– Хорошо выгляжу? Да не выдумывай. Я даже голову не успела помыть, – затрещала она, очевидно, пребывая в полном неведении насчет меня и Дроздовой.

– Ты все равно красивая.

– Ну конечно.

– Пообещай мне, что больше не поедешь к своим фотографам, – вяло сказал я. Деспотичный тиран, да. Полное и беспрекословное повиновение. Подчиняйся мне, женщина.

– Опять ты за свое? А-а-а! Приветик! – Иришка тут же забыла про меня и бросилась обнимать вошедшего в кухню Вадика. – С прошедшим! А у меня кое-что для тебя есть!

Вадик был здоровенным и, как вы успели понять, очень шумным. Жирные парни часто бывают шумными, вечно треплются, шутят, а ржут так, что аж стены дрожат. Вадик был именно таким. Еще он был преисполнен какого-то самолюбования, будто, смирившись со своей внешностью, стал причислять себя к сексуально привлекательной части мужского населения.

– О, Ириша, привет!

Он мог бы не обнимать ее так откровенно хотя бы при мне, но в тот день меня он, кажется, вообще игнорировал. Тогда я ещё не знал, что Дроздова уже поделилась с ним нашей тайной.

Я вздрогнул, услышав в коридоре Петин голос. Значит, и он все-таки решил зайти на огонек?

– Петечка, привет. – Моя девушка, конечно же, повисла и на нем.

Петя, чаще всего с прохладой относившийся к таким душевным приветствиям, вдруг нарочито громко поцеловал ее и обхватил руками за плечи. Я снова почувствовал гнев, но вдруг увидел, что он смотрит на меня, смотрит насмешливым, нахальным взглядом и продолжает прижиматься губами к щеке моей Иришки.

– Ты прямо уперлась в меня своими сиськами! – Заявление было очень в его духе.

«Педик», – подумал я.

– Как повеселилась у друзей? – По направлению его взгляда казалось, что он задает вопрос ее груди. – Отлично? Мы тоже отлично! Особенно я и твой Чехов! Хорошо, что тебя не было!

Кстати, Петя единственный не называл Иришку Иришкой. Все остальные обращались к ней исключительно так. Почему – не знаю, это даже не я придумал. Я просто поддерживал эту традицию и все.

Если вам интересно, чем закончился тот день, я могу вспомнить, что опять поссорился с Иришкой. Мне надоело, что она уделяла столько внимания своим друзьям, а на меня почти не смотрела.

– Слушай, если я тебе так безразличен, – сказал я ей, – то давай расстанемся.

– Что ты хочешь от меня услышать? – ответила она. – Ты же знаешь, что ты мне не безразличен. Я просто такая. Я хочу общаться, веселиться, а ты только куксишься и портишь мне настроение.

– Я не требую, чтобы ты перестала общаться с друзьями, я хочу только…

– Нет, ты именно этого и требуешь. Именно этого!..

Бобриха и мужик со скучным лицом вышли за одну станцию до конечной, и девушка без них стала казаться еще меньше. На «Щелковской» она встала и направилась к выходу, продолжая читать журнал. Она шла словно по инерции, не глядя по сторонам. По лестнице, ведущей наверх, поднялась, даже не споткнувшись, хотя ее взгляд все время был прикован к журнальной статье.

Следуя за ней по пятам, мы миновали турникеты, между которых завывал ледяной ветер. Недовольная дежурная в синей форме нахохлилась в своей стеклянной будке, а какой-то тип чуть не убил нашу рыжую девицу дверью – я вовремя успел оттащить ее назад. Она опустила журнал, скользнула по мне рассеянным взглядом и, не поблагодарив, прошмыгнула во вновь образовавшийся проход. Петя ринулся за ней.

– Постойте.

Девушка обернулась.

– Привет, – сказал Петя. Мне было неудобно. Я стоял рядом и молча смотрел себе под ноги.

Она ничего не ответила.

– Можно узнать, как вас зовут?

– Зачем? – наконец подала голос она. На удивление низкий. Странный. Запоминающийся.

– Просто… хочу узнать ваше имя. – Я почувствовал, что у Пети поубавилось смелости, и догадался, что раньше ему никогда не приходилось знакомиться с кем-то на улице.

– Нет, простите. – Она решительно зашагала по переходу.

– Но…

– Нет.

– Тогда скажите хотя бы, зачем вы так смотрели на меня, когда ехали в метро?

– Я? Смотрела? Вам показалось.

Мы все еще ее преследовали. Петя почти бежал, а я тупо брел позади. Мне бы на ее месте стало страшно.

– Вы не хотите погулять? – предложил Петя.

– В такой холод? Нет, спасибо.

– Можно сходить на выставку скульптур. Вам же нравится скульптура?

Девушка вдруг остановилась. Она заглянула в открытую страницу журнала, потом повернулась к Пете. У него была совершенно безобидная внешность. Я уверен, только поэтому она нас не испугалась. Смазливый мальчик с большим клювом пролепетал что-то о выставках. Ну, ты же не поведешься? Просто еще раз скажи «нет».

– Почему вы думаете, что мне нравится скульптура?

– Вы читали про Густава Вигеланда. Я видел заголовок в статье.

– А вы знаете, кто это? – Она недоверчиво на нас покосилась.

– Конечно. Это известный норвежский скульптор.

– Да… да. Верно. – Мне было не очень понятно, почему это вдруг ее к нам расположило. – Но нет, спасибо. Я очень тороплюсь.

– Может быть, вы разрешите вас проводить?

– Нет, я еду на автобусе.

– Хотя бы до автобуса?

– Ладно, но только до автобуса. Обещайте, что дальше за мной не увяжетесь.

– Обещаем, – улыбнулся Петя.

«Беги, девочка», – подумал я, чувствуя, как меняюсь вместе с этим гадким миром в худшую сторону.

У метро толклись маршрутки. Водители кричали друг на друга трехэтажным матом. Мы миновали несколько заполненных людьми остановок, перешли небольшую дорожку и остановились на противоположной стороне.

– Ну вот. – Девушка поглядела на часы на здании метрополитена. – Моего автобуса, конечно же, нет.

– Значит, можем немного пообщаться.

Она безрадостно улыбнулась. Секундой позже зазвонил телефон, она вынула его из кармана, жестом показала нам ждать ее и отошла на несколько метров в сторону.

Вы, наверное, думаете, что я сразу же спросил у Пети, зачем ему понадобилось знакомиться с этой девушкой? Это было бы логично. Но я этого не сделал. Я снова впал в какое-то сонное состояние, которое странным образом привносило разнообразие в мою реальность. Тем более, как вы помните, я был с Петей «заодно». Мне стало даже интересно, что он собирался делать дальше.

Я молчал, и поэтому помимо ругательств маршруточников до меня доносились отдельные слова телефонного разговора нашей незнакомки.

– Не приедешь? Нет, я не поняла, ты приедешь или нет? Нет? Конечно, да-да… Значит, не приедешь. А когда? Уже на остановке. Минут через десять буду дома. Все ясно. Нет, не надо.

Тут подошел автобус, открыл двери, и я принялся махать руками, показывая девушке, что ей пора заходить. Она, заметив мои движения, повернулась, поглядела на автобус с безразличием и опять стала что-то спрашивать у звонившего ей человека. Минуты через две она вернулась к нам, зачем-то выключила телефон и молча проследила за тем, как полупустой автобус закрыл двери и скрылся за поворотом.

– Теперь я уже не так сильно тороплюсь, – сказала она довольно безразличным тоном. – Можем прогуляться.

– Холодно же. Может, лучше на выставку?

– Нет, мне не хочется никуда ехать. Пойдемте, здесь неподалеку есть сквер.

Знаете, как мне стало известно о том, что Иришка была в курсе моего краткосрочного – в пятнадцать минут – романчика с Дроздовой? Она снова стала пропадать, говорила холодно, чаще ездила к каким-то друзьям, а с нашими общими знакомыми встречалась тогда, когда с ними не было меня. Я две недели пытался выяснить, что происходит, и только тогда она выпалила мне в телефонную трубку, что все знает. Я даже не почувствовал вины – так был измотан. Но все же уговорил встретиться, и, когда мы увиделись с глазу на глаз, опять поддался слабости, умолял о прощении, клялся ей в любви. И она разжалобилась. На самом деле ей не за что было обижаться, она меня не любила. Она держала меня под рукой из-за какой-то выгоды. Я должен был догадаться об этом, но так боялся, что без нее моя жизнь пойдет к черту, что всеми силами закрывал глаза на ее свинское поведение.