— Я пойду приму душ, а затем лягу спать. — Тон голоса пуст, но беспрекословен. Он не то чтобы не позволяет перечить, но лишает любого желания пререкаться. Проходя мимо дверного проема, в кухне Локи видит Тора.

Он смотрит на улицу, стоя лицом к окну, его спина напряжена, руки переплетены на груди. Похоже, он видел, что произошло между самим Локи и Брюсом пару минут назад…

Но мальчишка проходит мимо и не реагирует. Ему полностью плевать.

Он заставляет себя поверить, что ему плевать, и верит. У него больше нет никаких чувств и эмоций, кроме ненависти и злобы. Кроме тотального равнодушия.

И проходя мимо, мальчишка говорит громко, ни к кому точно не обращается, но будто заставляет каждое слово истекать ядом.

— Спасибо. За. Заботу.

Ему полностью плевать, догадается ли Фригга, что он имеет в виду. Нет, так нет. Да, ну и ладно.

Он уже никогда не сможет забыть то, как его решили «оградить» от информации о том, что Лафея выпустили. Не сможет забыть, не сможет простить…

И это не зависит от догадливости Фригги. От слова совсем.

— Локи…

Она шепчет, но он не останавливается. Знает, что его «мать», — как же это глупо, у него никогда не будет другой матери, кроме той, что его родила, — начинает плакать, и он почти может представить, как ее глаза наполняются слезами.

Его прямая спина выражает всю его злость.

Всё его презрение.

И ступая на верхнюю ступеньку, Локи слышит грозный, рассерженный, но все равно не слишком яростный окрик.

Были времена, когда в голосе «брата» гремело намного больше ненависти/страсти/жесткости…

— Локи!

Тор, скорее всего, стоит внизу. Скорее всего, загораживает мать. Его глаза, скорее всего, горят требовательным огнем.

Мальчишка фыркает и лениво кидает:

— Иди к черту!

Не сбавляя шагу, он исчезает, уходя по коридору второго этажа.

+++

Желание полежать в постели так и остается только желанием. Быстро набрав чистой одежды, мальчишка забирается в ванную и зализывает раны. Осматривает тело, будто карту сокровищ, где каждый синяк — тот самый крест, в котором кроется очередная гематома.

О том, чтобы забраться в душ нет и речи. Времени слишком мало.

Все, что он делает — это переодевается. Окровавленные вещи кидает в стирку, вплоть до нижнего белья, а взамен надевает новые. Светлые штаны сменяют черные джинсы, а мягкий любимый свитер — темная футболка и худи с глубоким капюшоном.

Браслет на щиколотке становится определенной проблемой. Он покрывается испариной, пока натягивает узкую штанину. На часах должно быть около девяти, а значит у него на все про все час. Ему, конечно же, этого не хватит, но… На каждый запрет есть своя лазейка. Тем более у него.

В самом конце он умывается, стирает кровь с лица, шеи и рук. Костяшки пощипывает, пару ногтей сломано… Он лишь фыркает, выливая на раненую плоть антисептик, а затем стискивая зубы.

Жжется до белесых пятен перед глазами, но он терпит. Отстраненно и аккуратно перебинтовывает руки, подрезает искромсанные о Лафея ногти. Ухо трогать не решается, все-таки Дарси поработала на славу. Только расчесывается, перетягивает волосы вновь и крепче.

Перед тем как выйти, прислушивается несколько секунд. В коридоре стоит тишина — и Тор, и Фригга внизу. Он крадется до своей комнаты на цыпочках, а затем почти бесшумно закрывает за собой дверь.

Свет включать не решается. Как показала практика, глаза у отца распиханы везде и всюду вплоть до душевой кабины, наверное.

Мысль кажется дикой, но все же чуть веселит его неустойчивое, уставшее сознание. Локи задергивает тяжелые гардины, включает настольную лампу.

Чтобы достать то, что ему нужно, он лезет на самую высокую полку своего шкафа. За коробки из-под новых кед, за слишком теплые свитера…

Коробка все еще там, где он ее оставил. Небольшая, раньше хранившая в себе его новый телефон, она удобно и тяжеловато ложится в руки.

Усевшись на постель, Локи открывает ее. Внутри ничего серьезного, так, одна мелочёвка. Пара плоских клинков-лезвий, перочинный ножик, нож-бабочка, три-четыре звездочки и два круглых, довольно объемных и тяжелых магнита.

Он вытаскивает клинки, перочинный нож, магниты, а затем проверяет количество патронов в стволе. Осталось одиннадцать.

Решив не тащить с собой все железки, мальчишка прячет коробку назад, ставит пустые коробки, укладывает свитера… Словом, возвращает все вещи на их исходные, маскирующие позиции.

Вернувшись к кровати, он ищет в ворохе вываленной на нее одежды, которую никто так и не убрал, еще одну запасную пару обуви. Когда будет сбегать, времени, чтобы задержаться в коридоре, у него не найдется.

Пальцы отчего-то уже не дрожат. Голова занята планом и лишние мысли в нее больше не лезут.

Сейчас, ловко шнуруя кроссовки, Локи чувствует себя как никогда собранным и полноценным. Наконец, хоть какое-то развлечение, после стольких месяцев застоя. Наконец, возможность покончить с Лафеем или хотя бы с одной из его шестерок.

Убрав клинки к щиколоткам, под джинсы, спрятав перочинный ножик в передний карман, он берет в руки магниты. На обоих круглых «бляшках» есть табло и индикатор. Включив их, Локи аккуратно прокручивает черные гладкие камушки в разные стороны и отцепляет друг от друга. Быстро нажав пару кнопок, он прикрепляет один к браслету домашнего ареста и спустя ровно пять секунд активируется другой.

Мальчишка кладет его в ногах своей постели. Больше временных рамок не существует. Теперь сигнал от устройства слежения будет передаваться в участок через второй магнит, что останется в пределах его дома. Если еще точнее, в пределах его постели.

Ни у кого не возникнет подозрений.

Усмехнувшись, Локи подхватывает пустой рюкзак и засовывает пистолет за пояс, а телефон в задний карман.

Перед тем как выйти в коридор, вновь прислушивается. Там все еще тихо.

Закрыв дверь, повернув замок снаружи, Локи крадется по коридору и замирает у лестницы. Кроссовки на толстой, мягкой подошве непривычно пружинят, и от этого он еще сильнее чувствует себя будто бы из семейства кошачьих. Тем самым черным котом, что гуляет лишь сам по себе.

Внизу Фригга с Тором о чем-то разговаривают.

Скорее всего о нем, но это уже не столь важно. Ему все равно.

Время на часах девять двадцать. Он раздраженно сжимает кулаки, костяшки болят, ранки на них вновь трескаются.

С минуты на минуту домой может вернуться Один, — если еще вернется, конечно, — и тогда ему не сбежать. Все семейство засядет в кухне, за ужином. Мимо пробраться будет невозможно.

Он, конечно, мог бы выпрыгнуть из окна, но вряд ли руки смогут схватить за ветку так же ловко, как и сегодня утром. Даже если и схватятся, у него не будет сил, чтобы перелезть через забор, а калитку на ночь Фригга всегда закрывает на ключ.

Он уходит в свои мысли и не сразу слышит, что Фригга куда-то ушла. Вглубь первого этажа, похоже.

Мягко скользя по ступеням, Локи прислушивается к каждому шороху. Но этого недостаточно.

Уже на первой ступени он вдруг слышит, что женщина возвращается. Все, что остается — нырнуть за угол. На кухню.

Тор сидит за столом, рядом кружка с, судя по запаху, ромашковым чаем. Он резко вскидывается, ошарашенно поднимает на него глаза.

Локи только и успевает, что прошипеть:

— Хоть одно слово, и я тебе глотку этой же ночью перережу.

Он вжимается в стену, задерживает дыхание и неслышно сдвигается вглубь угла. Фригга останавливается так и не дойдя до границы коридора с кухней.

— Он… Он уже не спустится, да?.. — в ее голосе боль страдающей матери, и Локи не может удержаться, чтобы не закатить глаз. Тор медлит пару мгновений, прежде чем ответить.

— Это был тяжелый день для нас всех. Я думаю, он действительно пошел спать.

Женщина вздыхает, шепчет тихое «ладно», а затем уходит наверх.

Локи выжидает пока ее шаги не стихнут, пока не стукнет дверь в ее комнату. Уже делает шаг.

— Если не вернешься к часу, я позвоню Брюсу.