На тумбочке стоят часы, но он не смотрит на время. Не может повернуть голову.
Постепенно дом оживает. Просыпается Фригга, начинает собираться на работу. Один как обычно в командировке, но Тор уже давно ничего не чувствует по этому поводу. Он прислушивается к тому, как тихо стучит дверь комнаты Локи, когда тот закрывает её за собой, как тихо стучит дверь ванной следом.
За всё то время, пока мальчишка собирается в школу, пока завтракает на кухне, пока ходит по коридорам… Он переговаривается с Фриггой от силы один раз.
Дом оживает, но это не то оживление, что было до приезда Лафея. Не то оживление, что было до появления Локи.
Дом жив, но и мёртв одновременно. И к этому даже присматриваться нет нужды.
Фригга просто недовольна Локи. По факту. Из-за того, что он такой «слабый», наркозависимый, неправильный, поломанный и… Убийца, кстати.
Ещё она недовольна Локи потому, что он ходит под ручку с сердцем Тора. И это, наверное, решающий фактор, да уж.
Мальчишка носит его, Торово сердце, с собой в школьном портфеле, держит рядышком, когда рисует, делает уроки или завтракает и кладёт его под подушку, ложась спать.
Но он не знает этого. Он думает, что это навязчивая муха, и постоянно пытается её прихлопнуть.
На самом деле это его, Тора, сердце. И ему очень и очень больно.
Также Фригга не довольна и им самим. На самом деле тем, что он не оправдал её надежд и влюбился, но по ощущениям, будто бы из-за того, что начал курить траву, колоться или ещё как-то окончательно/бесповоротно/навсегда сгубил свою жизнь.
По ощущениям будто бы он может это контролировать. Будто бы он осознанно поставил для себя задачу влюбиться именно в Локи. Будто он… Будто это именно он виноват в том, что его сердце стало грёбанным перебежчиком и просто смылось из его груди в соседнюю комнату!
Поэтому дом мёртв, всё ещё живя. Потому что Фригга недовольна им, недовольна Локи и… И всё тут.
Он не знает, как это исправить. Не недовольство матери, а скорее эту вязкую морось внутри себя. Морось, что стискивает его лёгкие, его желудок и печень, что…
В какой-то момент в последний раз хлопает входная дверь, и дом затихает. Он всё ещё лежит в постели. Начинается первый урок — Тор медленно сжимает левую руку в кулак. Первый урок заканчивается — Тор переворачивается набок.
Он мог бы назвать это депрессией, но это глупо. В плане: что тут такого, его же просто бросил человек, с которым он сблизился настолько сильно, что… Сильнее, кажется, уже и некуда.
Невозможно сильнее, ну, правда, от чего так больно, пожалуйста, пусть он просто взглянет на меня один раз, и мне этого будет достаточно, пусть просто посмотрит, просто посмотрит мне в глаза, и тогда я всё пойму, я увижу там безразличие и отброшу все надежды, буду умирать в одиночестве, только пусть он поднимет на меня свои невероятные глаза и будет смотреть только на меня, и… И… И… Почему он смог уйти так просто?..
Тор не плачет. Он просто не может плакать. Эта влага на щеках просто не может быть слезами.
Где-то в середине третьего урока он, наконец, поднимается с постели и медленно идёт в ванную. Умывается до рези в глазах.
Его почти что не волнует то, как быстро сменяются состояния. Одна мысль наталкивается на другую, как наталкиваются друг на друга доминошки, и вот он уже не в депрессии, а в ярости. Это всё ещё кажется ему глупым и бессмысленным…
Не что-то определённое. Он сам.
Он глупый. Он бессмысленный.
Где-то там безразличный, пустой Лафейсон-младший смеётся над ним и его чувствами. Ведь всё, что он делал, играл свою роль. Всегда играл свою роль.
Тору стоит подняться с постели на момент пятого дня без своего места, как вся облепившая его морось, вся та приторная, гнилая влага внутри него вспыхивает. Он загорается злобой и гневом.
Никто не сможет потушить этот пожар, потому что для этого нужно будет забраться ему под кожу. Так может пока что лишь один человек, но…
Ему плевать. Всегда было плевать. Язык — помело, сметающее всю ложь мира к его ногам, и руки — тонкие пальцы, плетущие прочные паучьи нити вокруг его тела…
Это не имеет смысла. Так Тор говорит себе, надевая джинсы, надевая какую-то футболку… Так Тор говорит себе срывая эту футболку со скоростью звука, потому что она оказывается одной из тех, что когда-то носил Локи.
Теперь вспыхивает и его кожа. Прелестно.
Это действительно не имеет смысла. Ни его чувства, ни его метания.
Не имеет смысла просто потому, что Тор не понимает. Да, он глупый, он тупой, он слишком простой для этого мира, что ж, простите, блять, не всем быть гениями, но… Он просто не понимает, что сделал не так. Что он…
Что он сделал-то?
Вначале всё было хреново. Да. Это очевидно. Он был грубым, злым и, сказать честно, хотел попросту придушить Локи.
Потом проникся. Увидел в нём что-то такое… Увидел в нём что-то знакомое, что-то родное… Увидел что-то, о чём хотел бы заботиться, что хотел бы оберегать. Не для себя, нет, просто оберегать. По факту.
И это было, как водоворот. Его закрутило. Хотел бы сказать: их закрутило, но… Их ведь никогда и не было. Ни минуточки не было.
Ни после первого раза, ни на Рождество, ни во время новогодних каникул…
Он ослеп, потому что нашёл то самое. Это глупо и не имеет смысла, потому что Локи стал его личным Граалем. Стал его личным ящиком Пандоры. Стал его личной нитью Ариадны. Стал его личным Крысоловом, который заманил его в до ужаса счастливое место, а затем просто ушёл. Запер его там.
Тор был слеп, а когда прозрел, увидел лишь заброшку, увидел облезлые стены, шприцы под ногами, осколки, окурки и… Всё.
Никого-никого рядом не было. И его мальчика…
Его нежного, отзывчивого и мягкого, стойкого, честного, верного Крысолова рядом не было тоже.
Вот как бывает однако. Что тут скажешь?
Тору сказать было нечего. Когда он вспыхнул, словно спичка, растерял все слова тут же.
Метаясь от стены к стене в поисках выхода из этого горящего здания, он хотел убить Локи. Хотел хотя бы избить его. Хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы просто привлечь внимание того, кто стал важен, как воздух просто, вы понимаете, я не могу сделать ни одного вдоха уже два месяца почти, потому что человек, мой человек, просто ушёл от меня, ушёл с такой лёгкостью, будто бы ничего и не было, но так ведь никто не делает, как он мог так долго лгать мне, я не могу поверить, я задыхаюсь, прошу, хоть кто-то, хоть кто-нибудь, сделайте что-то с этим, прошу, я не могу так и… И… И… Как он мог так просто бросить меня?..
Это не имело никакого смысла.
Он просыпался с мыслью, что завтра-то всё точно образуется, но это не помогало. Прописанные ему тем самым доктором, что обследовал Локи в больнице, антидепрессанты не помогали тоже.
В какой-то из дней, если вести отсчёт от передоза его Крысолова тем самым крысиным ядом, у него пропала эрекция и аппетит. Эти две вещи вряд ли были как-то связаны между собой, но всё же были связаны с таблетками.
Тору не то чтобы было плевать на свой член или свой желудок, но… Знаете, когда из вашей жизни уходит тот, кто привнёс в неё слишком много, такие жизненные прелести, как секс и еда, отходят на второй план. В смысле, не нужно смеха или лживо-слезливой драмы, всё, конечно же, зависит от того, насколько вы честны в словах: «он забрался мне под кожу, а теперь пропал, и я не чувствую себя цельным».
Тор не чувствовал себя цельным. Он пил таблетки, чуть превышая дозу раза в два, и старался, старался, старался… Чувства притупились, но оставались чувствами, окей? Он всё ещё оставался не машиной, а человеком, ладно?
Слишком медленно собираясь в школу, он держит гнев внутри себя, как вскипающий вулкан держит внутри себя расплавленную лаву. Надолго его не хватит, вот что.
Рюкзак уже стоит в прихожей, он стоит на кухне и понимает, что не видит смысла ехать. Осталось от силы несколько уроков, если он пропустит тренировку, его, конечно же, хорошенько наругают, но…