— Проходи, — она неохотно отошла в сторону, освобождая проход, замкнула за ним дверь и скрылась в гостиной, пригласив нас следовать за ней.
— Думала, ты уже не придёшь, — сообщила я шёпотом.
— Тоже надеялась? — настороженно уточнил Алан, внимательно меня разглядывая.
От этого взгляда щекам снова стало горячо, но хитрить и лукавить не хотелось.
— Нет, боялась.
Он подошёл ближе и тоже, понизив голос до шёпота, с укором произнёс:
— Злата, по-твоему, я из тех, кто бросает слова на ветер? Это не так. Запомни, я никогда не оставлю в беде человека, которому обещал помощь, особенно, если этот человек мне не безразличен.
— Но бабушка…
— Даже если она спустит меня с лестницы! Даже если ты сама выставишь за дверь и попросишь никогда больше не появляться, я никуда не уйду, пока не удостоверюсь, что с тобой всё в порядке.
Он не играл словами, не пытался произвести впечатление и не флиртовал, просто в очередной раз констатировал факт, и от этого на душе стало чуть теплее и светлее. А смущения я больше не боялась, осознав, что чувствовать себя живой не так уж плохо.
— Эй, вы чего там шепчетесь? Ну-ка быстро заходите, заговорщики! — выглянув в коридор, недовольно скомандовала бабушка.
Мы переглянулись и повиновались.
— Чувствую себя нашкодившим двоечником, которого вызвали к директору, — шепнул напоследок Алан, пропуская меня вперёд.
— Я всё слышала, двоечник! — немедленно отозвалась Василиса Аркадьевна. — И часто тебя к директору вызывали?
— Часто, — честно признался парень, — только не меня, а родителей.
Я даже догадывалась в связи с чем. Наверное, спортсмен и в детстве любил кулаками махать.
Мы с ним разместились на противоположных концах дивана, бабушка села в кресло напротив и с видом приступившего к допросу следователя произнесла:
— Вот с твоих родителей и начнём.
— Опять?! — в голосе Алана прозвучало отчаяние. — Я же вам вчера всё рассказал и про себя, и про маму!
— У тебя есть ещё отец и другие родственники! Где гарантия, что они не имеют отношения к тому, что сейчас происходит?
Уловив исходящие от Войнича волны зарождающегося возмущения, я поспешила вмешаться:
— Я ведь рассказывала вчера, что проверяла Нику — сестру Алана. Так что гарантия есть.
— А отец?
— А отцу глубоко плевать на всё, что не касается его бизнеса! — сухо процедил Войнич, с трудом сдерживая более негативные эмоции. — Я уже говорил — у него другая семья, есть сын. Да, он содержал нас с сестрой, пока в этом была необходимость, но что касается мамы, отец вряд ли помнит, как она умерла и уж точно из-за этого не страдает. Он даже на её похоронах не присутствовал, потому что на это время была назначена деловая встреча!
Возмущение спортсмена сменилось горечью, а мне вдруг очень захотелось взять его за руку, чтобы забрать хотя бы часть негативных ощущений, успокоить.
— Бабуль, в этом, правда, нет смысла — Игрок пытался подставить и самого Алана. Зачем это делать кому-то из его семьи? Постарайся лучше вспомнить женщин, погибших в нашем городе и их семьи. Ты знала кого-нибудь из них лично?
Бабушка задумалась.
— Ковалёвы жили через шесть домов от нас, ты тоже должна их помнить. Алёна развелась с мужем и жила с сыном-подростком у родителей, работала в школе библиотекарем. Их я всех хорошо знала. Значит, Света сейчас в Москве?
— Да, мы её проверили. Она даже не вспоминает о трагической смерти старшей сестры.
— Правильно делает, нечего цепляться за прошлое! — проворчала бабушка, выразительно посмотрев на Войнича.
Тот опустил глаза и углубился в созерцание узоров на моём паласе.
— Интересно, а сын этой Алёны сейчас где? — заинтересовалась я.
— Там же — на малой родине, — проинформировал Войнич, по-прежнему не отрывая взгляд от пола. — Эд проверил всех родственников жертв по списку. Многие, конечно, разъехались. Он остался.
— Разумеется, куда уедет инвалид детства с ДЦП?! Тут и проверять нечего было! — съязвила бабушка. Напряжённость между ней и Войничем не ослабевала. Я поспешила вернуть беседу в нужное русло:
— А ещё кого помнишь?
— Только Ирочку Теряеву. Мы с её мужем в одной больнице работали. Он был талантливым онкологом, дружил с… твоим отцом. — Её голос дрогнул, костяшки пальцев вцепившихся в подол серой клетчатой юбки побелели.
— Он убил жену друга?! — взвился Войнич.
— Да! Жену лучшего друга! — отчеканила бабушка. — А ещё твою мать, если ты вдруг забыл. И это обстоятельство никогда не изменится! Никогда! Может, хватит играть в терпимость и гуманизм? Дверь там, буду только рада захлопнуть её за тобой!
Я сжала виски ладонями, к свинцовой тяжести присоединилась головная боль. Как же тяжело находиться между этими источниками взаимной антипатии. Мне что, теперь постоянно придётся их разнимать?
— Извините, — проворчал Алан. — Не хотел никого обидеть, просто не смог сдержаться. А уходить я не собираюсь, обещал помочь Злате и помогу. Я не играю в гуманизм, просто делаю то, что считаю правильным и естественным.
— А разве это естественно — помогать человеку, отца которого ты презираешь и ненавидишь?
Алан пожал плечами. Верный себе, притворяться он по-прежнему не собирался.
— Не вижу противоречий. Дети за грехи родителей отвечать не должны. Да, я не сразу это понял, да, вёл себя жестоко и глупо, да, я никогда не смогу понять и принять того, что сделал отец Златы, но также никогда больше её в этом не упрекну и никому другому не позволю!
Бабушка грубоватую искренность чемпиона не оценила.
— Какая пламенная речь, всю ночь сочинял?
— Может, хватит уже выяснять отношения! — взмолилась я. — Вам что, прошлой ночи не хватило? Давайте вернёмся к делу, времени мало. Нам нужно вычислить Игрока, или завтра ночью он убьёт ещё одну девушку!
— Хорошо, — Алан бросил в мою сторону виноватый взгляд и привычным жестом взлохматил волосы. — Вот про Теряевых Эд ничего не говорил, значит, мужа-онколога на месте не нашёл. А он мог…
— Не мог, — возразила бабушка чуть более миролюбиво, — не нашёл потому что его давно нет в живых. Игорь повесился незадолго до убийства жены.
— Из-за чего повесился? — зачем-то уточнил Алан.
— Откуда мне знать? В последнее время он часто выпивал, может на этой почве, а может, понял, что жене ничем уже не помочь. У неё лейкемия была, она постоянно в разных клиниках лечилась, только всё безрезультатно.
— А Леонтьевых ты знала?
— Пару раз приезжала на скорой по вызову, когда их дочери плохо было. Вот и всё. С другими женщинами я не была знакома, город не такой уж маленький.
Мобильный бабушки зазвонил. Она приняла вызов и раздражённо сказала кому-то:
— Да помню я, но сегодня, наверное, не смогу. Может, сама вместо меня подпишешь? Ладно, до свидания.
— С работы звонят, — объяснила она на мой вопросительный взгляд. — Я сегодня должна была либо приступить к своим обязанностям, либо написать заявление на отпуск без содержания. Отгулы все закончились, а в отделе кадров у нас с этим строго.
— Я могу вас отвезти, — вызвался Алан.
— Не стоит. Мне всё равно здесь больше не работать. — Отмахнулась Василиса Аркадьевна и добавила тоном, не терпящим возражений: — Как только всё закончится, Злата, мы отсюда уедем. Навсегда.
Глава 21
Время за обсуждениями, сдобренными регулярными дискуссиями бабушки и Алана, пролетело быстро. Мы постарались, насколько это было возможно, поэтапно проанализировать случившееся. Буквально «разобрали по косточкам» всех потенциальных подозреваемых. Изучили списки Эда, включающие граждан недавно поселившихся в Лесогорске, благо некоторых бабушка знала. Но конечный вывод получился неутешительным — при всём обилии имеющейся информации, пользы от неё не было. Мы снова вернулись к тому, с чего начали.
— Нужно найти Вику Леонтьеву, — резюмировала я.
— Не могу представить женщину, способную на подобную жестокость, — недоверчиво покачала головой бабушка. — А она ведь ещё совсем молоденькая девушка, сколько ей 23–24?