Так. Домашний номер я наизусть помню — давным-давно ставил его паролем к почте. Но понимаю, что затея пустая, когда отсчитываю уже десятый гудок в трубке. Кому дальше? На мобильный маме. Вспоминаю я его с трудом, один раз ошибаюсь номером и сразу нажимаю отбой, не подумав извиниться. Вторая попытка выходит удачной. Мама снимает трубку почти сразу.
— Слушаю, — голос у неё сдавленный. Понятное дело, старшего-то уже похоронила, наверное.
— Мама? Мама, это я… Не волн…
— Сэймей?.. Сэймей!!! — чёрт, что ж так орать-то, жив я, жив. — Где ты, Сэймей?! Куда ты провалился, будь ты проклят!
Ничего себе… Тёплое приветствие. Я даже как-то теряюсь с ответом. Мама между тем продолжает истошно вопить, смешивая крики со слезами:
— Я два дня тебе звонила, проклятый выродок! Ты!.. Ты…
— Мисаки, ну тише, тише, давай я с ним поговорю, — вклинивается голос папы.
— Отдай мне телефон!
Пока они тягают друг у друга трубку, я пытаюсь прийти в себя. Мама и раньше на меня кричала, но такими словами не бросалась. Неужели я настолько их напугал? Но обычно, когда пропавший ребёнок находится, стадия злости наступает после стадии облегчения, а не наоборот. Что-то не так.
— Сэймей, — а, это отец одержал наконец победу в бою за телефон.
— Папа, не беспокойся, я просто…
— Слушай меня внимательно.
От его напряжённого голоса мне тут же становится не по себе.
— Что случилось? Со мной всё в порядке.
— Я рад, но сейчас речь не о тебе. Рицка…
Комната моментально накреняется вбок, внутри что-то обрывается. Я пытаюсь обуздать дыхание.
— Что с Рицкой, папа?
— Он… Тебе лучше приехать в больницу. Мы в Кимори.
Несколько раз облизываю губы пересохшим языком, сам не замечая, как оказался на ногах. От этого головокружение только усиливается, я закрываю глаза.
— Па… папа, что с ним? Что с Рицкой?
— Мы пока сами толком не знаем. Вчера мы не смогли его разбудить. Он проспал почти двое суток, очнулся только сегодня ночью, но…
— Что! Папа, да говори же!
— Тебе нужно срочно приехать, где бы ты ни был. Мы видели его, но… Нас больше не пускают к нему.
— Почему? Что с ним случилось, ты можешь объяснить?!
— Врачи пока не поняли. Сэймей, хватит кричать и просто приезжай. Ясно?
— Д-да… Ясно. Еду.
— Хорошо.
В динамике уже раздаются гудки, а я так и стою посреди комнаты с зажатой в руке трубкой.
Но он ведь… Он ведь жив, правда? Он жив и цел. Значит, с ним всё будет в порядке. Будет же?..
— Сэймей? Что-то случилось с твоим братом?
Я поворачиваю голову на голос. Соби по-прежнему сидит на полу, прислонившись к ножке стола. Хорошо. Так, всё хорошо. Главное — успокоиться и привести мысли в порядок. Точно. Ты-то мне сейчас и нужен.
— Перемести меня к клинике Кимори. Немедленно.
— Сэймей, я… — Соби озадаченно хмурится. — Я не уверен, что смогу…
— Перемести меня к клинике! Сейчас же!
— Если моей Силы не хватит, по дороге может случиться всё что угодно. Мы можем погибнуть.
— Соби! — бросив его телефон на кровать, торопливо залезаю в ботинки и хватаю со стула куртку. — Перемести меня к клинике Кимори. Это приказ! И мне наплевать, где ты будешь искать Силу, чтобы его исполнить! Быстро!
«Быстро» — это, видимо, в понимании Агацумы, черепашья скорость, с которой он поднимается на подрагивающие ноги, держась за стол, и делает спотыкающийся шаг ко мне. Я сам хватаю его за руку, думая только о том, как поскорее очутиться в больнице.
— Давай же! — цежу сквозь зубы, потому что он всё ещё медлит.
— Выполняю… — слабо шепчет он, и стены комнаты летят на меня, превращаясь в кирпичную ограду клиники.
Тут же становится ужасно холодно — оказывается, на улице метель. Быть того не может! Я оглядываюсь на Соби, который переместился на улицу в чём был — то есть в майке, домашних брюках и босиком, — вырываю руку из его ладони, и он, тяжело привалившись к ограде, медленно сползает на снег.
— Возвращайся домой, — бросаю я, бегом направляясь к входным дверям.
Не знаю, слышал он меня или нет. И не знаю, хватит ли у него сил на обратное перемещение, но в эту минуту Соби не тот, за кого я должен волноваться.
— Аояги, — сообщаю я дежурной, ещё даже не дойдя до стойки. — Аояги Рицка.
— Когда поступил? — спрашивает она, неторопливо набирая фамилию на клавиатуре.
— Вчера.
— В какое отделение?
— Я не знаю! Где он?
— Пожалуйста, не нервничайте. Вы родственник?
— Я его брат.
Она, как нарочно, медленно крутит колёсико мыши и наконец кивает.
— Неврология, стационар. Пятый этаж, палата…
Я срываюсь с места, не дослушав, подбегаю к лифту и, досадливо глянув на старика с костылями, который еле вползает в кабинку, взлетаю вверх по лестнице. Очутившись на пятом этаже, озираюсь и вижу в конце коридора родителей, примостившихся на лавочке.
— Где Рицка?
— О, — папа окидывает меня изучающим взглядом, — добрался за десять минут. Ты что, на вертолёте летел?
— Нет, телепортировался! Где он?
Отец кивает на прозрачные двери, ведущие в отделение стационара, за которыми снуют медики.
— К нему нельзя, — говорит он, когда я уже шагаю к двери. — Сейчас им занимаются врачи. Сказали, пустят, как закончат.
— Юки… Что же это?..
Мама, которая всё это время сидела, уткнувшись лицом в ладони, наконец выпрямляется и, кажется, только тут замечает меня.
— Сэймей… Где ты был? — спрашивает она уже не со злостью, а смертельно уставшим хриплым голосом.
На экспресс-сочинение легенды я сейчас просто не способен, поэтому пожимаю плечами.
— Прости, мама. Были дела, связанные с Гоурой. Я потом расскажу.
Она только разочарованно качает головой, но больше не задаёт вопросов. Не до меня ей сейчас, а пока Рицка болеет, и не будет. А когда он поправится, она уже и не вспомнит, что я где-то пропадал две ночи.
— Как он? — обращаюсь я к отцу, как к наиболее вменяемому из двоих.
— Сказали, состояние стабильное, — отвечает он не слишком уверенно. — Физически он здоров.
— Тогда в чём дело? Почему он не просыпался? Можешь рассказать всё подробно?
— Могу, присядь, — когда я устраиваюсь рядом, он тяжело вздыхает. — Вчера Мисаки заметила, что Рицка не пошёл в школу — его курка висела в прихожей. А вот твоей там не было. Она решила, что ты вернулся накануне очень поздно, и пошла выяснять, почему ты ушёл в школу без него. Он спал, хотя был уже полдень…
— Я пыталась его разбудить… звала… тормошила… — всхлипывает мама, глядя перед собой совершенно дикими глазами. — Он не отзывался… он… как будто просто спал… он…
— Она вызвала скорую, — поморщившись, перебивает отец, — потом позвонила мне, начала искать тебя, ты не отвечал, потом телефон оказался выключен…
— Что говорят врачи?
— Сначала сказали, что он в коме, но причину определить не смогли и не знали, очнётся он или нет. Мы с Мисаки провели тут весь день и всю ночь. Он проснулся только под утро, но…
— Так с ним всё в порядке или что?
— Он… — отец поджимает губы и смотрит на маму.
— Он нас не узнал, — хлюпает она. — Он испугался, когда нас увидел.
— То есть… он вас не помнит?
— Сэймей, он вообще ничего не помнит, — тихо бормочет отец. — Даже собственного имени.
Меня прошибает ледяной пот. Я с усилием сглатываю.
— Как это — не помнит?
— Врачи думали, что это может быть кратковременная потеря памяти из-за травмы головы, но никакой травмы не было. Мисаки пробыла с ним позавчера весь вечер и, поскольку тебя не было, сама уложила его спать. Всё было нормально. Поэтому…
— Что?
— У него… полная амнезия.
Я закрываю глаза и стараюсь дышать глубоко. Это словосочетание каменной плитой придавливает сердце.
— Врачи надеются, что это временное явление, но поскольку травмы не было… Одним словом, пока они не выяснят причину, точно ничего не скажут.
— Если не травма, то… причин может быть много. А вчера… в смысле, позавчера что-нибудь происходило? Что-то странное, или… — неужели всё-таки Система? — Может, он вёл себя как-то странно?