Звенит звонок, мы заходим, рассаживаемся. Ещё одна не слишком весёлая лекция, конспектировать которую надоедает минуте на третьей, поэтому я откладываю ручку и выглядываю в окно. Погода, как назло, отличная. Небо ясное, майское солнце припекает — аж через стекло чувствую. Прогуляться бы сейчас. К тому времени, как уроки закончатся, уже стемнеет.
А вообще, что-то странное со мной творится. В жизни такого не было. Мне нравится учиться, мне нравится Система, мне нравится владеть Силой, мне нравятся все системные постулаты, касающиеся Бойцов, то есть «права» Жертвы. В то же время «обязанности» я никогда не принимал всерьёз. Каждый учитель считает своим долгом время от времени напоминать, что Жертва и Боец — это пара, они едины, они делят душу напополам, они половинки одного целого. И что Связь не бывает односторонней. Не только Боец зависит от Жертвы, но и Жертва попадает в зависимость от Бойца — в этом вся суть. Я начисто это игнорировал. Мне неприятно думать о том, что я буду с кем-то «един», что кто-то совершенно чужой однажды посягнёт на целую половину меня. Я со скепсисом слушал рассказы новорождённых пар о том, что они почувствовали, когда увидели друг друга, что испытали, когда впервые соединили Имена… Когда подобное болтали Бойцы, я не удивлялся — они же подчиняются нам, значит, должны быть очень чувствительны к таким вещам. Но когда какая-нибудь Гинка принималась мечтательно рассказывать о какой-то там «эйфории», которая «охватила её и не давала пошевелиться», мне становилось смешно. Жертва должна контролировать себя. Всякие там «захваты» разума — это не для нас.
Подобные вещи — признаки слабости. Пока я отвергаю их, не принимаю свои «обязанности», слабостей у меня нет. Иными словами, беру от Системы только лучшее, а от остальной чуши стараюсь отгородиться как можно надёжнее. Я уже решил: когда у меня появится Боец, я не буду объединяться с ним сильнее, чем требуется. Не хочу испытывать к нему никаких чувств. И речь вовсе не о любви или дружбе. Взять, к примеру, тех же Careless. У них свободные отношения, они сами по себе, хоть и пара. Но то, что я видел накануне: страх, боль и заботу Роки о своей Жертве, — наглядно демонстрирует, как сильно они связаны. Уверен: если бы ранило Року, Айко бы тоже с ума сходила. А я не хочу быть таким, как они. Не хочу, чтобы в моей жизни был человек, к которому я, во-первых, был бы намертво привязан, а во-вторых, от которого бы зависел настолько, что он умудрился бы стать моим слабым местом. Я считаю, что всё очень просто. Если тебе дорог кто-то — у тебя априори есть слабость. Если тебе плевать на всех — ты защищён. Вот и всё.
Именно поэтому все манипуляции со Связью, которые могут затронуть моё сознание или чувства, меня пугают. И то, что сейчас творится со мной, пугает не меньше. Вопреки доводам разума, гласу которого вторит и Мимуро — действительно, ну какая разница, кто он такой, я первый раз в жизни его вижу! — я не могу противиться своим системным инстинктам, своей сущности Жертвы. Прямо-таки ощущаю, как всё это системное дерьмо сейчас бурлит у меня внутри, рвётся наружу, сносит крышу… Я чувствую то, что не должен чувствовать, думаю о том, о чём не должен. И самое дикое — я вполне могу ошибаться.
С чего я вообще взял, что это он? То есть мой Боец? У него может быть Имя, может быть Жертва. И как я буду выглядеть, если пущусь во все тяжкие, чтобы хоть что-то узнать о нём, а в результате выясню, что он уже занят? Во-вторых, с чего я взял, что он хороший Боец? То, что он старше, ни о чём не говорит. Вдруг слабак какой? И откуда мне знать, что он привлёк меня именно как Боец? Может, я его сегодня на уроке зауважал чисто по-человечески? Я люблю сильных людей, я уважаю силу. Ничего удивительного, что я обратил внимание на человека, который сегодня эту силу продемонстрировал, не испугавшись последствий. Вдруг мне всего лишь это причудилось? И вовсе я не схожу с ума, и голова у меня не в тумане. И в ступор не впадаю, нет никакой эйфории, и дыхание попрошу не трогать — всё с ним порядке. А почему покраснел? Да потому что жарко у них там в столовой. Почему не могу перестать думать о нём? Потому что он уже дважды на моих глазах отличился. А о чём мне ещё думать, когда с утра больше ничего новенького и интересного не случилось? Всё объясняется элементарно, с позиции разума. Никакая это не Связь колышется. Нет у меня никакой Связи, есть только жёсткий контроль рассудка, самодисциплина и равнодушное спокойствие. Ведь не может же быть так, чтобы Аояги Сэймей вмиг потерял голову, что-то там почувствовав к какому-то левому Бойцу? Со мной такого не было, нет и не будет. Никогда. Я не дам Системе и инстинктам Жертвы взять над собой верх. Ведь не дам же? Нет. Ну тогда всё, что творится со мной с утра — просто бред и ерунда, о которой и вспоминать-то не стоит. Не стоит, да.
Тогда почему я вспоминаю?! Почему я не могу выкинуть его из головы? Почему сижу тут, пялюсь в окно, а перед глазами — светлые волосы, тонкая оправа, пальцы, мочка уха?.. Я видел его только издали, но почему мне кажется, что я знаю каждый сантиметр его тела? Я слышал его голос впервые, почему же он мне так хорошо знаком? Почему мне чудится, что я всю жизнь знаю человека, о существовании которого не подозревал до сегодняшнего утра?!
Я могу сколько угодно сидеть и убеждать себя в том, что всё это мне привиделось. Так, мираж, видение, затяжная галлюцинация… По крайней мере, именно это, как заведённый, твердит мне рассудок. Но где-то очень глубоко внутри я уже знаю, что это не так. Будто нюх Жертвы подсказывает мне, что это — он. Кажется, я наконец-то его нашёл.
Сплю я всего полночи — и то, скорее, дремлю. Всё ворочаюсь с боку на бок, сбивая простыни и нагревая подушку. Идея, которая посетила меня ещё вечером, кажется нелепой и абсурдной. Слишком сложную схему я придумал, чтобы узнать имя этого Бойца. Но другой всё равно нет, и до утра родить что-то получше я уже не успеваю.
Зеро нет ни на завтраке, ни на занятиях. И наверное, я единственный, кто знает, почему. Нагисиным подопечным запрещено рассказывать о ходе проекта и подробностях опытов. Однако Ямато продолжает ими со мной делиться — ей больше не с кем поговорить, а на Кое, во-первых, свет клином не сошёлся, во-вторых, ей-то зачем жаловаться? Она сама в таком же положении. Среда для девчонок самый тяжёлый день в неделе. Но весьма удачный для компании Хироши, потому что именно по средам он — по большому блату, разумеется — пропускает все уроки, чтобы смотаться в город. Не знаю, какие дела он там улаживает, но попутно привозит то, что заказывают ему ученики, которые сами из школы выберутся нескоро.
Я специально прихожу на завтрак, чтобы успеть к «приёму заказов», подхожу к столику, где расположилась их компания, и прошу привезти мне пакет пончиков. Хироши странно смотрит на меня, Саки криво улыбается. Я никогда не был сластёной, мучное тем более не ем. На законный вопрос, зачем мне это, таинственно сообщаю, что так нужно и желательно — как можно скорее, прощаюсь и иду на занятия.
День пролетает очень быстро, а ближе к вечеру Хироши сам меня находит и, удивлённо пожав плечами, вручает целый пакет жирных, сладких, пропахших маслом пончиков, посыпанных сахарной пудрой. Я пытаюсь всучить ему деньги, но он только крутит пальцем у виска, желает мне не обляпаться и уходит.
Я иду на третий этаж своего крыла, останавливаюсь перед дверью «60S» и стучусь. Открывают мне спустя полминуты, причём Коя. Не то чтобы я не ждал её здесь увидеть — в последнее время они уже и ночуют вместе, в одной постели. Интересно, Нагиса в курсе?
— Чего тебе? — как обычно хмуро и невежливо.
— Пришёл навестить Ямато. Пустишь?
Она с подозрением косится на пакет, который я держу в руках, и, кажется, хочет выпроводить меня вон, но тут за её спиной раздаётся слабый голос:
— Коя, перестань. Впусти его.
Коя отходит в сторону, и я наконец-то вижу Ямато. Лежит в постели, укутанная в одеяло, как в кокон. Лицо почти зелёного цвета, на лбу испарина, тумбочка рядом уставлена стаканами воды и пузырьками с таблетками. Но она всё-таки приветливо улыбается. Мне нравится Ямато. Она всегда улыбается: и приятелям, и врагам, и когда плохо, и когда весело. Наверное, поэтому она кажется мне очень красивой.
