— Да — я жестокий ублюдок, да — Имя, да — все обсуждают и никак не успокоятся, я в курсе.

— Ага, — кивает он с открытым ртом, глядя на меня, как на придурка. — Для начала привет.

— Привет, — осторожно повторяет Саки.

Я хмуро киваю. Передо мной — полупустая чашка с чаем и нетронутый десерт.

— А ты, погляжу, не очень настроен общаться, да? — Хироши медленно вскрывает палочки и передаёт Саки, потом берётся за вторые. — Ну, не хочешь — не заставляю. Я просто дуэль хотел предложить, раз у тебя теперь… Сэймей, всё нормально? Ты какой-то уж очень убитый. Для человека, который вчера… Ммм… Или ты и об этом не хочешь говорить?

— Хироши, — вздыхаю я. — Ты извини, у меня просто в последнее время этих дуэлей… Ты только не делай вызов. Давай на следующей неделе договоримся, ладно?

— А, ну да. Конечно, как скажешь. А ты… — Хироши вдруг запинается и смотрит в сторону выхода. — Сэй, а… У вас что-то случилось?

Мне хочется переспросить, что значит «у вас», но поворачиваю голову к дверям — и вопрос отпадает. У выхода стоит Соби и смотрит на нас. Не могу сказать, что его взгляд злой или недовольный, да и не угрожающий, но явно какой-то нехороший.

— Что я сделала, Хироши? — вдруг спрашивает Саки, на которую я по привычке пока не обращал внимания.

И до меня доходит. Я сижу за одним столом с Бойцом.

Те, кто меня знает, в курсе, что к Бойцам приятелей я отношусь снисходительно и просто не замечаю их присутствия. Саки, Коя, раньше и Кинка — они всего лишь дополнение к моим товарищам. Вынужденное, но дополнение. И поскольку я в хороших отношениях с их Жертвами, на их соседство мне, в общем-то, плевать. Но Соби этих особенностей не знает. Ему я просто сказал, что не сижу вместе с Бойцами. Вот теперь и стоит, смотрит — преимущественно на Саки.

— Не бери в голову, — обращаюсь я к ней. — Он со странностями.

— «О, странен ми-и-и-ир…» — начинает фальшиво петь Хироши, беря Саки за руку и заглядывая ей в глаза.

Она смущённо смеётся. Не знаю, что между ними произошло, да и знать не хочу, но оба выглядят неприлично довольными.

Агацума хмурится, опускает голову и исчезает в дверном проёме. Наверняка будет думать, что я его таким образом просто отшил, а на самом деле соврал. Ну и пусть думает что хочет, пусть расстраивается, обижается… Обойдётся, чтобы я ему что-то объяснял или, тем более, оправдывался.

— Сэй, мы завтра в город, — Хироши наконец возвращает внимание ко мне. — Саки хочет посмотреть фестиваль кукол. Ну там, парад, косплей, выставка, какие-то группы играют… — он делает такое лицо, чтобы я понял, что его эти девчачьи глупости совершенно не интересуют. Ну-ну. — Поехали с нами.

— Нет, спасибо. Сегодня домой отправляюсь.

— Домой? Ты же ездил на прошлые выходные. Думаешь, тебя отпустят?

— Не сомневаюсь.

Я ухмыляюсь, решив, что, если Чияко не даст мне пропуск, пойду прямиком к Минами и вот уж там-то точно его получу.

— Ну как знаешь. А то смотри. Фестиваль, кафешки, город… Весело будет. Развеешься, а то выглядишь, как копчёный угорь на сковородке.

— Нет. Лучше домой.

Да, однозначно лучше домой, лучше к Рицке. Рицка… Ты бы только знал, как мне тебя не хватало именно в эту неделю.

Посидев с ними ещё несколько минут, встаю, отношу поднос к грязному и иду на следующий урок. Пудинг, который принёс мне Соби, выбрасываю в мусорное ведро нетронутым.

====== Глава 19 ======

На свете есть немало приятных ощущений. Например, ощущение своего превосходства, силы, победы. Есть приятная усталость, когда ты выходишь из Системы после очередного боя. Есть лёгкость и свежесть, когда ты, ещё полусонный, стоишь под тёплым утренним душем. Но самое приятное и упоительное из всех — это ощущение гладкой и нежной пушковой шерсти на тонком хвосте, который я снова и снова пропускаю сквозь пальцы. Сначала хвост лежит в ладони спокойно и безвольно падает, стоит мне отпустить. Но потом начинает недовольно подёргиваться. Шерсть на самом кончике распушается и встаёт дыбом. Хвост виляет, бьёт по покрывалу, а затем обвивается вокруг моего запястья, не давая высвободиться.

— Сэймей, прекрати! — тянет Рицка, удобнее устраивается на моём плече и наконец отпускает руку.

Целую его в Ушко. Ушки у него такие же гладкие и очень мягкие. Провожу губами по короткой шерсти и осторожно прихватываю самый кончик.

— Сэй-мей…

Рицка недовольно стрижёт Ушком воздух и прижимает его к голове. Снова переключаюсь на хвост, глажу его по всей длине, наматываю на палец и несильно тяну.

— Сэймей!

Рицка резко садится на постели, подбирает хвост под себя и воинственно смотрит на меня своими огромными фиолетовыми глазищами.

— Извини, — я смеюсь и закладываю руки за голову, показывая, что больше его шерстяные части тела трогать не собираюсь.

— Если хочешь с хвостом играть… у тебя свой есть, — это он произносит уже немного расстроенно.

— Есть. Но мой неинтересный, у тебя лучше.

Все кругом говорят, что мы с Рицкой поразительно похожи. И правда, когда смотрю на него, кажется, что разглядываю собственные фотографии пятилетней давности. У нас даже форма Ушек одинаковая. А вот хвосты почему-то разные, обычно у близких родственников так не бывает. Я видел детские снимки родителей: и у папы, и у мамы хвосты были короткие и пушистые, с длинными тонкими прядями шерсти. Такой же и у меня, только чуть длиннее, почти как собачий. А у Рицки почему-то короткошерстный и тонкий, совсем как у соседского кота, который время от времени пробирается к нам на лужайку, чтобы удобрить мамины цветы.

Рицка задумчиво рассматривает кончик своего хвоста, который беспокойно дёргается. Что меня всегда забавляло в детях — так это неумение контролировать свои мохнатые отростки. А Рицке с его темпераментом это тем более даётся с трудом. Хвост он почти не замечает, только если дёргать за него или удерживать — тогда начинает сердиться. А Ушки вообще его постоянно выдают: то виновато прижимаются к голове, даже когда он с самым невинным видом заявляет, что «это не он», то радостно встают торчком, когда он видит что-то, привлекающее его внимание.

Ещё у Рицки все штаны детские — с прорезью на пуговках сзади. Каждый раз он, одеваясь, с таким усердием заправляет хвост в эту дырку, как будто нитку в иглу вдевает. Ещё хмурится при этом так сосредоточенно. Умилительное зрелище. Я от такой одежды отказался ещё в одиннадцать, когда вернулся на второй год в школу Лун. Приучил свой хвост жить в штанине и не высовываться. А потом так привык не шевелить им, что теперь, даже если выпускаю его из брюк, он висит без движений, как приклеенный, и ничем меня не выдаёт.

— Сэймей, — Рицка всё никак не может отвести глаз от своего хвоста, — а когда он отпадает… это больно?

— Нет, — смеюсь я, — это как расшатанный зуб. Моментальное, но безболезненное омертвение клеток.

— А Ушки? — он сосредоточенно шевелит сначала левым, потом — правым.

— То же самое. А почему ты вдруг заинтересовался?

Рицка так тяжело вздыхает, как будто готовится открыть мне тайну мироздания.

— Вчера за Хироко пришла её старшая сестра. Она была уже без Ушек. Она сказала, что когда хвост отпадает — это больно. А ещё — что от Ушек остаются проплешины на всю жизнь, — Рицка машинально прижимает Ушки к голове и немного испуганно косится на меня.

— Ну, насчёт первого она явно говорила немного о другом, — усмехаюсь я. — А второе тоже не совсем правда. Проплешины остаются, но почти незаметные, ведь у тебя такие тонкие Ушки, — пока Рицка не опомнился, провожу рукой по мохнатой шёрстке и слегка сжимаю кончик. — А когда они отпадают, на этом месте начинают расти волосы, и через несколько месяцев уже ничего не видно.

Рицка так погружён в размышления, что даже не замечает, как я снова принимаюсь осторожно играть с его хвостом.

— А Ушки слышат?

— Нет, они не имеют отношения к органам слуха. Они же почти как волосы.

— А что мне делать, если я не хочу, чтобы Ушки исчезали?