С каким-то благоговейным ужасом ощущаю, как колышется нить Связи, беспокойно натягивается и тут же ослабевает, натягивается вновь… Не представляю, о чём в эту минуту думает Соби, но мысли явно расходятся с его спокойным внешним видом.

Я же чувствую, Соби. Правда, пока не знаю, что именно, но чувствую. Я принимаю от тебя какие-то неясные зашифрованные сигналы. Где-то среди них есть и моя самая важная переменная, но это не тот момент, когда мне хочется её искать. Не представляю, чего боюсь, но, когда такое происходит, мне кажется, что я иду по знакомой с детства лестнице, и там, где раньше была скрипучая ступенька, вдруг оказывается пустота. Не уверен, что готов туда сейчас нырнуть. Пока проще вытащить ногу и идти дальше, не глядя вниз.

— Запомни раз и навсегда, Соби. Не лезь в дела, которые тебя не касаются. Особенно — если это мои дела и если твоё участие в них не требуется. Понятно? — он послушно кивает. — А теперь просто вали домой и подумай над значением слова «самоволие»! — уже развернувшись, насмешливо добавляю: — У тебя впереди будет целая бессонная ночь тягостных раздумий и мучений из-за чувства вины. Художник хренов…

Через два с половиной шага слышу ровное:

— Да, Сэймей. Спокойной ночи, — но ничего не говорю в ответ.

====== Глава 14 ======

У моего организма есть одно очень полезное свойство — как правило, я отрубаюсь, едва голова касается подушки. Что бы ни случилось и что бы ни предстояло наутро: битва, экзамен, поездка — ложусь и мгновенно засыпаю. Но этой ночью со мной явно что-то не так. Спать хочется до одури, однако, забравшись в постель и закрыв глаза, понимаю, что просто не могу уснуть. Принимаюсь ворочаться, устраиваясь поудобнее, откидываю одеяло, чтобы основательно замёрзнуть, а потом укутаться в него и согреться — это должно помогать. Но ни в какую. Прикидываю, не почитать ли полчаса, но сил нет даже на то, чтобы держать глаза открытыми и сидеть ровно. Я хочу, очень хочу спать, но уснуть не получается. Это, кажется, и называется настоящей бессонницей.

При всём при этом в голову лезут какие-то совершенно расплывчатые мысли, я даже не могу сообразить, о чём думаю. Просто знаю, что мозг работает, совершая привычные операции, и не даёт отключиться, но на поверхности сознания всё кристально чисто и прозрачно. Вдобавок на душе тяжело и тревожно, томительно. Ощущение такое, будто мне срочно, ну вот просто сию секунду, нужно попасть в какое-то определённое место — и это вопрос жизни и смерти! — но я заперт в комнате и выйти не могу. И наполняет такое отчаяние, что хоть на стену лезь. А тревога всё усиливается, плавно сменяется уже без малого паникой, и откуда-то из самой глубины поднимается омерзительное чувство, что я сделал что-то не так, допустил ошибку, но она непоправима. Я облажался целиком и полностью, я всё испортил и повернуть время вспять не могу. Правда, никак не соображу, что именно я сделал не так и что, в сущности, нужно исправить: сонный разум ответа не выдаёт, — но грызёт по-страшному. И спать… дико хочется спать… Это не сон и не бодрствование — это мучительное вязкое пограничное сознание, когда не можешь ни успокоиться, ни проснуться окончательно.

Уже под утро я перестаю бороться с собой и смиряюсь с тем, что весь день придётся провести на кофеине. Эта мысль, как ни странно, согревает, причём настолько, что даже выходит задремать. Тоже не сон — я осознаю, что лежу в своей постели, но хоть что-то. Полудрёма приятно обволакивает, расслабляет напряжённые мышцы, мне хорошо, спокойно, в комнате тихо, рассвет едва забрезжил, кровать тёплая и удобная, всё хорошо…

И вдруг в голове как будто колоколами гремит:

— Открой немедленно! Сейчас же!

Стук в дверь такой оглушительный, что сейчас порвутся барабанные перепонки. Вздрогнув, резко сажусь в кровати и смотрю на часы. Половина седьмого: кто-то выкрал мои законные полтора часа мирной дрёмы.

— Ты меня слышишь?! Открывай!

Спускаю ноги на пол, тру лицо. Голова немного кружится, во всём теле усталость, как будто накануне по полигону круги наматывал.

— Сэймей! Открой дверь!

А когда наконец доходит, кто именно ломится ко мне в комнату… меня как током пронзает. Вскочив, хватаю со стула джинсы, рубашку, одеваюсь на счёт три, подлетаю к двери и распахиваю…

— Ну наконец-то, — Ритсу тяжело упирается рукой в дверной косяк, оглядывая меня с головы до ног.

— Вы рехнулись?

Не очень-то вежливо, но именно этот вопрос первым приходит на ум. Потому что Минами выглядит не лучше, чем я сам. Волосы не уложены как обычно идеально ровной завесой, верхняя пуговица рубашки расстёгнута, вдобавок пиджак немного помят — наверняка «вчерашний». И вид у него в целом очень свирепый.

— Каков был приказ? Дословно! — он пытается справиться с голосом, но пока выходит только злобное рычание.

— Какой приказ? — а я всё ещё не могу окончательно проснуться. Я вообще не понимаю, чего он от меня хочет и что происходит!

— Твои слова. Повтори.

— Да какие слова?! Объясните!

За спиной Минами приоткрывается дверь, и из комнаты напротив высовывается испуганная заспанная девочка.

— Вон! — рявкает он, обернувшись, и дверь тут же захлопывается. — Повтори свой приказ, — снова обращается ко мне, уже, к счастью, на полтона ниже.

Я боялся спокойного Минами? Хотел, чтобы он на меня орал? Ну вот, пожалуйста, получите. Только зря я думал, что это лучше. Ритсу в бешенстве — зрелище пострашнее, чем спокойный Ритсу и смеющийся Ритсу вместе взятые.

— Сенсей, — я глубоко вздыхаю, чтобы тоже вернуть контроль над голосом, — от того, что вы повторяете, что мне нужно что-то повторить, я ничего не повторю. Потому что не понимаю, о чём вы.

— О наказании, — он наклоняется ко мне совсем близко. Очень близко. Я вижу его глаза сквозь стёкла очков. Это страшно.

Зато страх наконец худо-бедно включает мозг. Я начинаю понимать…

— Я не наказывал его.

— Правда? — Ритсу жутко оскаливается. Но теперь, по крайней мере, я могу увидеть со стороны, какой эффект производит моя «милая» улыбка. Пусть пока не настолько отработанная, как у него, но всё же. — Что бы ты ни сказал ему, он воспринял это как наказание. И принял его. Я хочу, чтобы ты объяснился и немедленно отменил всё.

Да какое ему, чёрт возьми, дело?! Соби — мой Боец, он же сам и говорил, что я могу делать с ним всё, что захочу. К тому же я его не наказывал. Собирался, да, но потом остыл. И глупо бы получилось. Не было никакого наказания. Так что не знаю, что там себе этот Агацума навоображал.

Но ведь Ритсу точно не отцепится, придётся с ним и вправду объясняться. Вот только я не собираюсь делать это, стоя босиком в коридоре перед распахнутой дверью. Только открываю рот, чтобы попросить Минами подождать, он меня опережает:

— Приводи себя в порядок и выходи на улицу. Жду у входа, — и пропадает в глубине коридора.

Закрываю дверь, прислоняюсь к ней спиной и несколько секунд смотрю в пол. Какая муха его укусила? И какая муха цапнула Соби? Не было никакого наказания, я же не сумасшедший. Что там этот кретин выдумал? Ещё и сенсею на меня настучал. Вот за такое точно убивать полагается. Но вчера я ничего не делал!

Продолжая спорить сам с собой и прикидывать, что я такого ему сказал, на автомате умываюсь, приглаживаю волосы и одеваюсь уже как следует. До новой встречи с Ритсу я сам должен понять, что происходит.

Варианта три: либо Минами лжёт, либо Соби лжёт, либо я, сам того не желая, сделал что-то, что послужило Агацуме наказанием. Первое отпадает — только что Ритсу не был похож на человека, которому стало скучно и он вдруг решил позабавиться, подняв меня с постели в такую рань. Более того, при всей своей внешней свирепости выглядит он почти напуганным. Ну, хорошо. Если не напуганным, то уж пребывающим в смятении — точно. Второе тоже сомнительно — если Агацума не показал сенсею Имя, то вряд ли бы стал на меня жаловаться и уж тем более наговаривать. Я знаю его слишком мало, но он не производит впечатление ябеды или лжеца. Значит, действительно сидит там где-то и… отбывает наказание. Так что остаётся третий вариант.