Некий Рю, игриво пихнув его локтём в бок, поднимает листок.

— Ну что, идём или накостыляем мелкому?

Он вздрагивает, несколько раз моргает, сбрасывая оцепенение, и забирает листок. Я и сам чувствую, как внезапный ступор проходит.

— Нет, пошли, — теперь его голос на несколько тонов тише, не то что прежние вопли.

Он разворачивается, взбегает вверх по лестнице, но на площадке вдруг оглядывается и меряет меня цепким, но недоверчивым взглядом, который мне истолковать не удаётся. Его спутники, переговариваясь и посмеиваясь, поднимаются следом, и все они исчезают из поля зрения.

— Сэймей, ты чего? — Накахира всё ещё методично теребит мой рукав.

— Не трогай меня, — дёргаю рукой, сворачиваю в коридор вправо и иду прямиком к кабинету Минами. Накахира, к счастью, меня больше не преследует.

Приближаясь к ненавистной двери, мысленно делаю себе пометку: больше не вступать в шесть боёв подряд. А то потом… случаются всякие странности. Что это вообще было? Гипноз? Да вряд ли: я бы почувствовал и начал сопротивляться. А тут что-то совсем неясное и оттого немного пугающее. Скорее всего, последствия минувшей ночи.

Я бы, возможно, поразмыслил над этим эпизодом подольше, но тут коридор заканчивается, и приходится выбросить из головы посторонние мысли.

Ритсу сегодня на удивление тих и мрачен, как будто сгорела вся его бесценная коллекция чёртовых бабочек. Не успеваю я переступить порог, он, не говоря ни слова, протягивает ладонь, в которую я вкладываю наши табели, лишь интуитивно расшифровав его жест.

— Значит, завтра? — спрашивает он, бегло просмотрев обе страницы и шлёпая по печати на каждую. И, заметив моё удивление, поясняет: — Мне только что звонила Чияко-сенсей. Я оформил вам пропуска на выезд. О транспорте, полагаю, ты сможешь позаботиться и сам.

Минами прячет табели в ящик стола — они нам не пригодятся: мне — до декабря, Соби — до конца его дней — и протягивает вместо них два пластиковых пропуска.

— Спасибо, — кивнув, прячу их в карман, но прощаться не спешу. Это ещё однозначно не всё.

Ритсу неторопливо достаёт из пачки сигарету, раскуривает. Потом снимает очки, аккуратно сложив, вертит в пальцах и серьёзно смотрит на меня. Впервые — без преграды в виде двух тонких стёкол.

— Сэймей…

И наступает тишина.

В первые секунды я с напряжением ещё жду услышать от него хоть что-то. Но он продолжает молчать. И тут я понимаю: он молчит не потому, что ему нечего мне сказать, а потому что сказать нужно так много, что, если он всё же начнёт, не успеет закончить и к завтрашнему утру. У меня и самого заготовлено много последних слов — слишком много для одной встречи.

Мы безмолвствуем больше минуты, неотрывно глядя друг другу в глаза. Ни гипноза, ни воздействий, ни движений, кроме руки Ритсу, то и дело подносящей ко рту сигарету. Слишком красноречивая и громкая тишина — каждый и так знает, что хотел бы сказать другому, какой смысл сотрясать воздух?

Наконец я первым отвожу взгляд, Ритсу вздыхает и надевает очки.

— Я не желаю тебе удачи. Она тебе без надобности.

— Благодарю, сенсей, — улыбаюсь я, открывая дверь. — Всего доброго.

И лишь когда закрываю её с другой стороны и отхожу подальше от кабинета, в полной мере начинаю ощущать то, чего жаждал столько времени. Свободу.

====== Глава 30 ======

Подойдя к своему корпусу, толкаю стеклянную дверь, но почему-то получаю ей же по лбу. Оказывается, это Мимуро ломится на улицу, как и я, погрузившись в свои мысли и мало что замечая кругом. Тут же выясняется, что шёл он ко мне, но, не достучавшись, решил отправиться на поиски в административный корпус.

Цель его визита угадывается без труда — с девчонкой возникли проблемы, да не шуточные, а к Томо он, ясное дело, идти не торопится. Пока мы с ним не виделись, атмосфера в паре Fearless всё накалялась, и сегодня с утра наконец-то достигла апогея. Малышка Мэй вышла из-под контроля окончательно. Кричит, ругается, топает ногами, справедливо обвиняя Мимуро в том, что он не хочет с ней соединяться как положено. А в ответ на его попытки поговорить и хоть как-то объясниться просто хлопает дверью у него перед носом и запирается на замок — поселили-то её рядом с ним, как обычно поступают с парами, чьи Имена уже проявились. Проблема у него чем-то схожая с Хирошиной, вот он и соблаговолил наконец-то просить помощи у меня. А о том, как фактически послал меня в столовой, Мимуро предпочитает деликатно забыть.

А у меня и своих дел хватает, к тому же времени на его ерунду нет совсем. Поэтому я только скупо советую ему сделать упор на вторую ступень ОДП, сообщаю, что уезжаю завтра с утра, и прощаюсь.

Попав наконец к себе комнату, раздумываю немного, а потом вызываю Соби прямо сюда. Он возникает в коридоре спустя всего несколько секунд, одетый в домашнюю футболку и с влажными волосами — похоже, я вытащил его из душа. Поставив в известность, что пропуска у меня на руках, велю вызвать такси на завтра — только не на раннее утро, а на такое вменяемое время, когда уже не тянет зевать от недосыпа. Сколько это будет стоить, я представляю, но раз в жизни можно позволить себе шикануть и докатиться на машине до самых дверей дома, вместо того, чтобы полдня трястись на одном автобусе, затем — пересаживаться в другой и ещё топать потом пешком от остановки. К тому же первый автобус из Гоуры уходит именно тем самым ранним утром, когда приходится делать усилия, чтобы держать глаза открытыми. А на поездах я ездить не люблю.

Отправив Агацуму волноваться о транспорте и собираться, приступаю к сборам сам. Надеюсь, он успеет упаковать всё своё барахло за ночь? Там ведь одних картин с два десятка, не говоря уже о мольберте, красках и прочей рисовальной чепухе. А у меня самого вещей немного. Когда вынимаю из шкафов и ящиков и складываю на постель всё, что нужно брать, понимаю: оно запросто влезет в уже опробованную в прошлый раз спортивную сумку. С ней приехал сюда четыре года назад, с ней и уеду.

Из одежды забираю только пару джинсов и джемперов. Старые футболки, рубашки, из которых я уже вырос, выходной костюм — всё это тащить с собой нет смысла. Рицка, конечно, донашивает некоторые мои вещи, но эти находятся однозначно уже не в том состоянии, чтобы обзаводиться новым владельцем. После моего отъезда их просто выбросят, когда будут прибирать и готовить комнату для следующего ученика.

С книгами тоже поступаю очень просто. Те, что пригодятся для подготовки к ближайшим экзаменам, складываю в сумку, а остальные выстраиваю на столе ровными стопками. Их вернут в библиотеку уже без моего участия. А если какие-то понадобятся, я всегда смогу приехать и взять. Уже неактуальные конспекты, домашние работы, черновики, огрызки карандашей и стёртые ластики немедленно отправляются в урну. А нужные мне записи, тетради и письменные принадлежности теперь занимают почти две трети сумки.

Проверяя, не забыл ли что-нибудь из одежды, роюсь на полках шкафа и нахожу ту самую иссиня-чёрную шёлковую ленту. Мну её в руках и, хмыкнув, зачем-то отправляю в сумку. Теперь под вопросом остаётся только уже изрядно разворованная аптечка и припасы сухого пайка. Но бинты-пластыри я отсюда точно брать не стану — пусть выбрасывают. А вот несколько нетронутых пачек печенья, крекеров и чай с кофе даже немного жаль. Шоколадное печенье, например, мне от Рицки досталось в последний приезд. От сердца отрывал, но оторвал, чтобы я тут с голоду не загнулся. Я не стал ему говорить, что всё то же самое может достать мне Хироши. Рицка был рад сделать для меня что-то приятное.

Решение, как поступить с провиантом, приходит само собой. Взяв все целые упаковки печенья, иду на третий этаж и стучусь в «60S». Открывает мне заспанная и немного вялая Ямато в домашнем халатике — я её разбудил, наверное. Что-то ещё в ней кажется странным, но пока не соображу, что именно.

— Это тебе, — говорю я без предисловий, протягивая ей гостинцы.

— Спасибо, — Ямато смеётся, принимая печенье и укладывая на тумбочку. — Зайдёшь?