И сдавленный, но громкий голос:
— …Вы захотели!
Ясно. Ритсу там не один. И как я не подумал об этом? Значит, они уже там, ждут меня, а я, как обычно, должен эффектно возникнуть в распахнутых дверях. Ну-ну. Страсть Минами к театральности уже порядком утомила.
Смотрю на часы — без пяти. Нет, ещё рано. Уже разворачиваюсь, чтобы прогуляться до окна, но тут слышу голос Минами, очень отчётливо слышу — наверное, он к двери подошёл:
— Ты мой лучший ученик. Я старался подобрать тебе лучшего партнёра.
Да? Да что вы говорите?! А мне вы сказали, что я всего лишь один из какого-то там списка, и что вы вообще не торопились с поиском пары. Тут два варианта: либо Ритсу сейчас ему просто заливает, либо Ритсу действительно ко мне присматривался, но не подавал виду…
— Я знаю! Я… Я всё время… — чёрт, совсем не узнаю в этом болезненном бормотании ровный спокойный голос Соби. — Я всегда думал, что вы дадите мне своё Имя.
Что?! Вот так поворот событий! Это и есть тот «другой исход», о котором говорил Ритсу?
Всё, ни к какому окну я уже не отхожу. Напротив — прилипаю к двери, чтобы не упустить ни одного слова. Кажется, сейчас я узнаю что-то… что мне наверняка не понравится.
— Ты же знаешь, я не могу. У меня уже есть Боец, — в голосе Ритсу такая усталость: видимо, он объясняет это уже не первый раз.
— Но он же умер!
— Это неважно. И не имеет никакого отношения к делу. — Ну, действительно! Какая разница: живой Боец — мёртвый. Всё одно. — Мы приняли такое решение на основе того, что Аояги Сэймей способен иметь второго Бойца, поэтому…
— Сенсей! — Ох, ничего себе! Сколько экспрессии, сколько боли в одном коротком слове. Значит, оно умеет быть живым, а не только сражаться, как машина? — Не надо, я всё понял. Если он получит меня, то станет уникальной Жертвой. — О чём ты? Я и так уникален. — Я знаю, «чистый» Боец — эвфемизм слова «запасной». Два Бойца у одной Жертвы — это вообще большая редкость. Но мне неважно его Имя… Я просто буду верно служить ему… Мне всё равно, что за Имя мне дадут…
Во рту появляется привкус горечи. Я даже отступаю от двери и уже не слушаю продолжения разговора. Вот, значит, как… Это я бегаю по школе, выслеживая его и стараясь наполнить себя предвкушением, рассуждаю сам с собой про какое-то «единение» и эйфорию, а он… А ему на меня плевать. Он не знает, кто я, и не хочет знать. Ему всё равно. Я для него уже пустое место, просто кто-то. Просто некий «кто-то», кому он будет служить, потому что… так велел Минами. Видимо, сам Ритсу именно такую реакцию и предвидел, вот почему он ничего не говорил Соби до последнего и прятал меня.
Сейчас впору развернуться и уйти, чтобы потом высказать Минами всё, что я о нём думаю, и в качестве финального плевка в лицо отказаться от Бойца, который достаётся мне ценой позора. Но при здравом размышлении… А не поздновато ли? И не подслушал ли я часом разговор, для моих ушей не предназначенный? Да ещё и этот Соби… Неужели он так мечтает быть Бойцом этого жестокого урода, который спустя десять лет «опекунства» просто спихивает его в первые попавшиеся руки? У него что, ни капли самоуважения нет? Да вообще-то и плевать на его самоуважение! Мне нужен Боец, а он — лучший. Точка. И Минами я так просто не уступлю, не сбегу, не струшу, не стану показывать характер без толку. Я лучше ударю его побольнее, и у меня получится, если он ещё хоть немного дорожит своим «Соби-куном». А ведь дорожит — я всё видел под его маской, когда он о нём говорил. Я заберу Соби, вместе мы станем лучшей парой, и тогда он поймёт, как облажался. И это будет отличной местью за то, что он сейчас делает.
— Вы… Вы… Да вы просто боитесь дать мне своё Имя!
Выкрик приводит меня в чувство. Нет, ну всё, достаточно. Если разговор уже пошёл на повышенных тонах, нужно это прекращать. Действительно, ни к чему «волновать» «Соби-куна», правда?
Не давая себе времени передумать, два раза стучусь и распахиваю дверь без приглашения. Всё, я на сцене, спектакль начинается. Взять себя в руки—глубокий вдох—улыбка—здравствуйте!
— Извините, что так долго. Я — Аояги Сэймей. Добрый день.
Из-под ресниц не без удовольствия наблюдаю за перекошенной от злости рожей Ритсу. Но он быстро берёт себя в руки.
— Ты подслушивал? — выплёвывает он через плечо, потому что до сих пор стоит лицом к Соби.
Моя улыбка становится ещё шире, а если приподнять одну бровь, получится немного виноватая умильная гримаса.
— Да нет, просто вы очень громко разговаривали. Я так нервничал, стоя за дверью… Весь извёлся.
— И тебе не надоело всё время врать?
О, зачем же вы сразу так, сенсей? У самого-то у вас рыльце в пушку, да ещё в каком! Я же не обвиняю вас во лжи при Бойце, вот и вы его не пугайте.
Но… собственно говоря, именно это уже и происходит.
Ритсу наконец уходит с дороги, я делаю шаг вперёд и… впервые в жизни получаю его взгляд, прямой, глаза в глаза. И снова накатывает то самое… По спине пробегают мурашки, находит странное оцепенение, в груди как будто разворачивается огромный яркий цветок, щекоча изнутри нежными лепестками. И теперь я точно знаю, что мой цветок синего цвета, как его замершие на мне глаза.
Наконец-то! Наконец-то ты меня увидел! Ты почувствовал то же, что и я? Ты ощущаешь это, Соби? Ты хочешь?..
Но когда я как следует вглядываюсь в его лицо, мой цветок тоскливо сворачивается, превращаясь обратно в крохотный бутон. Ничего он не чувствует, ничего он не хочет. Стоит столбом и смотрит на меня со смесью неверия, ужаса и непонимания. Такое выражение лица я бы перевёл как «И это оно?!» Да, Агацума, представь себе, это я. И чёрта с два ты теперь от меня отвертишься!
Понимая, что сейчас нужно как можно скорее увести его отсюда, пока всё не вышло из-под контроля, протягиваю руку.
— Пойдём со мной, Соби! — он не шевелится и по-прежнему смотрит так, будто я говорю на другом языке. Ритсу молча складывает руки на груди, ожидая развязки. Я через силу поясняю: — Ты нужен мне.
Соби моргает. Один раз. Вот, собственно, и вся реакция. Чудесно.
Моя рука так и зависла в воздухе. Продолжая улыбаться, скольжу уже порядком мрачным взглядом по лицу Соби, спускаюсь ниже и почему-то останавливаюсь на его шее. Чертовски красивая, между прочим. Она придаёт ему какой-то элемент гордости и несгибаемости. Гордый, значит, да? Но передо мной тебе придётся склониться, хочешь ты этого или нет. И тут меня посещает замечательная идея, символическая, можно сказать.
Понимая, что действо нужно как-то двигать дальше, а Ритсу мне в этом помогать не собирается, делаю ещё два шага вперёд, и мои пальцы почти упираются Соби в горло.
— Напишем Имя здесь, — говорю я совсем тихо. — Иди ко мне, Соби.
Я случайно касаюсь его кожи, и тут происходит что-то невероятное. Соби вздрагивает, словно его укололи булавкой, и у меня самого по телу как будто проходит разряд тока. Кабинет, окно за его спиной и потолок расплываются перед глазами, точно я нахожусь под водой. В фокусе остаётся только лицо Соби, на котором появляется очень странное напряжённое выражение. Сердце колотится чаще, мне душно, синий цветок снова распускает лепестки, их десятки, сотни, их тьма, они заполняют меня, расползаются по рукам и ногам, застилают глаза, лезут в горло… Я опутан ими, связан намертво и не могу пошевелиться. Знаешь, что это, Соби? Это Сила. Это наша с тобой Сила. Только не говори, что ты и на этот раз ничего не чувствуешь.
А вот теперь он чувствует! Дышит быстро и часто, на лбу возникает мученическая складка, губы приоткрываются, и он сам — сам! — подаётся навстречу моей руке. Это совсем незаметно, Минами точно не видит, а мне видеть не нужно — я ощущаю. И сами собой пальцы осторожно смыкаются на его горле, нащупывая артерию, по которой с бешеной скоростью разгоняется кровь.
Мне трудно думать, трудно продолжать улыбаться и играть. Я плохо понимаю, что сейчас нужно делать, но точно знаю: я должен что-то говорить.
— Напишем Имя тут, ладно? — кажется, я повторяюсь. Но вовремя вспоминаю заветное ОДП. Мне нужно просто успокоить его и увести отсюда, пока я полностью не потерял над собой контроль. Добавляю как можно мягче: — Будет красиво, прямо как ожерелье.
