Шумно выдыхаю. Соби оглядывается, беспокойно скользя по мне глазами.
— Не отвлекайся на меня. Это приказ! — слова подбиваю ещё и посылом по Связи, чтобы ему и в голову не пришло каждый раз проверять, всё ли со мной в порядке.
— Да, хозяин.
Тоже немного отдышавшись, Doubtless переглядываются. Неужели только сейчас поняли, с кем имеют дело?
Жертва хлопает Бойца по спине, чтобы обернулся, и что-то быстро показывает пальцами. Гадство! Язык жестов. Система коварна тем, что противники слышат каждое твоё слово, даже если ты переходишь на шёпот. Но эти мерзавцы выучились такому вот приёму, чтобы в нужный момент выкручиваться.
«Выслушав» Жертву, Боец кивает и поворачивается к нам, оскаливаясь.
— Агацума! — прицельная атака… Вот ведь дьявол! — Тебе защитой служит только гордость. К чему крепиться перед тем, для кого и так ты обнажён? Чьё лезвие оставит шрамы не на коже, но на сердце. Откройся. Покажи мне боль. Пади!
У заклинания нет рифмы, оно играет только на инверсии и не попадает в ритм, но зато — будь проклято! — в цель.
Боль. Тупая, тягучая, совершенно безнадёжная и нескончаемая, расползается по телу, как нарочно медленно и уверенно. Отвоёвывает у разума нервные окончания и падает к ногам, смыкаясь на щиколотках тяжёлыми ограничителями. Вот и всё, теперь мы оба скованы. Я заставляю себя открыть глаза. Соби, немного покачнувшись, поворачивает голову и опять… опять смотрит на Минами! Да почему?!
Знаю, что теперь всё зависит только от меня. Я обязан предпринять что-то немедленно, причём что-то весьма кардинальное. Сил нам хватит только на одну атаку, и она должна стать последней в этой битве.
С трудом двигаясь, делаю шаг к Соби. Обычно в таких случаях положено говорить что-нибудь ободряющее, светлое. Например, «ты победишь», «не слушай их», «они лгут», «это неправда», «я с тобой и вместе мы справимся!». Ну, что-то из этой серии. Но глядя, как отчаянно и почти жадно Соби держит взглядом Минами, я вдруг отчётливо понимаю, что это нам не поможет. Есть какая-то связь между тем, что говорит вражеский Боец, когда Соби пропускает атаки, и Ритсу. Такое чувство вообще, что мы сражаемся сейчас с ним — а вовсе не с Doubtless. Или, скорее, Соби сражается. С собой…
Агацуму не пугает боль, это он отлично продемонстрировал в битве и с Lightless, и с Ruthless. Не болевые атаки его берут, а что-то другое. И связано это с присутствием Минами, который аж встал со своего места и вцепился в спинку сиденья впереди. Но в его лице, помимо тревоги, улавливаю что-то ещё, подсказывающее, что он знает, в чём дело.
Наклоняюсь к Соби через плечо так близко, что его волосы задевают губы, и шепчу, чтобы не слышал никто вне Системы:
— Соби… Он уже не имеет права притрагиваться к чужим вещам, — продвигаясь вслепую, на свой риск добавляю: — Ты… не надейся.
Не хочу думать, что было бы, ошибись я. У Бойца случился бы эмоциональный взрыв, после чего нас в лучшем случае просто вышибло бы из Системы, лишёнными сил и с двойными, а то и тройными ограничителями везде, где только можно. Но я, чёрт возьми, угадал! Не то чтобы случайно попал в цель — нащупал.
Соби медленно опускает голову, глядя в землю. Но мы всё ещё скованы. И сейчас атака получится слишком слабой. Этого мало. Двигаюсь осторожно, на ощупь, как будто и вправду слепец. Взвешиваю и тщательно подбираю каждое слово, подбивая посылами по Связи.
— Соби, теперь я твой хозяин. Ты — моя собственность. Я — твоя опора. Я — тот, кто дарит тебе жизнь. Но я и тот… кто дарит тебе… боль.
Его спина напрягается. Оступился я — нет? Но назад уже не повернуть.
— Я — твоя боль, Соби. Ты связан со мной. Жизнью, сердцем, душой, смертью и болью. Твою пустоту заполнит только боль, дарованная мной. Я — отныне смысл твоего существования. Только я один. Растворись во мне, отдайся мне целиком. Откройся мне полностью. И не бойся боли, которую я тебе причиню. Потому что её принесёт моя рука.
Поначалу кажется, что Соби вообще никак не реагирует на мои слова, но тут я слышу отчаянный возглас вражеской Жертвы:
— Нет! Так не бывает!
Как не бывает?
Опускаю голову и… я готов подтвердить его слова. Потому что так действительно не бывает!
Пока я говорил, оковы с нас спали, все до единой. Да так, что я просто не заметил. Причём Соби тоже, потому что сейчас он стоит, удивлённо глядя на свои руки. Не может быть… Этого не может быть! И речь не только об оковах, а о том, что помогло от них избавиться. Но об этом я подумаю немного позднее — сейчас уже не время. Время ветерка. Вы пристегнулись, ребята?
Победоносно улыбаясь, отхожу от Соби. В сторону Ритсу даже смотреть не хочется. Не знаю, понял он или нет, что именно я сказал своему Бойцу. Мне правда всё равно. Да и самому Соби, кажется, тоже. Потому что улыбка появляется и на его губах, такая свободная и дерзкая, но в то же время спокойная. Как будто у него долгое время головоломка не складывалась, а теперь вдруг решение отыскалось.
— Соби, — усмехаюсь я. — Заканчивай с ними.
Сила, которая концентрируется на кончиках его пальцев, настолько мощна, что аж волосы электризуются.
— Кто возомнил, что боль — стихия, и дерзко счёл, что приручит, лишь кровью сможет смыть гордыню. Глаза раскрой её неистовству. Пусть гневом ослепит!
Не помню, чтобы противники кричали так. Это не вскрик от неожиданности или досады из-за поражения — это глас истинной боли, которая сейчас разрывает их глотки, в то время как обжигающая вспышка света накрывает две фигуры. Я их не вижу. У меня перед глазами сплошное белое пятно, как пустота, как абсолютное ничто. Только для меня это действительно ничто, а для Doubtless — массированный сгусток боли. Замечаю, как их тела барахтаются внутри, лишь когда заклинание немного теряет силу.
— Победа за нами, — Соби взмахивает рукой. — Завершение. Выход.
После Системы мир кажется слишком цветным, пёстрым, а ещё вдобавок и шумным. Я часто моргаю, заставляя глаза быстрее привыкнуть к нормальному освещению, и не сразу понимаю, что добрая половина школы аплодирует нам стоя…
Противники валяются на земле, двигая руками и ногами медленно, словно в воде. Над ними уже хлопочут медики и примчавшийся с трибун Такада.
Я не спеша обвожу глазами их всех. Всех этих ублюдков, которые шипели проклятья мне в спину, которые брызгали слюной мне в лицо, которые бросали мне вызов, не успевал я покинуть лазарет, которые называли меня посредственным и пророчили мне Бойца не лучше. Сейчас они сидят и утираются под общее ликование остальных.
Я сделал это. Сделал, чёрт побери!
— Сэймей?
Соби стоит напротив, устало улыбается, но выглядит очень слабым. На запястьях и обнажённой шее виднеются тёмные следы от оков. На горле даже заметны кровавые царапины. Наверное, и у меня такие же.
Кто-то уже вскочил с места и спешит к нам. Среди них — Хироши. Мне не нужны их поздравления. Ритсу уселся обратно, сложил руки на груди и просто смотрит на нас сверху вниз — безо всякого выражения. Из динамиков льётся голос Наны, возвещающий о результатах дуэли.
— Пошли отсюда.
Разворачиваюсь, пока волна восторженных однокашников не подобралась ближе, и твёрдо шагаю к выходу. Ворота полигона услужливо распахнуты, у выхода толпятся те, кто пришёл позже и не успел занять места. При нашем приближении они расступаются. Я не вглядываюсь в их лица, но слышу и восхищённые шепотки, и замечаю робкие улыбки. Кто-то, правда, смотрит с лёгкой опаской или напряжением, но всё-таки отходит назад на пару шагов.
Я иду по живому коридору из лиц и фигур, провожаемый десятками взглядов, которые жгут спину. Самые разнообразные мысли сейчас копошатся в их головах. Теперь кто-то думает, что я — жестокий ублюдок, для кого-то я в момент стал опасен, кто-то захлёбывается завистью и бессильной злостью, кого-то переполняет искренняя радость. Но все они — все до единого — поняли, что я — сильнейший. Я победил.
— Сэй! Сэймей, постой!
Даже голосу Мимуро трудно пробиться сквозь шум толпы, не то что ему самому. Но извини, приятель, свой триумф я праздную один.
