебно настроенному против него семейству, что именно он — глава семьи и владелец всего их предприятия, а все они, по сути — лишь его наемные работники.

Ребекка с мужем в свою очередь начали настаивать на разъезде и потребовали, чтобы Равиль в качестве компенсации купил им дом. Он сказал, что у него нет на это денег, и тогда Бекка предложила продать участок, купленный им под строительство гостиницы.

Этого он не мог сделать! Участок был его лебединой песней, его мечтой! Ему даже во сне снилось, как он вместе со Стефаном обустраивал здание гостиницы и наводил в нем уют, будто бы этому дому суждено было стать их семейным гнездом!

А безумный офицер не выходил у него из головы, снился, черт седой, почти каждую ночь. Равиль постоянно переживал и с трепетом каждый раз хватал и быстро вскрывал конверт, присылаемый доктором из клиники, надеясь обнаружить в нем хотя бы записку от Стефана. Но в нем была все одна и та же информация, изложенная сухим, медицинским языком. Пациент находится в стабильном состоянии, рецидивов не было. Офицер Краузе вновь переселился в свою сторожку и работал. Вот и все последние новости, а от самого него — ни ответа, ни привета.

Как же Равилю хотелось навестить его! Но… Он не смел приехать и объявиться ему на глаза после всего того, что между ними произошло. С горечью осознавал он, что до такой степени осторчертел немцу, что тот просто более не мог выдерживать его присутствие в своей жизни.

Наконец, Равиль решился на существенный шаг. Он согласился купить дом для семьи Ребекки. Правда, с условием, что они заберут с собой неутомимого, достаточного еще энергичного, неистощимого на фантазии и бодрого дедушку. Тем более, если еще учесть, что тот являлся родным дедушкой его двоюродному брату, а не его собственным!

Но нахальной чете показалось и этого не достаточно. Бекка заявила, что раз Равиль запросто мог оплачивать содержание в лечебнице проклятого фашиста, то почему бы туда, собственно говоря, за его же счет, не поместить и дедушку?

Надо сказать, это оказалось последней каплей в чаше терпения Равиля и окончательным разрывом их отношений. Сразу после этого Равиль приобрел для них скромный дом и передал им в собственность маленькую пекарню, присовокупив к ним две не особенно рентабельные торговые точки. Дедушка переехал вместе с ними.

И тогда Равиль обратился своими мыслями к своей покорной и благодарной жене, Саре. Во время всей этой лютой войны она, несмотря на дружбу с Ребеккой, умудрялась с самым благородным и праведным видом его поддерживать, культивируя в их диаспоре мнение, что они с Равилем — красивейшая идеальная пара, а вся семья Вальдов пребывает в полнейшем мире и спокойствии.

Сара, конечно, с виду тоже будто не одобряла его связь с немцем, но у нее хватало ума благоразумно по этому поводу помалкивать, занимаясь домом, воспитанием сына и работой в их небольшой конторке. Кроме того, она одна придерживалась мнения, что без участи Стефана они бы не выжили, поэтому и считала, что долги нужно отдавать.

Равиль, безмерно благодарный жене за то, что она от него не отступилась, однажды вдруг всерьез задумался о своем будущем. Зачем он жил на этом свете? Что же было у него впереди? Ради чего он прошел тот ад? Он вспомнил слова Стефана. Немец свято верил в то, что Равиль однажды возглавит свою большую и дружную семью. Так бы оно и вышло, если бы Ребекка не повернулась к нему спиной. Была одна мысль, но он боялся подступиться с ней к Саре. И все же, однажды, он осторожно спросил, не хотела бы она завести их совместного ребенка.

К его полнейшему потрясению, Сара вдруг неожиданно разрыдалась и ответила ему полным согласием. Да, она больше всего бы этого хотела! И не одного, а нескольких! Да, она, как никто, понимает то чувство, которое Равиль испытывал к Стефану, и нет никакого сомнения, что оно — вечное. Она согласна с ним делить своего мужа, ведь офицер Краузе сделал для нее самой то, что не сделал бы никогда и никто другой — не только спас ее саму, но и позволил выносить и родить ребенка. Она сама до сих пор до конца не верила в то, что осталась жива в тех условиях и в той жуткой ситуации!

И она помнила тот единственный поцелуй, которым одарил ее тогда офицер. И после этого она готова была боготворить его до конца своих дней! По ее мнению, от Стефана не было никакого спасения, ведь именно он явился к ним тогда в образе единственного истинного Бога. И, чего бы ему это не стоило, он не отступился от них до самого конца, и, в итоге, спас их всех.

Выслушав все это, Равиль до крайности расстрогался. Итак, жена его понимала, и он проникся по отношению к ней огромной благодарностью.

К великому облегчению их обоих, беременность Сары не заставила себя долго ждать, она наступила на следующий же месяц, о чем молодая женщина и сообщила ему с сияющей от счастья улыбкой. Равиль счел должным предостеречь жену о том, что очень велика была вероятность рождения двойни, но Сару это абсолютно не смутило.

Равиль с того момента ходил, словно опьяненный счастьем. Они сделали в доме ремонт, купили новую мебель. Он стеснялся сообщить жене про то, насколько плохи после разъезда с семьей Ребекки оказались их материальные дела. Ему пришлось все же занять некоторую сумму в банке, но, все равно, с завидным упорством он не собирался продавать участок, хотя, выстави он его сейчас на аукцион, за этот кусок земли в центре Берна запросто дали бы уже в четыре раза больше, чем ему пришлось заплатить за него ранее.

К счастью, Сара абсолютно не вникала или просто не считала нужным разбираться в материальных вопросах, обладая ценнейшим для любой супруги чертой — никогда не лезла туда, куда было не надо, целиком положившись во всех отношениях на своего мужа.

К тому времени, чтобы хоть как-то выгрести из долговой ямы, Равиль решился на неслыханный шаг. Ему пришлось, вопреки своей чести и самолюбию, открыть десяток лотков, торговавших на вокзалах и в людных местах самыми дешевыми пирожками с капустой. Сара сделала вид, что этого не заметила. И он был за это ей благодарен так, как никому и никогда другому!

Однажды Равиль сидел в своей конторке, которая располагалась в цокольном этаже их дома. Жена его, находившаяся на пятом месяце беременности, еще не утратив к тому времени определенной бодрости и подвижности, все еще продолжала исполнять обязанности его секретарши и младшего бухгалтера.

И вот, в один из дней, она вбежала к нему в кабинет, побледневшая, словно смерть.

— Что? — тут же подскочил ей навстречу Равиль. — Дорогая моя, что случилось?