Нет. В это он не поверит. Никогда не поверит.

Даже если его крошка вставит ему нож меж лопаток, а затем прокрутит против оси раз сто, он не будет верить в это. Лафей умён, а она податлива. Не сейчас, но раньше была точно.

Она могла даже и не заметить его манипуляций. Если, конечно, они были.

Но их не было. Всё это — полная ложь.

Ванда — его сестра. Ванда — его подруга. Ванда — любовь всей его жизни.

Она не предатель и никогда бы ею не стала. Она бы жизнь за него отдала, но не предала бы.

И поэтому он не верит. Качает головой, живот сводит, горло сжимается от рвотного позыва.

Нет. Нет. И ещё раз нет.

Пока он не удостоверится в этом лично, он никогда не поверит в это. Никогда, и ни за что.

— Ты сомневаешься во мне? Сомневаешься в том, что вокруг тебя одни лишь предатели? — Лафей недобро прищуривается, усмехается. Говорит: — Всё твоё окружение создал я. И если я захочу, стоит мне буквально щёлкнуть пальцами… Могут произойти ужасные вещи, малыш. Ты же понимаешь, что некоторые люди окажутся в опасности?..

Локи моргает, скрипит зубами, но не от ненависти. Он судорожно размышляет о том, как продолжить начатую отцом тему. Как продолжить её так, чтобы узнать хоть немного о его планах.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь. Все мои друзья верны мне. Они не станут…

— Ох, малыш, это бредни для деток до десяти лет. На самом деле: все предают всех. Не действием, так мыслью. Или же действием… Тут главное надавить на правильные точки, направить их в правильное русло, как говорится, — мужчина пожимает плечами, тоже задумчиво постукивает себя по подбородку. — Ты ведь тоже предатель, знаешь… Сначала предал меня, а потом… Потом пустился во все тяжкие, да?

— Я не… — чуть неуверенности, ошарашенный взгляд и самую каплю испуга.

Даже если мужчина и не ведётся, то умело это маскирует, тут же перебивая и начиная пояснять.

— Врёшь. Ты такой же ужасный предатель, как и все. Думаешь, я не следил за тобой?.. Ох, все эти годы… Да, даже далеко ходить за примером не нужно, — он усмехается, чуть отклонившись назад снова, стучит по стеклу. Говорит громче: — Хей, Тор, есть ещё вопросик. Насколько удивлён ты был, когда он бросил тебя, мм? Насколько удивлён был, когда оказалось, что он двуличен и мерзок?.. — повернувшись назад, вновь смотрит на Локи. — Я думаю, что он не удивился. Никто бы не удивился. И дело даже не в том, что детдомовцы и дети-сироты не внушают доверия, просто… Так бывает.

Когда собственный отец говорит, что ты сирота, это воспринимается странно. Локи сжимает переплетённые руки в кулаки, понимает, что нервы начинают сдавать. Если не уйдёт в ближайшее время — либо убьёт его, либо позорно разрыдается.

Лафей продолжает:

— На самом деле это твоё взаимодействие, ну, с мальчиком-львом, оно моё самое любимое… Думаешь, я не знаю обо всём, что между вами было?.. Думаешь, не знаю, как он раз за разом отшвыривал тебя, унижал, морально насиловал… Мне было действительно больно наблюдать за этим твоим падением, малыш. Ведь ты бежал к нему, сломя голову каждый раз, когда замечал хоть каплю доброты во взгляде. Ты… Маленькая жалкая шавка… Брошенная облезлая собачонка… — он говорит это с нежностью, сквозь которую видно ухмылку отвращения. Медленно его лицо покрывается краской гнева/негодования. Видимо, отношения его, Локи, с Тором, действительно задели отца за живое. — Ты всегда был таким, я понимаю. Если не давать тебе боли, не давать унижений, тебе быстро надоест и станет скучно. Это же оче…

— Я не был таким. Ты сделал меня таким для себя, чтобы было удобнее объяснить то, что я не люблю тебя. Что я не ненавижу тебя, — Локи качает головой, фыркает. Ноги напрягаются, чтобы было незаметно, как трясутся колени. Ему нужно уйти отсюда, комната медленно начинает схлопываться, а воздуха становится всё меньше. — Ты просто не мог принять то, что я презираю тебя. Поэтому и придумал весь этот бред…

— Не бред, малыш. Я знаю, почему ты связался с ним так крепко. Ты нашёл в нём замену мне, да?.. Нашёл в нём нежность и заботу, которые я тебе никогда не давал. А, знаешь, почему? Ты отвратительный. Ты жалкий, — отец качает головой, потягивается и лениво добавляет: — Ты слабый.

Локи вздрагивает, как от пощёчины. Чуть покачивается и переступает с ноги на ногу, возвращая устойчивость. Говорит:

— Мне уже не шесть. Таким дерьмом тебе меня не разрушить. Все эти глупые речи про силу, про красоту… Это ничего не стоит, — качнув головой, он мысленно убеждает себя в своих же словах. Контролирует дыхание. — Я, кстати, хотел спросить… Малекит. Он же всё тебе докладывал, да?.. Вместе с Фьюри и… Ещё некоторыми людьми, да? — Лафей смотрит на него, но не реагирует на слова, никак не отвечает. Тогда Локи ухмыляется, делает глубокий вдох. Говорит, нарочно чуть растягивая слова: — Так и… Получается об этом ты знал тоже?..

Он закусывает губу и отодвигает воротник робы. След от укуса, шрам на его плече… Он всё ещё прекрасно заметен. Особенно в ярком свете этой раздражающей лампы.

Лафей смотрит долго, внимательно. Его челюсти сжимаются, кулаки тоже, а затем он медленно поднимается. Рычит:

— Это сделал он, да?.. Он это сделал, он… — его глаз наливается яростью, жесткостью.

Локи усмехается, пожимает плечами, возвращая одежду на место.

— Не понимаю, о чём ты…

Лафей бьёт кулаками по столу, отпихивает его от себя. Мальчишка не сдвигается с места, смотря, как стол отъезжает в его сторону на пару метров, как он сдвигает его стул. Отец шумно дышит, стоит на месте, сжимая и разжимая кулаки. Взгляд его всё ещё горит.

— Ты говоришь о том, что я ищу тебе замену. Ты так упорно веришь в это… — мальчишка склоняет голову к плечу, усмехается и вздыхает. Ставит точку: — Зачем мне искать замену тому, кого нет в моей жизни?

Лафей удивлённо распахивает глаза, а затем делает к нему шаг. Ещё один. Его руки чуть расходятся в стороны, кольца наручников врезаются в запястья.

Локи не двигается, следит за ним.

— Ты лжёшь. Ты… Твоя ложь такая неприкрытая и откровенная, мм… — мужчина обходит стол, мягко поглаживая кончиками пальцев и изредка ударяясь о него концом цепи. Будто хищный зверь, он крадётся к своей жертве, но… Локи фыркает, смеётся. Ему не страшно. Действительно не страшно. — Говоришь, не искал в нём мне замену, говоришь так смело, будто не боишься вовсе… Но где же сейчас он, а? Где сейчас рыцарь твоей гнилой сказки?.. — подойдя чуть ли не впритык, Лафей берёт его за горло. Не душит, просто тянет руку вверх, заставляя привстать на носочки, судорожно сжать руки в кулаки. — Где же твой всемогущий Тор, мм? Он не успеет прибежать, если я решу свернуть тебе шею. Он не успеет прибежать, если я захочу вырвать тебе сердце или просто перегнуть через этот стол. Где же…

— Вот тут, — Локи поднимает руку и указательным пальцем касается виска. Смотрит в злой тёмный глаз отца. Второй, бледно-голубой и затянутый мутной пеленой бешено вздрагивает, верхнее веко дёргается из-за мышечного спазма. — Он вытеснил все твои речи, все твои лекции, все твои теории и догматы. Он вытеснил всего тебя. Но при этом и собою всё не заполнил. Он…

— Жалкая шавка! — рванув рукой, Лафей отшвыривает его назад, в стену.

Развернувшись, подхватывает стул и швыряет в толстое стекло.

Мальчишка влетает в стену и съезжает по ней безвольно. Прижимает ребро ладони под носом, пытаясь остановить тут же пошедшую кровь.

Когда грохот затихает, кое-как он поднимается. Откашливается, держась одной рукой за вертикальную поверхность. Говорит:

— Он вернул мне меня. Выгнал тебя к чертям собачьим! — он срывается на полукрик и рычание. Оглушительно смеётся, смотря в глаза разъярённому, до ужаса злому отцу. И кричит: — У тебя больше нет надо мной власти!

Криво-дико скалясь, Локи сплёвывает, не заботясь о том, кто будет убирать это после. Медленно передвигаясь вдоль стены, он идёт к двери. Стучит.

Лафей всё ещё стоит, звук его шумного гневного дыхания оглушает. Без страха поворачиваясь к нему спиной, Локи слышит, как с той стороны Колсон уже открывает дверь. Затем слова: