К Громову? Не смотря на наше продолжающееся «сотрудничество» (он по-прежнему привозил мне волосы жертв и преступников на проверку), доверять «оборотню» нельзя. Он не станет помогать просто так, а всю полученную информацию в любой момент и без зазрения совести использует против меня. Дарину впутывать не хотелось. Об отце-маньяке она не знает, я же пока не готова делиться такими подробностями биографии с новой подругой. А вот один человек был в курсе всех моих секретов и однажды сам предложил помощь в случае необходимости.

Поколебавшись, я набрала номер Алана Войнича. Мы не виделись и не общались почти полгода. Эсэмэски без слов — не в счёт. К тому же последнее сообщение от него пришло в ноябре, потом — тишина. Приезжавший в начале января Громов обмолвился, что у нашего общего знакомого серьёзные проблемы с бизнесом. Так что ему сейчас не до меня. С другой стороны, если подробности смерти Анны просочатся в прессу (а они, скорее всего, просочатся, да ещё с моим фото в роли главной подозреваемой), он сам примчится «с шашкой наголо». Пусть уж лучше от меня дурные новости узнает.

Долгие гудки затянулись на полминуты, затем я услышала знакомый голос помимо удивления, щедро сдобренный усталостью:

— Злата?! Что-то случилось?

— Привет. Извини, что отвлекаю. Да, случилось. По телефону не расскажешь. Ты не мог бы приехать?

Он помолчал, видимо, обдумывая неожиданную просьбу, и предложил:

— Я освобожусь через несколько часов. Может, пока Глеба прислать?

— Не надо. Подожду. Только приезжай не на квартиру, а в отделение полиции Лесогорска.

— Куда?! — усталость в его голосе сменилась тревогой. — Злата, что происходит?

— Расскажу, когда приедешь.

— Злата…

Синицын заглянул в дверь и настойчиво кашлянул.

— Не могу больше говорить. До встречи.

Я отключила телефон и, немного успокоившись, проследовала за стражем порядка. Предугадать реакцию спортсмена сложно, но есть надежда, что она будет адекватной. Слов на ветер он не бросает, в этом я уже убедилась, и если обещал помочь — поможет.

Время в вынужденном заточении тянулось медленно. В следственном изоляторе ночью прорвало трубы, и меня держали в одном из пустующих кабинетов. Обстановка вполне приличная хоть и небогатая. Только металлические решётки на окнах не позволяли забыть, где именно я нахожусь. Зато была возможность хорошенько обдумать утренние события и подготовиться к встрече с Аланом.

Он появился ближе к пяти — заметно осунувшийся, взволнованный, разрумянившийся от мороза. Дежурный впустил его в кабинет и, предупредив, что на беседу у нас не больше пятнадцати минут, закрыл дверь.

— Привет!

— Привет!

Мы поздоровались одновременно и замолчали. Моя идеальная, заранее подготовленная, мысленно отрепетированная речь вдруг бесследно испарилась из памяти, не оставив даже прощальной записки, и я просто не знала как начать разговор.

Алан, похоже, пребывал в таком же замешательстве. Он скользнул по мне быстрым оценивающим взглядом потом, словно смутившись, быстро отвёл глаза и принялся внимательно изучать решётки на окнах. Молчание затягивалось. Пора бы его нарушить — времени мало.

— Спасибо, что приехал. Следующая реплика твоя.

— Из серии «о паршивой погоде»?

— Из серии «я знал, что однажды ты доиграешься!»

Он, наконец, перестал рассматривать интерьер. Невесело усмехнулся и, оседлав стул, сел напротив:

— Ты по-прежнему читаешь мысли? Да, знал. Рассказывай, что стряслось?

— А ты не в курсе? Дежурный ничего не объяснил?

— Нет. Мне сказали, в интересах следствия информация не разглашается.

— В интересах следствия тебя и пускать сюда не должны были. Ты ведь не родственник. Как уговорил?

— Элементарно. Громов не единственный в своём роде — всем нужны деньги. Так почему ты здесь?

Я вздохнула. Искренние тревога и участие в серых глазах согревали непривычной заботой. Этот миг хотелось продлить. Вряд ли он будет смотреть на меня также, узнав подробности смерти Ани. Но затягивать с ответом не стоило.

— Вот это мне прислали сегодня утром вместе с букетом чёрных роз, — я передала Алану открытку.

Он прочитал послание и помрачнел.

— Кто прислал?

— Неизвестно. Цветы и открытку принёс посыльный. Заказ поступил на электронную почту, деньги перевели с какого-то онлайн кошелька.

— Твоё имя? Чёрные розы? Неужели кто-то…

— Это не всё. Ночью в парке была убита девушка. Я видела фотографии. С ней случилось тоже, что с жертвами отца: такие же раны, те же розы.

Алан побледнел и тихо выдохнул:

— При чём здесь ты?

— Не при чём! Я эту девушку встретила вчера в магазине и больше не видела. Но рядом с телом нашли нож с моими отпечаткам.

А вот теперь он растерялся и не знал, как реагировать. Что ж, это лучше бескомпромиссной агрессии.

— Как такое возможно? Ты…

— Я её не убивала! Один из моих ножей пропал около трёх недель назад. Я тогда не придала этому значения. Кто-то подготовился заранее и выкрал его, чтобы подставить меня!

Алан с силой сжал виски ладонями, нервно взъерошил волосы и порывисто поднялся.

— Безумие какое-то! Я должен это увидеть! Подожди, сейчас вернусь!

Он направился к выходу.

— Алан! — он обернулся уже возле двери, взволнованный и мрачный. От его отсутствующего взгляда стало не по себе. — Я этого не делала, ты мне веришь?

— Я сейчас вернусь, — повторил Войнич вместо ответа и скрылся за дверью.

А я обессилено откинулась на спинку стула. Вернётся ли?

Глава 3

Следующие полчаса показались мне вечностью. Наконец дверь распахнулась. Алан, вошедший с моей верхней одеждой в руках, выглядел ещё более уставшим и мрачным. За его спиной маячил недовольный Синицын.

Спортсмен протянул мне пальто и сухо скомандовал:

— Одевайся, уходим отсюда!

— Только пусть подписку о невыезде подпишет, — встрял капитан.

Войнич смерил его суровым взглядом и холодно отчеканил:

— Ничего она подписывать не будет. Вы что, обвинение можете предъявить? Не можете, тогда до свидания!

— Но…

— Или хотите с моим адвокатом лично побеседовать? Я могу это устроить!

Синицын скривился, словно у него зуб заболел, и отрицательно покачал головой.

Через пять минут мы были на улице. Я с наслаждением вдохнула воздух свободы и не удержалась от вопроса:

— Твой адвокат — Дракула? Почему полицейский его так испугался?

— Потому что работает спустя рукава, — пренебрежительно отмахнулся Алан. — Он уже поговорил с ним по телефону. Выяснилось, что во время задержания капитан допустил кучу нарушений, за которые его по головке не погладят. А в прокуратуре такое действо просто признают незаконным. Спорю, он тебе даже права не зачитал, верно? Они тут в глуши привыкли не мелочиться и не соблюдать уголовно-процессуальный кодекс в точности.

— И поэтому меня отпустили?

— Не поэтому. Просто нет смысла задерживать человека, у которого есть алиби.

От неожиданности я остановилась.

— Подожди, у меня его нет! Бабушка прошлой ночью дежурила в санатории, а я была…

Алан тоже остановился. Сунул руки в карманы пальто и спокойно так сказал:

— А ты была со мной. Примерно с половины девятого и до самого утра.

Вот так новости! Наверное, вид у меня был ошеломлённый. Он истолковал его по-своему и невесело усмехнулся:

— Испортил твою репутацию? Ну, извини, ничего другого предложить не могу. Или ты предпочла бы там двое суток просидеть?

— Войнич, ты свою репутацию испортил! — возмутилась я. — За помощь, конечно, спасибо, но дача ложных показаний тоже уголовно-процессуальным кодексом не поощряется! Они же всё проверят — будет ещё хуже. Только теперь уже нам обоим!

— Тише, — Алан оглянулся на участок, от которого мы не успели отойти и, взяв меня за руку, увлёк к припаркованному неподалёку джипу. — Пусть проверяют, они не смогут доказать, что я был в другом месте.